11-я армия после этого пошла в наступление в трех направлениях. Из района Черного Яра, частью на Сарепту, частью на железную дорогу Царицын - Тихорецкая, двинулись кавалерийские дивизии. В калмыцкую степь, по которой ровно год назад 11-я армия отступала с Северного Кавказа, пошел в наступление Экспедиционный корпус. На левый берег Волги, напротив Царицына, к хутору Букатино подошли остальные пехотные и артиллерийские части, и отсюда начался штурм города.

3 января 1920 года Врангель был выбит из Царицына.

8 января Первой Конной армией был взят Ростов.

Деникинцы стремительно откатывались под ударами красных частей.

Армии Кавказского фронта и Первая Конная с боями продвигалась на юг. На борьбу с Деникиным поднимались все народы Кавказа. Рабочие и крестьяне брали в руки оружие и шли бить белых. Навстречу армии выходили из лесов партизаны, из городов и станиц - подпольные партийные комитеты и партизанские группы, из камышей - камышане, с гор спускались революционные отряды горцев. Подходило к концу величайшее сражение, уже выигранное молодой Красной Армией.

Астрахань в эти дни стала уже далеким тыловым городом. Вслед за Экспедиционным корпусом в калмыцкую степь уходили последние госпитали, тыловые части, увозились последние армейские склады. Уходила вслед за ледоколом в море Астрахано-Каспийская флотилия.

Завершив отправку всей армии, Киров в первых числах марта сам собрался в дорогу. Постановлением ЦК партии Серго Орджоникидзе и он были назначены руководителями Бюро по восстановлению Советской власти на Северном Кавказе. Надо было быстро попасть в Святой Крест, в штаб Экспедиционного корпуса, а оттуда в Ставрополь, к Серго Орджоникидзе. Ехать через калмыцкую степь на машине было невозможно. Наступила ранняя весенняя распутица, дороги в степи были размыты, весь транспорт стоял без движения за Лаганью. Киров решил лететь на самолете: это был старый чиненый и перечиненный «фарсаль».

Ранним мартовским утром он вылетел из Астрахани.

Впереди простиралась пустынная песчаная степь. Изредка среди барханов в дымке испарений поблескивали небольшие солончаковые озера с ярко-желтой водой.

В полдень внизу промелькнула Михайловка, потом Яндыки и Оленичево.

Перед Лаганью на дороге показались обозы, пехотные колонны и конница.

- Вы могли бы сделать круг над войсками? - спросил Киров летчика.

Летчик кивнул головой и пошел на снижение. Потом с выключенным мотором он стал кружить над, конницей. Внизу бросали шапки вверх, махали руками, салютовали шашками.

- Слышите? - спросил Киров, наклонившись к летчику.

- Слышу.

- Слышите?.. Кричат: «Даешь Кавказ!» - Киров вдруг сорвал кубанку с головы, стал махать ею, тоже кричать: - Даешь Кавказ! - И снова наклонился к летчику: - Кричите и вы, может, нас услышат!

Внизу все еще бросали шапки вверх, салютовали шашками, когда самолет завершил круг и лег курсом на Кавказ.

Окруженный большой группой нефтяников, чуть ли не всеми присутствовавшими на собрании, Киров наискосок через промысел шел к дороге, где его ждала легковая машина. Ночь была темная - не разглядишь человека, стоящего рядом. По промыслу гулко разносились голоса. Все то, о чем забыли сказать на собрании, вспомнили сейчас, провожая Кирова. Жаловались на нехватку ремней, штанг, канатов. Дружно ругали хозяйственников за перебои в снабжении. Спорили о том, есть ли в Баку нефть. Многие из буровых мастеров как на собрании, так и тут доказывали, что нефти в Баку больше нет, чем и оправдывали плохую работу промысла. Они ссылались на участковых инженеров как специалистов по добыче нефти, на их опыт и авторитет. Ссылались и на мнения известных геологов, которые в последнее время часто наезжали в Баку и хотя в другой форме, но тоже говорили, что в районе Баку нефти больше нет.

