Но удивительное дело, Шляпников метал громы и молнии на трибуне, а делегаты конференции входили и выходили из зала, передвигали стулья, громко переговаривались, курили: они не хотели сегодня его слушать.
Шляпников попробовал возмутиться «поведением» делегатов, потребовал навести «порядок» на конференции. Федорова встала, зазвенел колокольчик, но это не помогло.
С минуту Шляпников смотрел в зал ненавидящими глазами. Потом елейным, архиерейским голоском стал оправдываться, признавать некоторые свои ошибки, объяснял их трудностями военного времени, «особыми астраханскими условиями».
Но и эту тактику быстро разгадали делегаты конференции. В зале снова стало шумно:
- Говорите по существу!
- Из каких соображений вы скрыли от коммунистов правду о положении дел на фронте?
- Почему никто в Астрахани не знал о телеграмме Орджоникидзе? - кричали с мест.
- По многим причинам! - нашелся Шляпников. - Во-первых, чтобы не испортить настроение членам «кавказской экспедиции». Как-никак им предстоит тяжелая поездка по калмыцкой степи. Потом - в телеграмме совсем не говорится, что армия будет отступать на Астрахань. Там даже сказано, я на память знаю всю эту телеграмму, там сказано, что «среди рабочих Грозного и Владикавказа непоколебимое решение сражаться, но не уходить!». Я надеялся и сейчас надеюсь, что армия последует примеру Стальной дивизии и отступит на Царицын! Там, там будет решаться судьба революции! - патетически закончил он.
Объяснение Шляпникова вызвало только смех у делегатов: как может раздетая и разутая армия, без продовольствия и транспорта, в условиях таких морозов и снегопадов, с Северного Кавказа дойти до Царицына?
Шляпников попытался снова перейти в атаку и обвинить во всех бедах, постигших армию, само армейское командование, а в городе - губком партии и губисполком. Но никто ему не поверил: в зале то в одном конце, то в другом кричали:
- Позор!
Шляпников ушел с трибуны и демонстративно покинул конференцию.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
После закрытия конференции Кирова на лестнице остановила большая группа делегатов. Со всех сторон приглашали на чаек (слово «ужин» никто не произнес!). Киров благодарил, отказывался, ссылался и на позднее время, и на то, что на рассвете ему с товарищами ехать в степь. Но тем настойчивее гостеприимные астраханцы звали его к себе. Раз в дорогу, тем более надо подкрепиться, не ели ведь целый день.
Внизу его дожидались Лещинский и Атарбеков.
- Что же делать, ребята? - взмолился Киров, когда поравнялся с ними.
- Мы - домой… Займемся упаковкой вещей, а ты - иди, - сказал Лещинский.
На улицу вышли вместе.
Оскар взял Атарбекова под руку, и, подняв воротники, они пошли навстречу снежному вихрю.
Киров, окруженный делегатами, направился к Братскому саду.
Мела метель. На улице - ни живой души. Тусклый свет угольных лампочек еле-еле пробивался сквозь залепленные снегом стекла фонарей.
- К кому же мы идем на чаек? - обратился Киров к соседу.
Снова со всех сторон раздались приглашения. Но когда стали перебирать адреса, то оказалось, что ближе всех живет Афонин - на Эспланадной.
- Угощу чаем калмыцким и чаем русским. Ну и что соберет старуха на стол, - не без смущения предупредил старый механик.
- Нам же ведь поговорить о делах, Петр Степанович, - успокоил его Чугунов. - По случаю окончания конференции и отъезда товарища Кирова не грех, конечно, малость выпить, да ладно, сегодня обойдемся и чайком.
К Афонину пошли Аристов, Чугунов и Мусенко. С остальными делегатами Киров тепло распрощался.
- Надо вас познакомить, товарищ Киров, с Петром Степановичем, - сказал Мусенко. - Помните, говорил вам вчера: если кого благодарить за мотоциклы, так это Афонина, нашего заводского механика.
- За мотоциклы - спасибо! - Киров крепко пожал руку Афонину. - Вы нас очень выручили!
- А вам, товарищ Киров, спасибо за добрые слова… Хорошо сказали об Астрахани! - Аристов оттеснил плечом Мусенко, пошел слева от Сергея Мироновича. - В устах человека, приехавшего из центра, они приобретают особое значение.
