- Я готов хоть сейчас, Мироныч… Но ведь на эту должность назначает Москва, и никакое решение ревкома тут не может иметь силы. Как быть?

- Мы не бюрократы, Георг, мы революционеры. А революционная работа - это живое дело. Партия требует от нас законности, но вместе с тем самостоятельности и инициативы. Без этого невозможно работать, в особенности в таких условиях, как астраханские. Официальное твое назначение придет немного позже. Но порядок в Астрахани надо наводить уже сейчас, немедленно.

Киров подошел к круглому столику, стоявшему у дивана. Прикрытый салфеткой, на нем стоял скромный завтрак и чайник с горячим чаем.

- Присаживайся! - Киров налил чаю.

- Я уже завтракал. И чаю напился после бани. Стаканов шесть! С изюмом!

Киров бросил в стакан крупинку сахарина, помешал ложкой. Пригубил и обжегся.

- Для начала познакомься с работниками ЧК и Особого отдела. Посмотри, кого можно оставить, кого уволить, кого предать трибуналу. Говорят, грешков у них немало. Кое-что мне уже рассказывали, да и ты в курсе дела. Не так ли? Щадить мы никого не будем… Возьми себе в помощь Аристова и Чугунова. У вас получится небольшая комиссия. Начните с разгрузки тюрьмы. Одних коммунистов там, говорят, человек двести. Сажали их просто так, для отсидки: за критику, за сигналы о неблагополучии в том или ином учреждении. Много там и других неповинных людей. Делалось все это для видимости - в Астрахани ведется борьба с контрреволюцией. А матерые контрреволюционеры и белогвардейцы, как тебе известно, находятся на свободе.

- Это точно, - согласился Атарбеков.

- Вот за них и надо взяться со всей беспощадностью! - Киров сделал глоток чаю, поставил стакан обратно. - Нам, Георг, надо быть готовыми ко всяким неожиданностям. На ревкоме мы приняли декрет о хлебе. Паек маленький, мизерный…

- Это хорошо видно по твоему завтраку!..

- Да, да, мизерный, - Киров бросил взгляд на тарелку, на которой лежали две рыбные котлеты и кусочек черного хлеба, - но делать нечего, Георг: на складах, я сам проверил, всего девять вагонов муки. Это остаток от первого саратовского наряда, на девять дней, по вагону на день! Ночью я звонил в Саратов, телеграфировал в Москву. Сегодня будем ждать ответа. Уверен, что хлеба нам пришлют. Но это, к сожалению, не изменит нормы. Хлеба нигде нет. Хлеб - у Деникина и у Колчака. Надо драться за Кавказ и Сибирь, а это требует времени. Контрреволюция воспользуется декретом о хлебе и будет делать свое черное дело. Учти это!

Атарбеков задумчиво подошел к окну, стал ногтем очищать замерзшее стекло. Вдруг он встрепенулся, вспомнив, видимо, что-то очень важное.

- Я тебе так завидую, Мироныч!

- Чему именно? - Киров с любопытством посмотрел на него.

- Тебе так даются речи!

Киров смутился, опустил голову:

- Ну, так и даются!.. Оратор я никудышный. Заметил - перед выступлением меня всегда охватывает волнение? Потому и большие паузы вначале.

- В чем секрет твоей речи?.. Ведь есть какая-то пружинка? - допытывался Атарбеков. - Слушая тебя вчера, я много думал об этом.

Киров рассмеялся, махнул рукой:

- Никакой пружинки. Я просто искренне разговариваю с людьми и никогда им не говорю того, в чем сам не убежден.

Киров поручил Атарбекову вызвать врача к Оскару, и они вышли в приемную. Там уже собрались члены ревкома. Пора было расходиться на митинги.

Внизу Сергей Миронович лицом к лицу столкнулся с Мусенко и Нефедовым.

- Вы к нам на митинг? А мы за вами, - обрадованно сказал Мусенко.

Не успели они перейти улицу, как у тротуара остановились сани. Из них вылез человек в богатом пальто и, размахивая портфелем, нетвердым шагом направился к Кирову.

- А я к вам, товарищ предревкома. Подписать нарядики на бензин. Вчера мне их подписывали в исполкоме, а сегодня в городе - этакая метаморфоза! - уже новая власть!.. Разрешите поздравить вас с избранием… - И он шаркнул новой.

- Кто вы такой? - изменившись в лице, спросил Киров.

Почему-то смутившись, Мусенко с Нефедовым отошли в сторонку, к ограде Братского сада.

