— Мы проводим тебя до двери, — сообщила Торнада. — А когда ты окажешься дома, целый и невредимый, нам заплатят.

— Заплатят? Это, верно, Покойник придумал? Пусть он и расплачивается. Мне няньки не нужны.

Его Высокомудрие и не подумал заглотить наживку. Должно быть, не хотел раскрывать свое попугайское инкогнито.

— Глянь на ребятню, Гаррет, — сказал вдруг Тарп. — Жуть!

На углу улицы юнцы допризывного возраста приставали к стайке юных эльфиянок, невесть каким ветром занесенных в этот район города, да еще задержавшихся в нем до наступления темноты. Проведай об этом их эльфийские папаши, красоткам не избежать суровой порки. В кавалерах не было ровным счетом ничего привлекательного, дам они обольщали выражениями, отнюдь не ласкавшими слух и откровенно расистскими, однако их наряды были пошиты по эльфийской моде. Девчонки хихикали и отвечали так бойко, что парни постепенно теряли голову. Впрочем, если они войдут в раж и примутся распускать руки, их оставят в дураках; знаем мы эти фокусы.

— Хочешь, чтоб я поучил молодежь хорошим манерам?

— Чего? — озадаченно переспросил Тарп. — Каким еще манером? Ты о чем, Гаррет?

— А ты о чем, друг мой? Разве тебя возмутило не их поведение?

— Да ты на волосы посмотри! — Тарп поглядел на меня, словно проверяя, не ослеп ли я. — Неужто не видишь?

— Ба! Подумаешь! — Ну лохматые, ну завитые, ну стоят у некоторых волосы дыбом — и что с того? Эка невидаль! Ясно же, что эти парни привыкли выставлять себя на посмешище.

Плоскомордый, до сих пор предпочитавший армейскую стрижку, никак не мог успокоиться.

— Это ж какие родители, коли детишек в таком виде на улицу выпускают? — проворчал он. — Знаешь, из-за чего Карента катится в тартарары?

У меня были кое-какие мысли на сей счет, но воззрений Тарпа я не разделял.

Прически парней не имели ни малейшего отношения к тому, как эти парни себя вели, — при том, что прическа и поведение зачастую вытекают друг из друга. Так сказать, два симптома одной болезни. Парней явно провоцировали девчонки. Едва ли кто будет спорить, что из всех женщин, будь то люди или не-люди, эльфиянки самые красивые и самые, мягко выражаясь, чувственные; а эти милашки, вдобавок, находились в расцвете юности. И использовали весь арсенал подручных средств, чтобы унизить самозваных ухажеров.

А те были слишком наивны и потому не врубались в тайный смысл происходящего. С высоты моих лет могу сказать с уверенностью: этот жестокий урок жизнь преподает каждому мужчине. Я сам уже вышел из того возраста, когда стоишь на углу и выкрикиваешь всякие гнусности, тщась достичь недостижимого, но на собственном богатом опыте могу предположить — нет такой женщины, которая не попыталась бы, ловко или неловко, принизить мужчину, посмевшего найти ее привлекательной.

Все это я изложил Плоскомордому, стараясь его вразумить (мозги у бедняги скрипели так, что было слышно, наверно, на другом конце города), и тут в нашу беседу встряла Торнада.

— Хватит чушь пороть, Гаррет. Достало!

— Лапочка ты моя замученная! Хорошо, я умолкаю, а ты расскажи про тех женщин, с которыми общаешься.

— Чего? С кем это я общаюсь?

— Вот именно! Ты обиделась за женщин и явно собиралась сказать, что они вовсе не такие. Но тебе-то откуда знать? Ты водишь компанию со мной — и с Плоскомордым, когда он не занят очередной подружкой. Ты шляешься по грязным кабакам, ищешь драки с парнями, которые напоминают тебе твоего мужа. Ты якшаешься с ворами, громилами и прочей почтенной публикой, среди которой женщин не сыскать. Так что уж извини — ты, конечно, присаживаешься на корточки, когда зовет мать-природа, но отсюда никак не следует, что тебя можно считать экспертом по части женской психологии, тем более — в нашем милом городе.

— Гаррет! Мог бы из вежливости и не напоминать, что я родилась в деревне.

Эта перепалка могла продолжаться часами. Торнада обожала оставлять за собой последнее слово, потому на всякую фразу у нее находился ответ, подчас бессмысленный, но ответ. По счастью, мы приближались к моему дому, и дружеская беседа увяла сама собой. В квартале было тихо — ночь все-таки, — но будь я проклят, если миссис Кардонлос не торчала на своем крыльце, поглядывая на мой дом с таким видом, словно из его окон вываливались участники безобразной оргии.

Я остановился и огляделся, стараясь ничего не пропустить. Сперва вооруженная охрана, теперь домашняя фурия на боевом посту…

— Что стряслось, старый хрыч? С каких это пор старая ведьма патрулирует Макунадо по ночам?

Плоскомордый вытаращился на меня так, будто я вытворил что-то уж совсем из ряда вон.

— Думаю вслух, — пояснил я. — Репетирую разговор.

— Неужели? — Торнада хмыкнула. — Порепетируй заодно, как вы нам платите. Каждому, между прочим, по две марки причитается.

— По две марки? Не смеши меня.

— Гаррет, она настроена весьма серьезно. У этой женщины случился очередной приступ алчности. Кроме того, она испытывает нашу возможность общаться на расстоянии, пытается определить ее границы. Две серебряных марки — та цена, о которой мы уславливались. Разумеется, плата щедрая, но их услуги того стоят. Кстати, у меня возникла идея: попробуй убедить их в том, что брать лучше не серебром, а медью. Серебро дешевеет — пока; его стоимость возрастет, как только свежий ветер реальности унесет победную эйфорию…

О чем он толкует?

— Эйфорию? Шутить изволите? Ты хоть знаешь, что вокруг творится?

Торнада и Тарп разинули рты.

— Естественно, знаю. К тому, что происходит в городе, имеют непосредственное отношение люди, привыкшие обращаться с крупными партиями благородных металлов.

— Ладно, ладно. — Эх, лопухнулся я, затеял этот разговор при посторонних; теперь Торнаде точно будет над чем поразмыслить.

— Пожалуйста, спровадь поскорее своих друзей. У нас гости, с которыми необходимо разобраться.

О-хо-хо. Вот так всегда.

От меди Торнада отказалась наотрез. Простушка простушкой, но житейской смекалки, присущей всем деревенским, у нее не отнять. Рассуждала она приблизительно так: раз мы не хотим расплачиваться серебром, значит, нам известно что-нибудь этакое.

К Покойнику и его мозгам она относилась с большим уважением.

Плоскомордый поддержал приятельницу — хотя вряд ли отдавал себе отчет, почему. Когда я попытался всучить ему медь, он одарил меня мрачным взглядом.

— Не трать все сразу, — жизнерадостно посоветовал я.

— Уже потратил, Гаррет, — отозвался он. — Я задолжал Морли.

Вот как, оказывается? Нет, что Тарп прислуживает в заведении Морли, — это я прекрасно знал. Но чтобы Морли дал в долг своему работнику?…

— Гаррет, ты бы обратился к врачу, — неожиданно вмешалась Торнада.

— К какому еще врачу?

— Который всяких психов лечит. Ты уже до ручки дошел — вон, с птицами разговариваешь.

— Это хворь излечимая. Окажи мне услугу — и я мгновенно поправлюсь. Забери попугая с собой. Он тебя обожает. И здравого смысла у него поболее, чем у некоторых двуногих.

В ответ я получил витиеватое перечисление всех своих родственников до десятого колена, после чего Торнада гордо удалилась. Тарп поспешил следом, убеждая на ходу свою подружку, что она отвергла лучшее предложение из всех, какие только ей доводилось получать. Но Торнада не была бы Торнадой, если бы признала ошибку.

— Заткни пасть, не то голодным останешься, — прорычала она.

— Не останусь, — огрызнулся Тарп. — Пошли, сожрем чего-нибудь.

Я захлопнул дверь. Итак, охрану спровадили, причем — прошу отметить — без особого труда: Торнада даже не попыталась завлечь меня в какую-нибудь безумную аферу, вроде похищения драгоценностей короны. Как там говорится? Родных не выбирают, но друзей каждый заводит сам? Что ж, если пословица верна, странные у меня позывы и предпочтения…

— Гаррет, время не ждет.

Я вздохнул и направился в апартаменты Покойника. У самой двери остановился и позвал: «Дин! Давай сюда, будешь свидетелем».