- Среди вас, товарищи, на нашем первом бухтинском субботнике, я вижу представителей десятка национальностей, представителей самых различных отраслей труда, - начал он свою речь. - Здесь, в многонациональном Баку, на этом огромном пересечении дорог, ведущих во все углы земного шара, мы на практике сумели осуществить одну из величайших заповедей нашей большевистской программы - международное, межнациональное братство. Теперь мы здесь заложим фундамент того прекрасного социалистического общества, ради которого стоило пролить столько крови, пройти сквозь такие страдания. То, чего в течение двадцати лет не в силах были сделать господа капиталисты, сделаем мы, бакинские пролетарии, и в самый короткий срок. Мы отвоюем у моря бухту, создадим на ней один из лучших нефтепромыслов и дадим стране нефть! Каждый пуд нашей нефти, товарищи, строго говоря, пахнет не только нефтью. Он пахнет еще большевизмом, прочностью и крепостью пролетарской диктатуры!..

Рядом с Кировым, намотав на головы рубахи, в одних трусах, разгоряченные трудом и солнцем, работали студенты, швейники, металлисты. Они рыли канаву, перекидывались шутками, и каждый старался работать лучше и больше соседа. И канава, которую рыли для спуска в море воды из заболоченных мест бухты, с каждым часом все больше и больше приближалась к берегу.

Мимо землекопов, высматривая кого-то, прошел высокий, худой, как жердь, мужик. Вот он остановился, спросил:

- Кто здесь будет товарищ Киров?

- Что, поговорить хочешь? - спросил студент, веснушчатый молодой парень с насмешливыми глазами. - Иди вон туда, тот крайний с лопатой и будет Киров.

- Доброго здоровья, товарищ Киров, - сказал мужик, подойдя к Сергею Мироновичу.

- Здравствуй! - Киров выпрямился, смахнул пот со лба, оперся на лопату. - Вон лежит свободная лопата. Возьми, становись рядом. За рытьем канавы и потолкуем.

Мужик сбросил с себя ватную куртку, взял лопату, стал рядом с Кировым.

- Посоветоваться хочу… Я плотник. Приехал из Саратова и вот целый месяц болтаюсь без дела.

- Вот и запишись в бригаду плотников. Здесь будут строить буровые вышки, ты и поможешь.

- А может, на Северный Кавказ податься, товарищ Киров? Там, говорят, сытнее. Дорога вот только трудноватая, на крышах вагонов ездят. Посоветоваться хочу.

- Сытное, теплое местечко ищешь? Ты что - кулачок, хозяйчик какой-нибудь? Если ты честный пролетарий, то останешься здесь, на новой земле. Посмотри, тысячи работают. Это только начало. Здесь такое будет строительство, что к нам понаедут отовсюду. Дело новое, горячее, сам видишь, какое дело. Здесь не просто работают, а с песней! Где ты еще найдешь такую веселую работу? Нет, милый человек, никуда тебе не советую уезжать. Ты плотник, золотая у тебя профессия.

- Какая там, к черту, золотая. Всю жизнь бедствую.

- Золотая, чисто золотая профессия! С топором и рубанком плотник может чудеса творить. Он и табуретку сделает, и дом построит. Это ли не чудо? А если на этих болотах ты построишь первую буровую вышку, да засверкает она у тебя свежим тесом на удивление людям, да в этой буровой ударит первый нефтяной фонтан… Это ли не будет чудом? Да я первый приеду к тебе с благодарностью!

- Так и приедете! - улыбнувшись, сказал плотник и с любопытством посмотрел на болота, точно желая представить себе будущую бухту и ту сверкающую тесом вышку, о которой говорил Киров.

Но тут к ним подошел бородач в заплатанной военной гимнастерке, прогудел зычным голосом:

- У кого есть свободная лопата?

К бородачу подбежал студент - тот, с насмешливыми глазами, - отдал свою лопату.

- Сергей Миронович! Я думаю, стоит еще лопат двадцать принести. Правда, стоит? - Глаза у студента горели лукавым огоньком, точно говорили: «А я что-то знаю!» Он знал, что к этой канаве придет еще много народу, потому что здесь Киров. Полчаса тому назад он принес двадцать лопат, и вот они все уже были разобраны…

- Стоит, конечно, - улыбнувшись, сказал Киров. - Поговорить еще придется.

Студент ушел. Бородач засучил рукава гимнастерки, отошел шага на три вперед, очертил лопатой квадрат на земле на одной линии с канавой и стал рыть землю. С удивительной ловкостью он орудовал лопатой, размашисто швыряя землю то вправо, то влево от себя.