Потом завязался спор о концессиях… «Надо ли отдавать промыслы в концессию? Если да, то не попадем ли мы в кабалу к капиталистам? Какие плюсы и минусы имеют концессии? Может быть, промыслы отдать подрядчикам? А может быть, отказаться от заграничной помощи? Но тогда где найти рабочих, достать материалы, инструменты? Как тогда вообще быть…»

Киров шел не торопясь. Любил он эти проводы. Молча прислушивался к спорам. По одной лишь интонации угадывал - говорит это друг или враг. Приводил доказательства, подтверждающие нефтяные богатства Баку. Отвечал и сам задавал вопросы. С присущей ему чуткостью и вниманием улавливал кем-нибудь брошенное справедливое замечание или предложение, которое могло хотя бы немного улучшить работу промысла. И тогда все останавливались, председатель промыслового комитета Алекпер-заде светил Кирову карманным фонариком, брал у него портфель из рук, и Киров делал короткие заметки в своей записной книжке.

Вскоре дошли до ярко освещенных ворот промысла. Там стоял белый от пыли, видавший виды фордик.

Киров попрощался со всеми, сел рядом с шофером, сказал:

- Ну, товарищи, кому в город, садись, подвезу.

- Спасибо, товарищ Киров, живем близко, рукой подать, - благодарили со всех сторон.

- А то поедемте! Троих в театр могу подбросить.

- Так и троих! - Управляющий промыслом рассмеялся. - Смотрите, Сергей Миронович, как бы ваш фордик по пути не рассыпался. - Он обошел вокруг автомобиля. - Давно бы пора завести новую машину!

- Да, фордик малость того… - покачал головой Алекпер-заде. - Вот хорошая машина у главного геолога, у Балабека Ахундова. Так и горит на солнце.

- Мы любую машину загубим, - вмешался в разговор шофер, молоденький бойкий парнишка, знаменитый своей головокружительной ездой. - Нам иногда по таким дорогам приходится ездить, по таким глухим селам и аулам, что сам черт ногу сломит.

- Тигран прав, товарищи. Неказистая у нас машина, но на ней можно всюду проехать, одно это делает ее бесценной.

Алекпер-заде сел на заднее сиденье, шофер нажал на рожок, мягко взял с места. Рабочие расступились, пошли рядом.

- Не забудь, Мироныч, насчет канатов и ремней. Ты уж скажи Серебровскому.

- И книг совсем не привозят. Вечерами так и болтаемся по промыслу.

- Канаты, ремни, книги - будут. Еще что? Давайте!

- А еще… заезжайте, Сергей Миронович, не забывайте нас, - сказал управляющий промыслом.

- Захочешь вас забыть, да не забудешь. Плохо пока работаете. Так, пожалуй, каждую неделю заставите к вам ездить.

Шофер знал: если машина так тихо пойдет до самого города, то и рабочие незаметно для себя будут идти рядом, беседе не увидишь конца. Выждав удобное мгновение, он переключил скорость, рванул фордик, и толпа провожатых неожиданно осталась позади.

Фары выхватили из мрака нефтяную лужу, брошенные посреди поля трубы, части бурового оборудования, и начались бугры, рытвины, бесконечные повороты, пока не выехали на границу с «новой площадью». Здесь дорога была ровнее. На горке гудела кочегарка, виднелись силуэты масленщиков, и отсвет от топок падал вниз, освещая низенькие стародавние буровые вышки. Промыслы тянулись один за другим - «Зубалов и компания», «Товарищество братьев Нобель», «Каспийско-Черноморское общество», «Общество Маилов и Таиров», «Русское нефтяное общество», «Манташев и компания»… Но ни в одном из них, кроме Зубаловского, не проводилось бурение, не добывалась нефть. Все вокруг было мертво. Оборудование расхищено и разрушено за год хозяйничания мусавата и интервентов, нефтяные скважины затоплены хозяевами перед самым вступлением советских войск в Баку.

Ехали молча.

Каждая поездка по этому промысловому кладбищу оставляла у Кирова гнетущее впечатление: не мог он смириться с таким злодеянием против молодой Советской республики.