Затем Черчилль развернул перед Сталиным картину операции «Факел» и открывающиеся тут перспективы.
«Для того чтобы лучше иллюстрировать мою точку зрения, — пишет Черчилль в мемуарах, — я нарисовал крокодила и показал, что нашим намерением является атаковать мягкое подбрюшье зверя»[234].
На большом глобусе британский премьер объяснил, какие серьезные выгоды для союзников представляет очищение Средиземного моря от врага. Разумеется, советская сторона не могла согласиться с британской, но, как пишет Черчилль, «лед все-таки был сломан, и мы расстались в атмосфере доброй воли»[235]. Эта оценка результатов первой встречи была излишне оптимистичной. Уже на следующий день, 13 августа, Сталин вручил британскому премьеру меморандум, в котором говорилось:
«В результате обмена мнений в Москве, имевшего место 12 августа с. г., я установил, что Премьер-Министр Великобритании г. Черчилль считает невозможной организацию второго фронта в Европе в 1942 г.».
Указав далее, что открытие второго фронта, в 1942 г. было предусмотрено англо-советским коммюнике от 12 июня 1942 г., что советское командование строило план своих летних и осенних операций в расчете на наличие второго фронта и что отказ от Создания его наносит моральный удар всей советской общественности, осложняет положение Красной Армии и наносит ущерб планам советского командования, меморандум продолжал:
«Мне и моим коллегам кажется, что 1942 г. представляет наиболее благоприятные условия для создания второго фронта в Европе, так как почти все силы немецких войск, и притом лучшие силы, отвлечены на Восточный фронт, а в Европе оставлено незначительное количество сил, и притом худших сил. Неизвестно, будет ли представлять 1943 г. такие же благоприятные условия для создания второго фронта, как 1942 г. Но мне, к сожалению, не удалось убедить в этом г.Премьер-Министра Великобритании, а г.Гарриман, представитель Президента США, при переговорах в Москве целиком поддержал г.Премьер-Министра»[236].
14 августа Черчилль ответил Сталину своим контрмеморандумом, в котором заявил, что единственно возможным вторым фронтом в 1942 г. является только операция «Факел», что Англия не нарушала никакого обещания, данного Советскому Союзу, ибо в момент подписания коммюнике 12 июня Черчилль вручил Молотову ограничительную оговорку, и что тем не менее опубликование этого коммюнике было полезно, так как вводило противника в заблуждение. Черчилль далее возражал «против каких-либо публичных споров по вопросу о, значении коммюнике 12 июня, ибо они могли только обнаружить разногласия между союзниками и, таким образом, повредить их общим интересам[237].
После такого обмена любезностями атмосфера, естественно, не могла быть особенно теплой. Даже большой официальный обед, устроенный для английских гостей в Кремле, со множеством тостов и добрых пожеланий, оказался не в состоянии поднять ее температуру. Расставание грозило произойти на ноте острой дисгармонии, если бы 15 августа вечером Сталин не пригласил Черчилля к себе домой. Оба премьера просидели почти всю ночь с 15-го на 16-е, чуть не до самого момента отлета Черчилля из Москвы. Деловые разговоры — о конвоях, о коммюнике и т.д. — здесь перемешивались с беседами на самые разнообразные философско-исторические и персональные темы. Уже по возвращении в Англию Черчилль мне рассказывал:
— Это была замечательная встреча… Потом Сталин пригласил Молотова, над которым все время подтрунивал. Сам он занялся открыванием бутылок. Скоро на столе образовалась большая батарея превосходных вин. Я отдал им должное, но спасовал перед поросенком, который после полуночи появился, на столе. Зато Сталин обрушился на него со всей энергией…
На обратном пути из Москвы в Англию премьер еще раз задержался на несколько дней на Среднем Востоке и вернулся домой лишь в конце августа. Почти целый месяц демократические элементы страны, бурно требовавшие немедленного открытия второго фронта, жили в ожидании, что главы обоих правительств договорятся по столь важному вопросу. Вскоре по приезде Черчилля английская машина пропаганды стала широко популяризовать следующие слова коммюнике, которым был закончен визит британского премьера в СССР:
«Оба правительства полны решимости продолжать эту справедливую войну за свободу со всей их мощью и энергией вплоть до полного разгрома гитлеризма и всякой иной подобной ему тирании. Дискуссии, происходившие в атмосфере сердечности и полной искренности, обеспечили возможность укрепления тесной дружбы и взаимопонимания между Советским Союзом, Великобританией и США, в соответствии с существующими между ними союзническими отношениями»[238].
