— Как! — почти с яростью восклицал Бивербрук. — Гитлер хочет возврата колоний? Хочет фактического захвата всей Европы? Да что ж тогда получится?.. Как дамоклов меч, он будет все время висеть над Англией и Францией и диктовать нам свою волю! Нет, это невозможно!

Но так в те дни думали сравнительно немногие среди консерваторов. «Кливденцы» явно готовились к сделке с Гитлером и даже считали, что у них в руках крупные козыри. Так, Чемберлен, выступая 4 апреля на Центральном совете консервативной партии, долго доказывал, что в начале войны Гитлер имел большой перевес над Англией, ибо Англия была совсем не подготовлена к войне, но что теперь, семь месяцев спустя, положение радикально изменилось к выгоде Англии. В заключение премьер-министр воскликнул:

— Сейчас ясно во всяком случае одно: Гитлер опоздал на автобус!

Трудно решить, чего в этом заявлении было больше — глупости или совершенно феноменального зазнайства?

Буквально пять дней спустя Гитлер показал, что на автобус опоздали как раз Чемберлен и Даладье.

Германские посланники в Копенгагене и Осло 9 апреля 1940 г. в 5 часов утра вручили датскому и норвежскому правительствам меморандумы, в которых заявлялось, что отныне Германия берет на себя военную защиту Дании и Норвегии от англо-французской агрессии и с этой целью вводит на их территории свои войска.

Одновременно нацистские вооруженные силы пересекли границу Дании и совершили внезапную высадку в важнейших портах Норвегии. Накануне туда пришли немецкие торговые суда, и теперь из их трюмов неожиданно появились скрытые там германские моряки и солдаты. Дания не сопротивлялась; ее король и социал-демократический премьер-министр Стаунинг даже обратились к народу с воззванием соблюдать спокойствие и ни в чем не перечить немцам. К полудню 9 апреля все Датское королевство было оккупировано нацистами и превратилось в одну из провинций третьего рейха.

С Норвегией вышло несколько иначе. Норвежское правительство отвергло германское требование и вместе с королем Хааконом VII эвакуировалось из Осло в глубь страны, чтобы организовать борьбу с нацистским нашествием. Тем не менее к вечеру 9 апреля все важнейшие порты страны — Осло, Берген, Трондхейм, Ставангер — оказались в руках немцев, а на следующий день стало уже функционировать созданное ими правительство норвежских изменников во главе с пресловутым Квислингом.

Это был классический образец «молниеносной войны», которая была подготовлена так секретно, что жертвы ее даже не подозревали о нависшей над ними опасности.

Помню, накануне рокового дня, 8 апреля, я встретился с норвежским посланником в Лондоне Кольбаном. Это был очень культурный и образованный человек, долго работавший перед тем в Лиге Наций, и у нас с ним были хорошие отношения. В течение нескольких предшествующих дней ходили упорные слухи, что над Норвегией собираются тучи, и я спросил Кольбана, насколько они основательны. Кольбан замахал руками и с глубоким убеждением воскликнул:

— Все это чепуха!.. Мы имеем самые категорические заверения со стороны Германии, что она будет уважать наш нейтралитет.

И затем, несколько понизив голос, он прибавил:

— Если сейчас я чего-нибудь боюсь, так это опрометчивых действий со стороны наших английских друзей… Вы, конечно, знаете, что шведская железная руда, которую получает Германия, не дает им покоя. Руда из Швеции идет в Германию двумя путями: прямо — через Балтийское море и кружным путем — через норвежский порт Нарвик и отсюда вдоль атлантического берега Норвегии в ее территориальных водах… Я слышал, что морской министр Черчилль уже давно настаивает на минировании наших территориальных вод: если бы это было сделано, немецкие суда, везущие железную руду из Нарвика, вынуждены были бы выйти за полосу территориальных вод, и тут их перехватили бы англичане… Пока Чемберлен успешно сопротивлялся Черчиллю — ведь минирование территориальных вод нейтрального государства было бы нарушением международного права… Но кто знает, что дальше будет?

