— Он, он, стервец! — чуть не крикнул мужчина.

Сомнений почти не оставалось. Мы сообщили белокурому о преступлении. Только сейчас поняв, под каким подозрением находился, он отозвал меня в сторону и горячо, прерывисто зашептал:

— Не хотелось людей подводить. А теперь правду скажу. Самогон я пил у Второвых, у них и проспал...

Вечером мы прибыли в Михайловку. Заехали к знакомым Любашиных, показали им отрез. Они сразу опознали материал, купленный Василием Ивановичем.

И у нас рассеялись последние сомнения. Надо было немедленно арестовать Ярошенко. Допоздна колесили мы по улицам, разыскивая дом Маши, работающей на мельнице. А когда нашли, на двери увидели огромный замок. Немедля помчались к конторе хлебозавода.

Стало уже совсем темно. В доме, где жила сваха Ярошенко, только в крайнем окне теплился огонек. Мы остановились перед дверью в нерешительности. Если постучать, сваха, во-первых, может не открыть, во-вторых, преступник может либо бежать, либо отстреливаться. Надо предпринять что-то другое. Дружинник Петр Никитин, приехавший с нами, посоветовал использовать соседа-шофера Толмачева. Знакомому скорее откроют. Стучали долго. Наконец, раздался хриплый недовольный голос:

— Кто? Чего надо?

— Это я, Василий. Водки нет?

— Ты ж только сегодня брал. Куда тебе? — заворчала хозяйка. — У меня нет водки.

— Приехали знакомые шоферы из Волгограда. Замерзли. Уважь, Настя.

За дверью долго молчали. Потом со стуком упала щеколда, и мы быстро вошли в комнату. В темноте белела чья-то рубашка, пахло папиросным дымом. Петр Никитин щелкнул выключателем. На койке, жмурясь от света, сидел пожилой мужчина с бородой. Видно, гость хозяйки.

— А еще кто у вас? — спросил я, услышав легкий шорох в соседней комнате.

— Нет никого, — помедлив, ответила хозяйка.

Я дернул ручку двери и со старшиной милиции рванулся в комнату. На койке сидели мужчина и женщина. Это были Ярошенко и Маша.

При обыске на печке в мешке с просом нашли кошелек с патронами, а в старом валенке — маузер. На одежде Ярошенко даже простым глазом можно было различить следы крови. Сваха созналась, что Ярошенко дал ей отрез материала, который портниха уже покроила ей на платье.

Преступник был изобличен и получил по заслугам.

Был зимний день. Под ногами поскрипывал снег. Звенели пилы и топоры. С шумом и треском падали деревья, поднимая фонтаны снежной пыли. Здесь, в излучине Дона, заготавливали дрова рабочие Калачевского леспромхоза.

Ничто не нарушало спокойствия этого солнечного декабрьского дня. И вдруг... Молодой рабочий оторопело остановился и уставился в одну точку. В глазах его застыл ужас.

— Смотри, ребята! — прошептал он.

Из кучи хвороста, сложенного у корявого дубка, торчал локоть согнутой человеческой руки. Ребята приблизились, столкнули хворост в сторону и увидели обмороженный женский труп...

На следующий день мы прибыли сюда с работниками Калачевского райотдела милиции. На женщине была ночная сорочка, на ногах бурки из черного сукна со следами галош, рядом — скомканная юбка в клетку. Две раны в области спины и одна — на голове.

Женщина была еще молода, лет двадцати пяти. Жить бы да жить ей... Я смотрел на убитую и с горечью раздумывал: кто она, откуда, за что ее постигла такая участь?

Труп доставили в поселок лесхоза. Жители заявили, что женщина не здешняя, но позавчера заходила в магазин с двумя, тоже незнакомыми, мужчинами и покупала валенки. Рабочие хорошо рассмотрели неизвестных, особенно одного высокого, смуглого, в фуфайке и кирзовых сапогах. Ожидая открытия магазина, он еще помогал повару находящейся рядом столовой рубить дрова. Второй — пониже ростом, моложе и бледнее. Люди заверяли, что опознают чужаков с первого взгляда.

