Мудроу помолчал перед тем, как ответить. «Хонда» не могла быстро набирать скорость, и потому Мудроу, который хотел обогнать медленно двигающегося мусорщика, пытался посильнее нажать на газ, не задев ботинком тормоза. Эта задача требовала концентрации всего его внимания.

— Дело в том, — сказал он наконец, — что я на самом деле не знаю, в чем моя вина. Может быть, вообще все это произошло из-за меня. Я должен был яснее дать понять этим наркоманам, что к чему. Наверное, надо было бы зайти еще в какую-нибудь квартиру. Если ты проработал некоторое время полицейским, то один-единственный урок, который ты из этого извлек, заключается в том, что любое совершенное преступление так или иначе все равно твоя ошибка, особенно когда дело касается насилия над детьми. Иногда полицейские вовремя не арестовывают тех, кого должны арестовать. Иногда не видят очевидных признаков опасности прямо перед своим носом. Ты приходишь к капитану и говоришь: с ребенком все нормально, хотя видел его в последний раз три дня назад. Капитан заносит это в рапорт, а ребенок уже давно в морге. Вроде знаешь, это не твоя ошибка, но кому-то пришлось за нее расплачиваться.

Они приехали на экстренное собрание союза жильцов «Джексон Армз» почти часом раньше, чем было надо. Бетти предложила зайти в кафе, но Мудроу сказал, что он хотел бы некоторое время поездить по улицам.

— Я не против, — ответила Бетти, — просто думала, не хочешь ли ты отдохнуть немного от машины.

— Вождение машины помогает мне думать, — пожал плечами Мудроу.

— Думать о чем?

— Например, о том, откуда взялся весь этот кошмар.

Они ехали по Рузвельт-авеню, под приподнятыми путями так называемой Седьмой линии метро, соединяющей Северный Куинс с Манхэттеном. По обеим сторонам улицы было полно мелких магазинчиков и кафе. Они сверкали витринами и заново покрашенными вывесками. Даже сами фасады домов свидетельствовали о зажиточности их хозяев. Обычно в районах, куда закрадывается нищета, ее раковые клетки растут даже в тени деревьев, которая скрывает деятельность продавцов наркотиков, шлюх и охотников за легкой добычей. Здесь не было видно подростков, промышляющих в подворотнях. Не было и взрослых, занимающихся тем же: только те, кто ходит по магазинам или пришел поужинать в один из многочисленных ресторанов: китайский, корейский, индийский, латиноамеринский. Эти рестораны заполняли квартал за кварталом.

— Вот что я тебе скажу, — наконец произнес Мудроу. — Количество этих ресторанов доказывает, что здесь водятся деньги. Бедные люди едят дома.

— Ну и что? — спросила Бетти. — Холмы Джексона всегда были местом, где селятся люди среднего достатка.

— Откуда же появились шлюхи и те два продавца наркотиками? Если они не из этого района, то как нашли пустые квартиры? Это что — совпадение? Полицейские ненавидят совпадения, Бетти.

У них еще оставалось полчаса, когда Мудроу запарковал «хонду» на тротуаре напротив «Джексон Армз». Несколько человек шли по направлению к этому дому, очевидно, трудяги, возвращающиеся домой после длинного рабочего дня.

— Бетти, ты не возражаешь, если поднимешься к тете Сильвии одна? Мне надо тут кое с кем из квартиры наверху переброситься парой слов. Скорее всего я освобожусь до того, как закончится собрание.

— Не возражаю, — сказала Бетти. — Ты знаешь, я просто вижу, как ты отдаляешься от меня, когда ты влезаешь в шкуру полицейского, на то и другое тебя не хватает.

Они расстались около лифта. Мудроу подождал, пока Бетти исчезнет из поля зрения, а затем нажал кнопку. Пока лифт со скрипом медленно поднимался на четвертый этаж, Мудроу думал о Бетти Халука. В его жизни было много женщин разных профессий, но все они стояли на социальной лестнице выше него и обычно к нему относились снисходительно. Иногда ходили на цыпочках вокруг его чувств, как наркоманы, жаждущие вскрыть маленький, величиной с десятицентовую монету пакетик героина. Никогда не было и намека на постоянную связь между ними. Бетти разговаривала с ним так, будто они — коллеги-фараоны.

