Официант, отбиваясь от мух салфеткой, принес на тарелке два стакана водки. Аркаша, младший, открыл свой чемодан, достал краюху черствого хлеба и кусок заплесневелой колбасы и так, в бумаге, положил на стол.

Два друга кивнули всей компании, сидевшей за столом, чокнулись и большими глотками, точно воду, опорожнили стаканы… Гюнтер поставил перед ними бутылку вина, пододвинул тарелку с закуской, пачку сигар.

Парни ели, пили, курили, задыхаясь дымом сигары, благодарили.

- На здоровье, - говорил Гюнтер. - Город у нас солнечный, вина много. Пейте, ребята.

- Пьем!

- Сами откуда? С Кубани, с Дона?

- Из Черного Яра, с Волги, - сказал Остап и, отвернувшись от Быкодорова и девушки, подвинул под ноги свой зеленый чемодан…

Низко склонившись над столом, Богомолов дописывал страницу. Вот он услышал скрип двери, шуршание ладони по обоям (в поисках выключателя; значит, уже темно) и поднял голову.

- Ты, Лида?

- Это я, барин, - робко отозвалась Матрена Савельевна. - Там пришли к вам, просят принять их. Назваться не назвались, сказали - сами скажут.

- Дорогая нянюшка, - Богомолов устало откинулся на спинку кресла, - я уже говорил вам - никого не принимать. - Он опустил руку в стоящее рядом с креслом ведро, достал со льда бутылку, налил пива, выпил и, погладив шершавую бумагу, выровняв линейку на ней, продолжал выводить каракули.

Старуха постояла на пороге и, не решившись сказать, что посетитель-то уж очень настойчивый, потушила свет и вышла.

- Опять начинается паломничество! - усмехнулся Богомолов. - Им только разреши, они и работать не дадут. Вот и вчера…

Вчера вечером к нему неожиданно из Азнефти пришел инженер, присланный в будущие первые помощники. Богомолов у него спросил: «Разве о бухте уже есть решение?» - на что инженер ответил: «Ну, знаете, раз Киров уверен в этом деле, то можно считать, что решение есть… Еще пытаются спорить, но все уже идет к концу, и все знают, что работы надо начинать. Да они и начаты! Тысяча людей уже работает!»

Богомолов на всякий случай проэкзаменовал старого инженера и отослал его обратно, попросив передать в Азнефть, что ему, Богомолову, кроме Петровича, пока никакие помощники не нужны.

Инженер ушел обиженный, хлопнув дверью. А Богомолов уже не мог больше сосредоточиться и работать.

За работу над проектом он садился сразу же, как только приходил с бухты, и за вечер исписывал чуть ли не стопу бумаги, которая потом, переписанная мелким почерком Лиды, укладывалась в четыре-пять страниц. Работа подвигалась медленно, и он нервничал.

По сравнению со старым, в новом проекте Богомолов намечал большие и коренные изменения, ускоряющие засыпку всей бухты. Царское правительство, издав закон о сдаче бухты в аренду, в то же время строжайше запрещало всем арендаторам начинать разведку и эксплуатацию участков до засыпки всей площади. Этим законом правительство оберегало интересы каждого владельца акций. Теперь же надо было (он знал, что надо большевикам!) немедленно подготовить засыпанную часть бухты под эксплуатацию, а на остальном водном пространстве произвести разведку морского дна и начать засыпку. И эти две большие задачи должны были лечь в основу проекта и сметы.

Матрена Савельевна снова вошла в кабинет, зажгла свет, стала на пороге.

- Что, нянюшка?.. - спросил Богомолов.

- Они говорят, по срочному делу видеть вас хотят, барин. Очень просят. Еще сказали, что не мое собачье дело знать, зачем к вам ходят. Страсть как ругаются.

Богомолов удивленно пожал плечами:

- Да разве он еще не ушел? - и, подумав: «Похвальное упорство: не писака ли какой-нибудь вроде того, из «Огонька», который сравнивал меня с арабом Массуди? Новая история!», сказал раздраженно: - Зовите, нянюшка!

- Они уже здесь, барин… - изумилась Матрена Савельевна.

- Здравствуйте, господин Богомолов! - Голос незнакомца несколько дрожал от волнения. - Вы, кажется, работали? Я вам помешал?

- Ничего, ничего! - Богомолов скрестил руки на исписанных листах. - С кем имею честь разговаривать? Садитесь.

- Как вам сказать… - замялся незнакомец.