Эти слова толковались сторонниками Черчилля как свидетельство того, что между СССР и Англией теперь нет никаких расхождений и по второму фронту. Наше посольство вносило необходимые коррективы в тенденциозную интерпретацию коммюнике правительственной пропагандой. Тем не менее в сознание широких масс были внесены известные путаница и смятение, отчего их борьба за немедленное открытие второго фронта потеряла часть своей настойчивости и решительности.
Конвои
Отношения союзников летом и осенью 1942 г., помимо вопроса о втором фронте, сильно портила еще обострившаяся как раз в это время проблема конвоев.
Выше говорилось о том, что 1 октября 1941 г. в Москве было подписано соглашение о поставке США и Англией различного рода военного снабжения Советскому Союзу. Содержание этого соглашения (т.е. количество, качество, номенклатура продуктов) было, с советской точки зрения, в общем удовлетворительно, однако его реализация упиралась прежде всего в проблему транспорта. Из Англии и США имелись два возможных пути в СССР: северный, на Мурманск и Архангельск, и южный, через Иран[239]. Первый был короче, и по нему доставлялись грузы к головным пунктам сравнительно развитой сети железных дорог. Второй был гораздо длиннее и доставлял грузы к головному участку железной дороги с малой пропускной способностью. Естественно, что и англичане, и американцы первоначально делали ставку на использование до максимума северного пути. Действительно, в течение примерно четырех-пяти месяцев после подписания соглашения (с октября 1941 г. по март 1942 г.) все снабжение СССР из Великобритании и США шло через Мурманск и Архангельск. Обычно караваны торговых судов составлялись в Исландии или поблизости от нее и затем, под охраной военных судов — британских или британо-американских, направлялись в два северных советских порта, где разгружались и после небольшого отдыха тем же путем возвращались обратно. Темнота, господствующая в столь высоких широтах зимой, сильно облегчала проведение этих морских операций. К тому же немцы, слишком занятые блокадой Англии, тогда еще не успели перестроиться и выделить необходимые силы для перехвата снабжения СССР из западных стран. В результате конвои первых четырех-пяти месяцев проходили спокойно и почти не имели потерь. Трансиранский путь в этот период использовался очень мало.
Но с марта 1942 г. положение стало меняться. В норвежском порту Нарвик немцы устроили базу своего надводного и подводного флота. Они сконцентрировали здесь значительное число субмарин, которые начали бороздить воды Баренцева моря в районе Нордкапа и Мурманска. В Нарвике же появились и крупные надводные суда — знаменитый линкор «Тирпиц» (40 тыс. т.) и крейсеры «Шеер» (13 тыс. т.) и «Хиппер» (13 тыс. т.). В районе Нордкапа, на норвежской земле, была создана мощная воздушная база. Начиная с марта 1942 г., немцы открыли систематический жестокий поход против направляющихся в СССР конвоев. Излюбленным местом для этого стал сравнительно узкий проход между Нордкапом и островом Медвежьим (около 350 км). Охота на конвои обычно производилась с помощью авиации и подводных лодок. Однако в резерве находились крупные надводные суда, которые имели большой психологический эффект. При одном упоминании «Тирпица» британский морской штаб приходил почти в панику. В силу указанных перемен проведение англо-американских караванов в Мурманск и. Архангельск с марта 1942 г. стало превращаться во все более сложную операцию, тем более что как раз в это время полярная ночь стала сменяться бесконечным полярным днем.