- Ай да дядя! - Киров был в восхищении. И все остальные бросили работу и смотрели на бородача.

Бородач вдруг выпрямился, прищуренным глазом взглянул на Кирова.

- Что, товарищ Киров, в самом деле не узнал меня?

Киров внимательно посмотрел на бородача.

- Погоди, погоди… Кажется, узнаю…

- А помнишь - я бензин привозил в Астрахань?

- На этих, на «туркменках»? Петрович?

- Угадал, товарищ Киров!

Это было три года назад. Зеленокрылые английские самолеты внезапно появились над Астраханью, и небо грохотало от рева моторов. Город приходил в смятение: на кораблях тревожно завывали сирены, народ носился по улицам в поисках убежищ, на озверелых конях с трезвоном неслись пожарные телеги.

Самолеты спокойно кружились над городом и с небольшой высоты бомбили дома и пристани. Посеяв пожары, они летели к аэродрому, покачиванием крыльев «приветствовали» летчиков авиаотряда 11-й армии и, сбросив на ангар остаток бомб, снова безнаказанно кружили над городом, на этот раз выкидывая за борт пуды прокламаций; после этого они скрывались за Волгой.

Бензина в Астрахани давно не было. Летчики из заброшенных мазутных ям выгребали грязь, добытую из нее нефть смешивали со спиртом и на этом «горючем» поднимались навстречу врагу и гнали его за город; самолеты летали с «чихающими» моторами, оставляя в небе густой след черного дыма.

Но врага надо было не только отгонять от города, но и уничтожать: залетать к нему на аэродромы, топить корабли, пускать под откос эшелоны.

Горючее было залогом скорейшего наступления и успеха в войне в волжском бассейне, освобождения Кавказа. Все возможное в самой Астрахани Кировым было сделано. И теперь оставалась одна надежда на Баку.

Был девятнадцатый год. В Баку хозяйничали мусаватисты. В Петровске стоял английский флот, и корабли интервентов рыскали по Каспию, доходя до двенадцатифутового рейда. Подступы к Астрахани с моря были отрезаны.

На суше с севера наступало белое донское казачество под командой генерала Улагая, с юго-востока берегом Каспия шли казаки астраханские и уральские, с юго-запада - войска с Терека и Кубани.

Астрахань была окружена со всех сторон, и оставалась надежда только на помощь подпольного Баку.

Киров организовал Особую Морскую экспедицию. Это было в бытность его председателем Астраханского ревкома, в апреле 1919 года. Возглавлял экспедицию командир матросского отряда большевик Михаил Рогов. Команда его рыбницы благополучно доставила в Баку деньги для закупки оружия и организации побега арестованных бакинских большевиков, привезла в Астрахань первые пятьсот шестьдесят пудов авиационного бензина.

Через месяц с ответным рейсом пришла «туркменка» из Баку, за ней - вторая…

- Что, товарищ Киров, трудно меня узнать? Здорово изменился? - спросил Петрович.

- Нет, почему же, можно! Вот если сбрить бороду…

- Да скинуть эти три года! - рассмеялся в кулак Петрович.

- Эти три года, видимо, дорого тебе обошлись? В крепких переплетах бывал?

- Было дело, - задумчиво ответил бородач, опустив голову. - Но голыми руками меня не возьмешь. Я крепко кован!

- А мы еще долго тогда ждали тебя из второго рейса, - сказал Киров. - Думали, в шторм попал или англичан встретил… Я потом и у Микояна справки наводил: твоя «туркменка» везде значилась как без вести пропавшая.

- Да, второй рейс был неудачен. Ребят жаль…

- Рассказывай, рассказывай!

- Вначале как будто и хорошо все шло. Но только отвалили от берега, стал нас нагонять сторожевой катер. Подошел вплотную. Кричат: «Куда держите курс? Кто хозяин?» Отвечаю: «Безымянная номер тридцать один, документы проверены». А у самого сердце вот как колотится. Думаю: пропали! На лодку навели прожектор. Кричат: «Груз какой? Кто хозяин?» Я им в ответ: «Я хозяин. Везем бензин в Энзели». Снова кричат: «Разрешение на рейс есть?» - «Вот разрешение, а вот и судовой журнал», - отвечаю им… «Сволочи, будто правил не знают», - поругались они, прожектор погас, и катер повернул обратно. Вот радости-то было у нас! Ну, думали, теперь и до Астрахани дойдем. И не дошли!