Невдалеке от лесхоза располагался лагерь лесорубов. Среди них были недавно освобожденные из заключения. Мы прежде всего занялись этими людьми. Возможно, убийство — дело их рук. Мы отобрали фотоснимки четверых таких людей и показали их жителям. И четверо рабочих узнали на одной фотокарточке высокого мужчину. Кажется, мы напали на верный след. В этом нас убеждало и то обстоятельство, что «высокий» вскоре после убийства торопливо убыл на свое старое местожительство, в город Нальчик.

Его немедленно вернули обратно и свели с жителями. Они внимательно осмотрели приезжего и признали, что он совсем не похож на того, кто был у магазина: тот чернее и смуглее.

А время неудержимо текло, смывая следы преступления. Помог случай. В станице Нижнечирской я разговорился с начальником конторы связи Петровым и от него узнал, что два дня назад телефонистка из Луганска сообщила ему, что пропала гражданка Нестеренко, живущая в селе Покровка, в семи километрах от областного центра. И поехала она будто бы в Волгоградскую область за валенками. Петров далее добавил, что он даже знает эту гражданку. Она когда-то жила в Нижнечирской, и однажды его жена шила ей юбку.

Я сразу ухватился за это сообщение, показал жене Петрова клетчатую юбку, и та ее опознала. А вскоре приехал вызванный нашей телеграммой муж Нестеренко — Николай. Он сразу узнал убитую. По его словам, жена его, Надежда, действительно поехала купить валенки. Обещала возвратиться через три дня.

Таким образом, личность убитой была установлена точно. А это много значит для следствия. Как бы преступник ни заметал следы, куда бы ли скрывался, какая-то нить должна остаться. Эту нить нам предстояло отыскать.

Николай Нестеренко предположил, что Надежда, возможно, останавливалась у старой знакомой — бабушки Сани. Адреса ом не знал. На помощь нам вновь пришли местные жители. Бабушка Саня — Александра Петровна Грачева, старая больная женщина, встретила нас испуганно: что такое стряслось? Но рассказала она обо всем толково и ясно. Да, Надежда была у нее. А произошло это так.

В полночь 18 декабря в дверь постучала некая Сидорова, ранее проживавшая в станице Нижнечирской. Грачева открыла дверь. Рядом с Сидоровой стояли двое мужчин.

— Можно нам переночевать у тебя? Это мои знакомые из Луганской области.

Александре Петровне не хотелось пускать к себе посторонних людей, да еще мужчин. Но отказать не решилась.

Сидорова ушла. А через два часа на ночлег попросилась Надежда. Грачева пустила и ее, уложила на сундук. Ранним утром хозяйка ушла на базар. А возвратившись, не застала дома ни мужчин, ни Надежды и решила, что они ушли совсем. Правда, в коридоре остался пустой зимбиль. Видно, забыла его Надежда...

— Что с ней? — забеспокоилась старушка. — Хорошая она женщина, не чета Сидоровой...

Старушка сообщила, что в свое время Сидорова разошлась с мужем и жила в Луганской области. Она часто приезжала оттуда, занималась спекуляцией. Бывший ее муж, Петр, работает плотником где-то в колхозе.

«Уж не дело ли это рук Сидоровой», — подумалось мне. Я взял командировку в Луганскую область — и напрасно. Сидорова отправилась в очередной спекулятивный вояж за дешевыми товарами.

Удрученный неудачей, я разыскал в Нижнем Чире Петра Сидорова, плотничавшего в соседнем колхозе. О бывшей жене он отозвался коротко и определенно:

— Потаскуха, гнида!

Время шло, а Сидорова не появлялась ни в Луганской области, ни в наших краях. Дело об убийстве в Калачевском районе тяжким грузом висело на мне.

И вдруг... Да, в нашем деле часто бывает это «вдруг»... Короче говоря, как-то в разгар дня заходит ко мне Петр Сидоров. Позади него стоит разбитная, с наглыми стреляющими глазами женщина. Неужели, думаю, задержал свою предбывшую супругу, как Макар Нагульнов Лушку называл. Точно.

— Бывшая Сидорова, — сказал Петр, — на вокзале случайно попалась.

Попалась случайно, а задержал-то он не случайно, по нашей просьбе. Вот так они и создаются, эти «вдруг».

Сидорова ничего не отрицала. Да, она привела на ночевку к бабке Грачевой двух ребят. Это Загоруйко и Орлов, живущие в Луганской области.

— Попросили меня устроить их на ночлег. Я устроила и ушла. Никакой Нестеренко не знаю и не видела.