— Неужели вы не можете мне сказать такую малость? — грустно спросил Мудроу. Его ладони были зажаты между колен.

Данлеп улыбнулся. Последние шестнадцать часов были самыми лучшими в его жизни, и поворот в отношениях со Стенли Мудроу в некотором роде — самой великолепной их частью.

— Послушайте, Мудроу, — наконец ответил он, — я не так уж много знаю сам об операции. Не моя это компетенция, и никогда ею не была. Но, насколько я могу судить, поджогом будет заниматься наш участок, а перестрелкой — отдел по борьбе с наркотиками.

Мудроу улыбнулся.

— Спасибо, Пол, — сказан он, — я так и думал. Обычная ситуация — из машины обстреливается место, где продают наркотики. Господи, ведь мы же сами видели этих продавцов, не правда ли?

— Правда, — кивнул Данлеп.

— И еще, похоже, Серрано предполагает разобраться со всеми нелегалами и выкинуть их из квартир. — Данлеп кивнул. — На этом должны кончиться проблемы «Джексон Армз». Мой промах состоит в том, что этим надо было заняться месяц назад. Несколько жизней было бы спасено.

— Вы правы на все сто, — подбодрил его Данлеп. — Сами знаете, как здесь все работает. Пока не взорвется тонна динамита, участок не сдвинется со своей коллективной задницы. Так было всегда.

Оба усмехнулись, Мудроу — над скептицизмом Данлепа, которого раньше не было.

— Так что моя роль окончена, — сказал Мудроу, — работу можно считать сделанной.

— Вы ее выполнили прекрасно, — одобрил Данлеп. — Именно вы зарядили всех той энергией, которая необходима, чтобы дело наконец-то закрутилось.

Мудроу резко встал, протянув руку Данлепу.

— Пол, — сказал он, — я был рад работать с вами. Не стану выпытывать имя поджигателя, хотя должен признаться, что имею большой зуб на этого сукина сына.

— Рад, что вы так считаете. — Данлеп встал, провожая Мудроу до двери. — Берегите себя, Мудроу, — сказал он. — За мной должок.

Прямо из кабинета Пола Данлепа Мудроу пошел вниз, в подвал, где находились камеры предварительного заключения. Он искал надзирателя. Обычно это был ветеран, отвечавший за заключенных, до тех пор, пока специальный автобус не отвезет их в зал суда, где им предъявлялось обвинение. За время работы следователем Мудроу имел своих людей как среди полицейских, так и преступников, снабжавших его информацией. Он мечтал о своем агенте в каждом отделении, но до конца ему не удалось этого достичь. Однако в сто пятнадцатом участке было несколько своих людей, которые там сидели прочно. Сейчас Мудроу искал одного из них.

Роберт Мактиг был профессиональным полицейским. Будучи ирландцем, он, однако, избежал двух основных пороков, которые, как чума, поражают его соотечественников, — алкоголя и пристрастия к насилию. Он был полицейским в третьем поколении и решил посвятить себя этой работе по вполне очевидным причинам. Как только Роберт стал служить в полиции, он сделал все возможное, чтобы не работать на улице. Используя связи отца, пролез в надзиратели (обычно эту работу приберегают для инвалидов) и теперь уже редко покидал участок в рабочее время. Он служил в полиции восемнадцать лет, и, не считая трех из них, — в сто пятнадцатом участке. Он знал о нем все, что можно знать об участке вообще.

Было еще довольно рано, но час назад автобус увез заключенных и камеры были пусты, а Мактиг спал на старом деревянном стуле.

— Доброе утро, — сказал Мудроу, тронув плечо надзирателя.

Мактиг открыл один глаз и уставился на Мудроу. Глаз был красным, как у любого ирландского алкоголика, несмотря на то что Мактиг не притрагивался к рюмке.

— Мудроу, — произнес он, сосредоточившись. — А я слышал, ты вчера чуть не сыграл в ящик. — Он был не злым человеком и не стал пересказывать сплетен о том, что Мудроу вел себя как трус.

— Мне нужна кое-какая информация. — Мудроу знал, Мактиг не тот человек, которого можно уговорить за здорово живешь, не сунув ему на лапу. — Имя поджигателя, которое нашел вчера вечером Данлеп.

— Полтинник, — заявил Мактиг, ни секунды не колеблясь.