Дверь лифта, после того как Мудроу сильно шарахнул по ней, открылась на четвертом этаже, и он прошел по коридору к квартире Пэта Шимана, по привычке бросив взгляд на лестницу между лифтом и квартирой. Он тихо постучал в дверь и опять же по привычке задержал дыхание, прислушиваясь.

Скоро он услышал быстрый топот ног через всю квартиру, за которым последовал скрип открывающихся замков. Мудроу знал, это не Пэт. Тот ходил гораздо медленнее. Хотя Стенли и не был этим обеспокоен, но все же расстегнул пальто, облегчая себе доступ к видавшему виды пистолету 38-го калибра слева за поясом.

Дверь открыла чернокожая женщина.

— Мне нужен Пэт Шиман, — сказал Мудроу. Он попытался встретиться с женщиной глазами, но ему это не удалось.

— Пэта еще нет дома, — заявила она. — Он сегодня задерживается на работе.

— А когда он будет?

— Надеюсь, скоро.

— Вы медсестра, которая помогает заботиться о Персио, правда?

— Так и есть. — Она стояла в дверном проеме, и ее широкое тело закрывало от Мудроу внутреннюю часть квартиры.

— Спросите Персио, не возражает ли он против беседы с сержантом Мудроу. — Он специально назвал свой бывший чин, ожидая, что она отступит на шаг и он сможет увидеть Луи Персио.

Как только дверь открылась достаточно широко, чтобы Мудроу смог войти, не протискиваясь мимо медсестры, он спросил:

— Как ты себя чувствуешь, Персио? Сегодня вечером ты выглядишь намного лучше.

Луи Персио сидел в кресле и смотрел новости по телевизору «Сони» отнюдь не последней модели. На самом деле он чувствовал себя лучше, чем во время первого посещения Мудроу. Огромные дозы антибиотиков сбили температуру, потеснили микробов в гортани и легких. И в первый раз за последние несколько месяцев он почувствовал, что голова его способна ясно соображать.

— Это временное улучшение. — Персио широко улыбнулся. — Позволь представить тебе Марлу Паркер — моего ангела милосердия. Марла — это Мудроу. Но он уже больше не сержант, так как вышел на пенсию. Сейчас только притворяется, как, впрочем, и все мы.

— Рад видеть вас, — немедленно ответил Мудроу, протягивая руку.

Разгневанная тем, что ее обманули, Марла не протянула руки.

— Я буду в спальне, — сказала она Персио.

— У меня проблемы, — заявил Луи, как только за медсестрой закрылась дверь спальни. — Понятия не имею, по какой причине, но владелец дома, кто бы он ни был, считает, что я не подходящий для него квартирант. Эта сволочь прислала мне уведомление о выселении. Можешь себе представить, что будет, если я появлюсь в суде? Мне же нужен косметолог, чтобы наложить макияж.

— Но ведь они должны указать причину своего требования, — удивился Мудроу.

— Какая разница!

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе?

— Да. Это нужно Пэту.

— Если ты хочешь помощи, не пудри мне мозги, а просто скажи, что написано в той бумаге.

Персио выпрямился в кресле, от усилий на его лбу выступил пот. Когда Луи повернулся к Мудроу, лицо его было очень серьезным, несмотря на улыбку, притаившуюся в уголках губ.

— Там много чего говорится. Там говорится, что я не содержу квартиру в порядке, вовремя не вношу квартплату, что я аморальный тип и состою в незаконном союзе с другим аморальным типом, моя болезнь опасна для других жильцов, что я — гомосек, которого не должны и не будут терпеть около себя порядочные люди.

— Это не уведомление, — заметил Мудроу, — это целый трактат, черт возьми. А сколько в нем правды? — Мудроу в конце концов все-таки расплылся в улыбке.

Здесь Мудроу чувствовал себя все же больше в своей тарелке, нежели в квартире Сильвии Кауфман. Он стянул пальто и сел на диван напротив Персио.

— Ну что ж, давай поговорим о деле, — предложил Персио, — Пэт видел парня, который изуродовал старика снизу. В этом мы уверены, можно сказать, почти на сто процентов. Но Пэт и близко не подойдет к настоящим фараонам, чтобы сказать об этом. Мы решили поговорить с тобой. Это Пэт принял такое решение. Он тебе доверяет.