Писарев[118] с энтузиазмом воспринял произведение Тургенева и, развивая свои теоретические построения, воспроизвел на свой лад главную тему романа: следует выбирать между тем, что полезно — «накормить голодных людей», которых в мире великое множество, или же «наслаждаться чудесами искусства». Но человек не может, писал он, делать и то и другое сразу. И во имя этой невозможности Писарев, выдающийся литературный критик, предает забвению истории гордость русской литературы, Пушкина и Лермонтова, виновных в его глазах в том, что предавались бесполезному занятию. Если бы ему был известен Монтерлан, он бы, несомненно, его спародировал, сделав применительно к этим поэтам вывод о том, что их следовало «расстрелять за бесполезность»! Именно во имя полезности и разрушения всего, что считалось бесполезным, тонкий интеллектуал, каковым являлся Писарев, предложил своим сторонникам радикальную программу: «Что может быть сломано, то и должно быть сломано. Стоит любить то, что выдержит удар. Что разбивается вдребезги, то хлам. В любом случае бей направо и налево. Это не принесет… вреда».

Двое других основных представителей нигилизма, Чернышевский и Добролюбов, родились в семьях священников. Они были родом из губерний, где издавна процветали дух свободы и недовольства царизмом, и это было немаловажным обстоятельством. Чернышевский родился в Саратове, в казацкой земле, куда свободолюбивые крестьяне бежали от своих господ, оброка, барщины и всех прочих форм услужения для того, чтобы основать общины свободных людей, самостоятельно решавших, кому они хотят служить: татарам, шведскому королю или все-таки российскому самодержцу, руководствуясь мимолетными прихотями или собственным интересом. Саратовская губерния также была краем староверов, раскольников XVII в., отказывавшихся молиться за царя, противостоявших государству и всегда готовых принять мученический венец за «истинную веру». Стенька Разин и Пугачев, предводители крупных крестьянских восстаний, находили в казацкой земле, у раскольников, бесчисленное множество единомышленников, которые вливались в ряды восставших для того, чтобы принести царю челобитную о своих несчастьях и попытаться избавиться от него.

Уроженец Нижнего Новгорода Добролюбов с детства рос в религиозной атмосфере, позже поступил в семинарию, повсюду наталкиваясь на следы раскола, столь живо сохранившиеся в его родных краях. Судьба свела его с Чернышевским, однако знакомство их было непродолжительным, поскольку в 1861 г. в возрасте двадцати пяти лет он умер от туберкулеза на руках друга. Но за свою короткую жизнь Добролюбов успел внести вклад в развитие нигилистических идей, особенно посредством начатого им издания приложения к журналу «Современник». В этом издании особенно пристальное внимание уделялось происхождению нигилизма. Бердяев писал о нем, что этот потерявшийся ребенок, не веривший в возможность достижения счастья в земной жизни, стал воплощением утра, первой молодости нигилизма, тогда как его зрелая пора явилась в облике Николая Чернышевского.

Последний прожил довольно долгую жизнь, хотя время, отведенное ему для распространения своих идей, и оказалось слишком коротким для того, чтобы он успел стать крупной фигурой в развернувшихся в России политических прениях. Однако репрессии, рано на него обрушившиеся и превратившие его на четверть века в изгоя, создали вокруг него ореол мученичества, сделали героем, на которого ссылалась русская молодежь. Яркая личность, знавший классические науки и те, которые он считал полезными — историю, естественные науки, экономику — Чернышевский размышлял на самые разные темы, в особенности те, что касались устройства общества или намечали пути для прогресса. Маркс уделял пристальное внимание его работам и выучил русский отчасти для того, чтобы иметь возможность их прочесть. С 1862 г. Чернышевский обосновался в редакции «Современника», возглавляемого Белинским, найдя здесь трибуну для выражения своих идей.