Матрена Савельевна вышла, прикрыла дверь, но не уходила из коридора: гость-то уж очень был ей не по душе.

- Как вам сказать… Назовусь хотя бы… ну… Иван Иванычем или Неизвестным. Так лучше. Вы никогда не узнаете, кто я, да это, пожалуй, никакого отношения к делу не имеет.

- Какие странности! - добродушно усмехнулся Павел Николаевич, взял со стола четки и начал их перебирать в руке. Но тут же зажал четки в кулак и стал напряженно сосредоточенным.

- Надеюсь, нас никто не слышит? - учтиво спросил Неизвестный.

- У меня в доме не подслушивают. Не принято. У вас что - государственная тайна?

- Да нет же!

- Вы ко мне, собственно, по какому делу?

Неизвестный сел к столу.

- Я буду краток. Возможно, даже очень краток. Вы меня поймете с полуслова… Из авторитетных источников нам стало известно, что вы взялись руководить засыпкой бухты. Или, вернее, уже руководите. Кстати, вы работаете над новым проектом? До сих пор вы не признавали никаких партий, всех называли «политиками». Как же теперь судить о ваших отношениях с большевиками?

- Это интервью? Вы журналист? Разве о бухте уже есть решение Москвы? - поставив локти на стол, спросил Богомолов. - Вчера приходил инженер, прислали его в помощники… - Он осекся и замолчал.

Неизвестный тяжело дышал.

- Мы не желаем, чтобы вы тревожили бухту! - вдруг крикнул он слепому инженеру. - Не же-ла-ем!

- Ах, вот оно что! - Богомолов мгновенно все понял.

Неизвестный зашелестел бумагой. Он трогал разбросанные на столе исписанные страницы, и тут Богомолов впервые за эти два года особенно остро ощутил весь ужас своего положения. Он не слышал слов этого Ивана Иваныча, хотя тот что-то возбужденно говорил и, как казалось по интонации, доказывал, грозил и уговаривал.

- Кто вы такой? Чье поручение вы исполняете?

- Все это вместе взятое и именуется политикой, от которой вы бежите, как от черта!

Богомолов попробовал было представить себе выражение лица неизвестного ему человека. Как жаль, что дома не было Лиды. Он разыскал бы его потом хоть на краю света…

- Ничего не понимаю. Абсолютно не разбираюсь в политических интригах. И никакие намеки на что-то и где-то до меня не доходят.

- Наш орден, состоящий из людей почтенных, не позволит вам работать в бухте. Мы никогда не примиримся с тем, чтобы этот ценнейший нефтяной участок разрабатывали варвары.

«Опять они преследуют меня. Опять заговоры и всякая пинкертоновщина…» Богомолов нетерпеливо встал, открыл окно. Ветер с моря ворвался в комнату. Кругом все зашелестело. Он подошел к стенным часам, открыл дверцу, потрогал стрелки, по их расположению определил время. Лида должна была скоро вернуться из студии. И, немного успокоившись, снова сел в кресло. Ему все хотелось как-нибудь задержать гостя…

Но гость, угадав его намерение, встал.

- Я почти кончил, господин Богомолов. Зная ваш характер, догадываюсь, что вас все это не устраивает. Я, по-моему, прав? Несомненно. Предлагаем вам более выгодную сделку. За это мы вам будем платить сто миллиардов в месяц. Вы должны будете работать по старому проекту. По немецкому проекту! Вы хорошо знали Людвига Гюнтера, автора проекта. Он жив, здоров, беспокоится за судьбу бухты. О бухте беспокоятся Нобель и Манташев. «Пылающее сердце» с этого дня становится опекуном бухты. Учтите это. Мы богаты. Можем платить марками, фунтами, долларами. Нити от нас идут во все концы, во все столицы мира. Слушайте меня внимательно. Мы от вас требуем одного: работайте по старому проекту. По этому проекту бухта может быть засыпана в пятнадцать - двадцать лет. А за это время… Вы меня понимаете? За это время произойдут десять переворотов, и бухта попадет в наши руки. Еще два слова. Вы, конечно, нуждаетесь, наша касса совершенно упустила вас из виду… Вот тут небольшая сумма. Это вам хотя бы за выслугу лет на бухте… Мы всем старым инженерам платим. На всех промыслах и нефтеперегонных заводах. Деньги не мои, берите их смело. - Он положил перед Богомоловым десять пачек. - Здесь сто миллиардов. Это на месяц.