— Послушай, Мактиг, помилосердствуй, черт тебя дери! Ты что, не слышал — я на пенсии!

— Может, ты слишком долго пробыл на пенсии, Мудроу, — спокойно ответил надзиратель. — И не знаешь про инфляцию. Прошли дни, когда можно было за двадцатку выяснить цвет трусов начальника нью-йоркской полиции. Так что деньги на бочку или дай человеку послать.

— Да тебе надо спать в камере, а не в коридоре, — ответил Мудроу, отсчитывая деньги.

— Имя поджигателя, — начал Мактиг, сворачивая банкноты и засовывая их в карман, — Моррис Беббит. Он отсидел в тюрьме Клинтон за поджог, который совершил на севере штата. Последний его адрес — где-то в середине Сто второй улицы западной части, но он уехал оттуда примерно год назад, как только закончился срок условного заключения. Беббит — белый, около тридцати лет, рост примерно пять футов десять дюймов, среднего сложения, голубые глаза, блондин.

— Откуда Ты все это знаешь, черт возьми? — Мудроу покачал головой от удивления. — Следователи сидят наверху, а ты здесь внизу в курсе про все это дерьмо, похоже, больше их.

— Я вместо следователей заполняю бланки, — объяснил Мактиг. — Все показания арестованных и предъявление обвинений — пока ребята балуются кофейком. А когда задержанных не слишком много, снимаю отпечатки пальцев. Они ценят мои услуги и всегда рассказывают обо всем. По-моему, это справедливо.

Мудроу пожал плечами.

— Может, и справедливо. А что еще известно о Беббите?

— Офицер, который наблюдал его в условном заключении, считает, что он сумасшедший и должен сидеть в психушке, а не в тюрьме. Сейчас этот полицейский боится за свою жизнь. Это значит, что и ты должен быть очень аккуратным. От типов вроде Беббита можно ждать чего угодно.

— А как насчет фотографии? — спросил Мудроу, уже шагая по коридору к выходу.

— Я думал, ты забыл про это, — ответил Мактиг. — Еще двадцать пять. Напиши вот здесь на конверте свое имя и адрес. Я пропущу дело Беббита через ксерокс и вышлю его тебе сегодня вечером.

Джим Тиллей все время жаловался на своего двадцатилетнего напарника Питера Бонумара, а Мудроу был счастлив проехаться по Бруклину со своим, хоть и бывшим, партнером. Тиллей оказался достаточно благоразумным и прибыл на собственной машине — «бьюике» семьдесят девятого года. В его машине было примерно в шестнадцать раз больше места для ног, чем в «хонде» Бетти Халука, и Мудроу наслаждался забытым комфортом, пока его друг ехал от светофора к светофору на Оушен-парк-Бей. Сейчас они были в Шипхед-Бей. Мудроу хорошо знал этот район. Здесь в основном жили белые среднего класса. Спокойные кварталы, заселенные рабочими, мелкими бизнесменами или молодыми, недавно закончившими высшие учебные, заведения специалистами, которые пытались сделать карьеру.

Они ехали по Эмос-стрит. И вдруг Мудроу почувствовал — что-то здесь не так. Он не мог бы сказать, отчего появилось это ощущение, пока Тиллей не указал на дом номер 6548 по улице Ностренд. В нем помещался дом для престарелых, и это место не выглядело достаточно респектабельным, чтобы здесь мог располагаться президент компании «Болт Реалти».

— Не нравится мне это, — сказал Тиллей. — Пошлют нас тут куда подальше.

Однако они были встречены весьма вежливо, и им показалось, что факт существования Симона Чемберза стал более реальным. Луиза Элле, администратор дома, сразу же приняла посетителей и предложила им присесть.

— Да, — сказала она, — у нас есть пациент по имени Симон Чемберз, но я не думаю, что вы сможете с ним поговорить. Он перенес несколько инсультов, уже находясь у нас, и не может принимать посетителей.

— Как давно это случилось, мисс Элле? — спросил Тиллей.

— Вы знаете, недавно. — Она посмотрела историю болезни Чемберза. — Около двух лет назад он попал в автомобильную катастрофу, к нам его привезли из больницы. А мозговые приступы начались около пятнадцати месяцев назад.

— Его навещают родственники?