До 1861 г. Чернышевский разделял взгляды, характерные для подавляющего большинства интеллигенции, о необходимости проведения крестьянской реформы, но как только она была реализована, заявил, что она принципиальным образом не изменила ни положение крестьян, ни политическую систему России, и с этих пор «Современник» его усилиями превратился в орган радикальной пропаганды. Чернышевский придал ему направление мысли, чуждое терпимости, которое разделяли как он сам, так и все нигилисты, участвовавшие в дебатах о «полезности» и не признававшие никаких других идей, кроме собственных. Эта нетерпимость привела его к постепенному разрыву с писателями, которые в конце концов от него отвернулись: первыми это сделали Тургенев и Толстой, которые не смогли принять мысль о том, что во имя политического проекта, можно отречься от литературы, искусства и всего того, что составляло мир культуры.

По поводу Чернышевского и Добролюбова Тургенев писал: «Эти господа являются Робеспьерами в литературе. Они, не раздумывая ни секунды, отрубили бы голову поэту Андре Шенье». А Чернышевский, говоря о столь утонченных русских писателях, признавался, что «своими пустыми и бесполезными рассуждениями» они лишь «нагоняли на него сон». Однако не менее жестоко он критиковал Герцена, которого обвинял в том, что тот лелеял беспочвенные мечты о реформах, уповая на мнимое мессианское предназначение России, и заключал свою обвинительную речь следующими словами: «Только крестьянский топор может нас спасти». Статьи Чернышевского, становившиеся все более резкими, все более нетерпимыми по отношению к России, но при этом отсылавшие читателя к примерам из зарубежной истории (особенно вдохновлял автора итальянский Рисорджименто), воспринимались просвещенной частью русского общества с большим интересом, если не сказать с восторгом. Тот факт, что «Современник» в 1860-е гг. выходил все увеличивавшимися тиражами, свидетельствовал о растущей популярности идей, излагаемых на его страницах. Журнал читали даже при дворе. Стоит ли удивляться, что, несмотря на меры предосторожности, принимаемые автором с целью избежать цензорских купюр, его статьи скоро были признаны недопустимыми? В 1862 г. Чернышевский опубликовал настоящий манифест, озаглавленный «Барским крестьянам от их доброжелателей», в котором объяснял, что дарованное им освобождение было обманом, и призывал одураченных крестьян организовывать тайные собрания, объединяться с государственными крестьянами и солдатами и готовить во главе с ним, Чернышевским, всеобщее восстание. Это было уже чересчур — его арестовали. Сначала он, как и было положено, содержался в Петропавловской крепости, из стен которой в 1864 г. вышла его книга «Что делать?», ставшая библией для целого поколения и позднее послужившая источником вдохновения для Ленина.

По форме книга представляет собой роман с литературной точки зрения довольно посредственный. Но по существу она являлась своего рода руководством к действию для интеллигенции 1860-х гг., восставшей против бесплодных мечтаний Обломова и ему подобных и полагавшей, что ей суждено сыграть историческую роль в рождении нового мира. Рахметов, главный герой романа «Что делать?», напоминает тургеневского Базарова, но стоит выше его, поскольку не ограничивается критикой, а призывает молодежь взять в руки исходный человеческий материал и вылепить из него человека по его, Рахметова, образу и подобию.

Первый вопрос, который ставит автор и на который сам же дает ответ: как должен жить нигилист? Он должен быть аскетом! У него нет ни вещей, ни нужды в чем и ком бы то ни было. Ему неведомы личные чувства. Он должен довольствоваться малым, жить в строгости и готовить свое тело к тому, чтобы оно могло вынести всевозможные испытания, лишения, заточение, пытки. Ибо Рахметов, представляющий собой идеальный тип, подготавливает себя такой жизнью к единственному делу, достойному человека, — служению народу, а выражаясь более ясно, к революции. Автор со всей откровенностью пишет о том, что Рахметов — это «тот человек, в котором нуждается Россия. Последуйте его примеру, и если у вас достанет силы, пойдите по его пути, ибо он единственный, кто может повести нас к цели, которой мы должны достичь».