- Разве вы меня не знаете? - Незнакомец был искренне удивлен. - Я Буданов.

- Буданов?..

- Буданов! Меня знает весь город, я член губисполкома…

- И член комиссии по реквизиции имущества и уплотнению квартир?.. Так это вы? - быстро подхватил Киров. - Тогда я о вас слышал!

- Вот видите! Я был уверен…

- Это у вас пропадает имущество со складов? Это вы вечно пьянствуете и терроризируете население своими дикими выходками?..

- Позвольте, позвольте!.. Это неправда, на меня клевещут, - трезвея на глазах, начал оправдываться Буданов.

- Может быть, неправда и то, что вы сейчас пьяны?..

- Разве?.. Я с утра выпил рюмочку в честь именин бабушки, но это такой пустяк. Разве я пьян?..

- Уезжайте-ка домой, Буданов. Когда выспитесь, приходите в ревком, я вас приму. Идите!..

Тот плюхнулся в сани, а Киров подошел к дожидавшимся его Мусенко и Нефедову, и они направились через Братский сад.

- Много нашкодил у нас этот Буданов, - сказал Нефедов. - Умные люди говорят, что он реквизирует имущество у буржуев, а продает спекулянтам с Татарского базара. Сыт, пьян и нос в табаке!

- Будановых много развелось в Астрахани, - поддержал его Мусенко. - Сначала они пролезли в партию, потом на хорошие должности, вот и безобразничают.

- Мы наведем порядок в городе, - ответил им Киров. - За это можете быть спокойны. Важно, чтобы об этом знали и рабочие. Кстати… что говорит народ о происшедших событиях?

- Вы о ревкоме? Народ рад, что он создан, - ответил Мусенко. - Только плохо, что людей мутят новым декретом о хлебном пайке.

- Кто мутит?

- Да известно кто! Господа меньшевики. Сидят в фабзавкомах, вот и мутят!

- А что говорят?

- Глупости, на что еще способны?.. Говорят, будто бы хлеба в городе много, склады ломятся, а мы его не даем народу. Вот как, товарищ Киров!

- Что еще говорят?

- Ведут агитацию за свободную продажу хлеба, за отмену карточной системы.

- Это не глупости, Мусенко. Как народ относится к этим разговорам?

- Народ-то ведь разный, товарищ Киров. Кто посознательней да с коммунистическим понятием, тот, конечно, дает отпор таким разговорчикам, а кто того… значит, небольшого ума и дальше своего носа не видит, тот, глядишь, и уши навострит, не все и поймет.

- Я о хлебе все скажу, всю правду, - задумчиво проговорил Киров.

- Вот и хорошо! - обрадовался Нефедов. - А то наши комитетчики уже решили, что вы обойдете этот вопрос. И намереваются открыть дискуссию по хлебу.

Киров усмехнулся:

- Дискуссию им не придется открывать. С декрета о хлебном пайке я и начну разговор!

- Тогда ловко получится! - Нефедов от удовольствия даже зажмурил глаза. - А то у них и оратор подготовлен, для затравки, так сказать. Ребята мне передали. И не один, а целых два!

- Второй - запасной, на всякий случай. - Мусенко рассмеялся, махнул рукой. - Пригласили из города. Не надеются на себя.

- Вы родом из Прикумья? - спросил Киров Мусенко.

- Нет, товарищ Киров, я коренной астраханец. Из Прикумья у меня жена. Из Величаевки! И сейчас она там вместе с детьми. Вывез я их туда еще прошлым летом.

- Сколько у вас детей?

- Трое: две девочки и мальчик.

- Величаевка, Величаевка… - задумчиво произнес Киров. - Это, пожалуй, одно из крупных сел Ставропольщины?

- Да, товарищ Киров, село большое, богатое. Недалеко - знаменитые прикумские камыши, золотое место для охоты. Водится там любая птица, кабанов много.

- Скажите, - продолжал спрашивать Киров, - родня у вашей жены из казаков или из иногородних? Много у вас знакомых среди местных жителей?

- Родня - из иногородних. Костромские! А из местных крестьян мало кого знаю. Не приходилось иметь с ними дела. Вот есть в Величаевке у меня дружок хороший, охотник заядлый - Петр Петров. Мы с ним походили по болотам и плавням! - Мусенко готов был рассказывать и рассказывать об этих «золотых для охоты местах», но вздохнул и замолчал: он понял, что не из праздного любопытства Киров расспрашивает его о семье и родне жены.