- Громадное значение! - поддержал Чугунов.
- Вы оба сегодня хорошо выступали, - ответил Киров. - Резковато, правда, но ничего, ничего, пойдет на пользу!.. Вообще, как мне пришлось понаблюдать за эти десять дней, о вас иногда говорят несправедливо, хотя, конечно, хорошо понимают вашу роль в астраханских делах… Обвиняют иногда черт знает в чем!.. Вот, например, Мина Львович, - обратился он к Аристову, - в январских боях пожгли гостиный двор, - говорят, не было необходимости, можно было бы не прибегать к этой крайней мере… Не могут этого простить!..
- Но они простят! - Аристов остановился у ограды Братского сада и указал на могильный холм, занесенный снегом. - Спят вечным сном герои январских боев. Сто восемьдесят человек!.. Погибло - триста… Они - немые свидетели этой н е о б х о д и м о с т и!.. Они простят!
- Мы знаем цену этим критиканам, товарищ Киров, - поддержал Аристова Чугунов. - Нагляделись на них в январе!
- Критиковать им, конечно, нас легко! - снова горячо проговорил Аристов. - Но где были эти «критики» в январе?.. Мы вот все четверо здесь участники этих боев - я в то время был командующим всеми советскими войсками в Астраханском районе, - мы чего-то не видели их в те тяжелые дни - ни в крепости, ни где-либо поблизости. Правда, ребята?.. Сидели они в это время у себя в домах за закрытыми ставнями, распивали чаи и ждали исхода поединка. А рабочие, рыбаки, крючники - астраханская беднота - кровью своей защищали завоевания Октября!..
- Кстати, Мусенко как раз пожег гостиный двор и соседние с ним дома! Он возглавлял штурмовую группу! - сказал Чугунов. - Спросите, он расскажет.
- Чего там рассказывать? - ответил Мусенко. - Белых надо было выбить оттуда любой ценой! Укрываясь в гостином дворе и в соседних домах, они блокировали главные крепостные ворота, закрыли нас, как в мышеловке. Позиция у них была отличная, напротив ворот, рукой подать… Выкурили мы их темной ночью бутылками с горючим…
Налетел снежный вихрь, закружил вокруг, и разговор на время сам собою прекратился… Возобновился он через некоторое время, когда, залепленные снегом, они переступили порог афонинской квартиры…
- Чем я вас угощать-то буду? - всплеснув руками и посмеиваясь, проговорила жена Афонина при виде гостей.
- Что уж бог пошлет! - ответил Петр Степанович. - Ставь, мать, самовар. У нас сегодня гость из Москвы.
- Самовар-то горячий, все ждала тебя… Что - не наговорились на конференции-то?
- Нет, мать… За чаем наговоримся. - И Афонин подал Кирову веничек.
Пока на галерее все шумно отряхивались от снега, Сергеевна, как запросто звали ее соседи и знакомые, посетовала мужу, что тот не догадался предупредить ее, и пошла хлопотать на кухню. Серьезную задачу задал ей муженек, хотя и не привыкать ей было принимать в такую позднюю пору гостей. И в особенности - за последний год!.. Не раз после собрания или конференции приходил Петр Степанович домой с ватагой почаевничать и «поговорить». Бывали у них и отрядники, и делегаты… А когда в январе шли бои в городе, то дом их превратился чуть ли не в красногвардейский штаб и в ремонтную мастерскую оружия, благо теперь, переехав на новую квартиру, они жили недалеко от крепости… В последнее время, правда, в связи с нехваткой продуктов, бывало и так, что каждый, приходя в гости, что-нибудь приносил с собой. Кто вытащит из кармана завернутый в газету кусок хлеба, кто несколько кусков сахару, кто жареной рыбки, а кто и горсточку чилима… Дом их хорошо был знаком астраханским большевикам еще задолго до революции… Тогда Афонины жили на Косе. Спрятать ли кого надо было в надежное место от полиции, достать или отремонтировать оружие боевикам, устроить ли какую передачу ссыльным - обращались к Афониным. Петр Степанович был одним из ветеранов революционной Астрахани. И первой помощницей мужа во всех тайных делах была она, Сергеевна… Детей у них не было. Недавно они приютили у себя сироту, Толей звали его, по фамилии - Семячкин…