Сомнения Кольбана были небезосновательны: как раз в тот день, когда мы с ним разговаривали, 8 апреля, английские военные суда действительно заложили мины в трех пунктах норвежских территориальных вод. Однако было бы неправильно думать, что германская акция 9 апреля явилась лишь ответом на действия англичан: в течение 24 часов невозможно было подготовить столь сложную операцию, как молниеносный захват Дании и Норвегии (теперь мы знаем, что план такого захвата был окончательно выработан немцами в декабре 1939 г.). Но Кольбан еще 8 апреля был твердо убежден, что со стороны Германии никакой непосредственной опасности для Норвегии нет.

Дня через два после гитлеровского «прыжка» в Скандинавию мне пришлось увидеть датского посланника в Лондоне графа Ревентлова. Он был в полном отчаянии — не только потому, что его страна была оккупирована нацистами, но также и по другим, более личным причинам.

— Подумайте, — с горечью восклицал он, — только на прошлой неделе я отправил к родителям в Данию жену и детей. Они прислали мне телеграмму, что благополучно доехали… И вот теперь… Что станет с ними? Когда я их увижу? И увижу ли?

Я стал расспрашивать Ревентлова, как это могло случиться, что его семья отправилась в Данию накануне самого вторжения гитлеровцев? Неужели не было никаких предварительных симптомов надвигающейся опасности?

— Представьте, не было! — разводя руками, отозвался Ревентлов. Никаких симптомов! Никаких сигналов! Все произошло совершенно неожиданно, точно с неба свалилось…

Да, скандинавская операция была тщательно подготовлена и проведена Гитлером. Она несомненно в дальнейшем распространилась бы и на Швецию, если бы 13 апреля Советское правительство не уведомило германское правительство, что оно заинтересовано в сохранении шведского нейтралитета.

События в Скандинавии явились для Англии и Франции страшным ударом. Итак, «странная война», к которой так привыкли Чемберлен и Даладье, резко оборвалась! Начиналась война всерьез, о чем они меньше всего хотели думать. В силу вступила неумолимая логика вещей, над которой «мюнхенцы» были не властны. Лондон и Париж вынуждены были действовать…

Что же они сделали?

Я уже упоминал, что король и правительство Норвегии не капитулировали, а, уйдя в глубь страны, решили сопротивляться. С самого начала было ясно, конечно, что собственными силами они долго продержаться не смогут. По всей Англии, по всей Франции поднялся единодушный клич: «Помочь Норвегии!» Правительства Чемберлена и Даладье приступили к организации помощи. Если они действительно хотели оказать серьезную поддержку борющимся норвежцам и вместе с тем сохранить за собой важный стратегический плацдарм, нужны были величайшие смелость и быстрота. А что произошло на деле? Трудно представить себе картину большей бездарности, путаницы, неразберихи, отсутствия дисциплины, недостатка координации и глупого соперничества между лицами и учреждениями, чем то, что обнаружилось во время норвежской кампании в Англии и во Франции. Непосредственной целью этой кампании было выбить немцев из атлантических портов Норвегии и прежде всего захватить Трондхейм и Нарвик. В течение трех недель англо-французские войска пытались этого добиться, но к началу мая вынуждены были признать свою неудачу и эвакуировать свои силы из Южной Норвегии. Союзники пробовали утешаться тем, что морские потери Германии во время этих боев были значительно больше британских и что поэтому общее соотношение сил между сторонами на море изменилось в их пользу, однако бессилие, проявленное англо-французами на суше, было столь явным, что лишь способствовало дальнейшему укреплению мифа о непобедимости германской армии.

Эти события вызвали огромное волнение в Англии. Все ясно становилось, что правительство Чемберлена не способно вести войну. Если страна хотела избежать катастрофы (а она этого несомненно хотела), надо было срочно принимать решительные меры. В такой атмосфере состоялись бурные двухдневные (7–8 мая) дебаты в парламенте, целиком посвященные обсуждению хода войны. Я присутствовал на них и приведу здесь еще одну сделанную мной тогда запись: