— Какая же формула в конечном счете была принята? — сильно заинтересованный, прервал я Берзина.
— А вот послушайте… Английское правительство настаивало на формуле, что Советское правительство обязуется возместить все «имеющие силу претензии» по национализированной собственности, но советская делегация категорически возражала против слов «имеющие силу», как дающих основание считать, что тем самым отрицается законность акта национализации. Вместо этого она предлагала формулу: «претензии, имеющие силу и одобренные обоими правительствами». Принятая формула гласила просто «согласованные претензии». На первый взгляд, как будто бы небольшая разница между тремя формулами, а по существу большая принципиальная разница — разница двух противоположных принципов в отношении частной собственности на орудия производства и обращения…
После выработки общей формулы по национализированной собственности никаких препятствий к подписанию соглашения между сторонами не было. Самая процедура подписания состоялась в здании Форин оффис 8 августа[6]. Затем в соответствии с установленным в Англии порядком соглашение было на 21 день «положено на стол» палаты общий, после чего могла быть осуществлена его ратификация. Так как в это время наступили парламентские каникулы, то ратификация, естественно, могла состояться только после возобновления работы палат в октябре. Но на два месяца каникул произошло очень важное событие: представители господствующего класса пришли к выводу, что пора прекратить игру в «демократию» и вернуться к испытанным методам прошлого. Их не устраивало даже ручное правительство Макдональда. В результате 8 октября, сразу после возобновления работ парламента, либералы, придравшись к какой-то мелочи, отказались поддержать лейбористов. Правительство Макдональда пало, и премьер на следующий день, 9 октября, распустил палату общин. На 29 октября были назначены новые выборы. Началась избирательная кампания, которая в течение двух недель шла очень успешно для лейбористов. Можно было ждать их новой и более крупной, чем в 1923 г., победы… И вот тут-то произошло нечто неожиданное, резко изменившее соотношение сил на выборах!
Конечно, мне чрезвычайно хотелось узнать от очевидца все подробности этой злополучной истории, о которой я узнал из прессы и рассказов товарищей, однако Берзин провел рукой по лбу и сказал:
— Я немножко устал, а рассказать надо еще немало. Отложим второй сеанс до завтра.
При консерваторах — дипломатический вакуум
Когда на следующий день мы снова встретились с Берзиным на этот раз уже в его кабинет, — Ян Антонович с усмешкой сказал:
— Теперь приготовьтесь! Начинается детективный роман!.. Без шуток… В трезвой и практической Англии внезапно разыгралась история, точно сошедшая со страниц фантастико-приключенческого боевика.
— День выборов, — продолжал Берзин, — был назначен на вторник, 29 октября. 25 октября, в пятницу, т.е. за четыре дня до выборов, среди которых оказался «уикенд», когда деловая жизнь в стране замирает, в печати с соответствующими комментариями появилось… знаменитое «Письмо», которое в советской литературе известно под названием «Письма Коминтерна», а в западной — «Письма Зиновьева». Датированное 15 сентября 1924 г., оно было оформлено как инструкция тогдашнего председателя Коминтерна Центральному комитету Британской компартии сосредоточить свою деятельность на конституционной агитации в пользу ратификации договоров 8 августа и одновременно на создании в английских войсках партийных «ячеек» и подготовке военного восстания. Это была явная фальшивка… О том свидетельствовали многие ошибки, допущенные в тексте документа: в заголовке, подписи, названии Коминтерна и т.д. Видимо, мошенники, изготовившие «Письмо», были неопытными новичками и не сумели сделать хорошей подделки. Накануне, вечером 24 декабря, видный чиновник Форин оффис И.Д.Грегори прислал советскому полпреду ноту протеста по поводу «Письма» с приложением его текста. Одновременно Форин оффис, не ожидая ответа советского поверенного в делах, направил «Письмо» в печать. Это противоречило всем дипломатическим правилам, но стоило ли стесняться, раз правительство сочло возможным пойти по пути детективного романа?..
Далее Ян Антонович подробно рассказал мне о последующих событиях. 25 октября утром Раковский послал Макдональду ноту, в которой решительно отрицал подлинность «Письма», а 27 октября уже само Советское правительство объявило «Письмо» грубой подделкой и предложило британскому правительству установить этот факт путем «беспристрастного третейского разбирательства»[7]. Однако Макдональд не откликнулся на это предложение. Тем временем консерваторы подняли вокруг «Письма» страшную бурю, которая оказала влияние на рядового избирателя: голосование 19 октября принесло им победу. Число лейбористских депутатов упало со 191 до 151, а либералы были полностью разгромлены: они получили лишь 40 мандатов вместо прежних 159.
4 ноября 1924 г. правительство Макдональда вышло в отставку, опубликовав перед своим уходом заявление, что оно не может сделать определенного заключения о подлинности пресловутого «Письма», однако считает необходимым сообщить, что подлинник названного письма не был представлен ни одному правительственному органу[8].
Теперь к власти пришло правительство Болдуина, в котором решающую роль играли крайние консерваторы. Среди них нашими наиболее резкими противниками были министр финансов У.Черчилль, министр внутренних дел Джонсон Хикс (в просторечии «Джикс») и министр по делам Индии лорд Биркенхед. Их поддерживал, но более осторожно министр иностранных дел Остин Чемберлен. В то время мы считали, что нашим главным врагом в правительстве был Чемберлен, поскольку он по своему положению, естественно, должен был чаще всего выступать против СССР. В последующие годы, однако, выяснилось, что Чемберлен, как человек, лучше других своих коллег понимавший сложность международной обстановки, был в вопросе об англо-советских отношениях значительно осторожнее Джикса или Биркенхеда. Конечно, в принципе он ненавидел страну социализма не меньше, чем другие британские министры, но тактически предпочитал до поры до времени маневрировать, в противовес Джиксу, например, который стоял за немедленный разрыв с Советской Россией.
Правительство Болдуина сразу же приступило к антисоветским действиям. 21 ноября Остин Чемберлен направил советскому полпреду ноту, в которой сообщал, что новый кабинет, обсудив договоры от 8 августа, не нашел возможным рекомендовать парламенту их ратификацию. На этом в многообещавших переговорах между правительством Макдональда и правительством СССР была поставлена финальная точка. А дальше в англо-советских отношениях открылась очень странная и своеобразная, можно сказать даже уникальная в дипломатических анналах, эпоха.
— Вы понимаете, что случилось? — рассказывал Берзин. — Нет, вам это трудно понять… Представьте себе, что вы находитесь в атмосфере жаркого лета, и вдруг вас сразу, без всяких переходов, бросают в атмосферу зимнего мороза… Такова дистанция между тем, что было при лейбористах, и тем, что стало при консерваторах… Я далеко от мысли идеализировать Макдональда и его коллег, у нас с ними было немало разногласий, споров, противоречий, но все-таки была, как я уже говорил, полнокровная дипломатическая жизнь. Главное, мы чувствовали, что лейбористское правительство действительно ищет с нами соглашения… А при консерваторах…
Берзин безнадежно махнул рукой и пояснил словами:
— Я совершенно уверен, что Болдуин и К° хотели бы немедленно разорвать дипломатические отношения с нами, но только но решаются круто это сделать… Англичане вообще не любят резких поворотов, а тут еще приходится считаться с международной обстановкой… Болдуин осторожничает и выжидает подходящего случай для разрыва. А пока в отношении между СССР и Англией существует что-то похожее на неустойчивый вакуум… Вот взгляните…
