— Ведь у вас, — взволнованно восклицаю я, — свыше 30 лет прожил Карл Маркс… Эмигрант из Германии… Знаменитый эмигрант…

— Не знаю никакого Маркса, сэр! Никогда не слыхал, сэр! — равнодушно отвечает чиновник.

Затем он снова делает движение в сторону своей комнаты, но на мгновение задерживается и нерешительно прибавляет:

— Если вы действительно, сэр, политический эмигрант, то может быть…

Чиновник не заканчивает фразы. Он ничего не обещает, но в моей душе вспыхивает надежда. И я еще более горячо восклицаю:

— Ну, конечно, я политический эмигрант!

Чиновник исчезает в стенах какого-то сумрачного помещения, а я с замиранием сердца жду: пропустят или не пропустят? Проходит минут пять. Мое беспокойство все более возрастает. Вновь появляется уже знакомый мне чиновник и с ним еще двое постарше возрастом и рангом. Они с любопытством оглядывают меня и затем самый старший из них спрашивает:

— Вы утверждаете, что вы русский политический эмигрант — чем вы можете это доказать?

Чем я могу доказать? В первый момент я чувствую себя ошеломленным. До сих пор мне не приходило в голову, что я должен буду доказывать свою принадлежность к русской политической эмиграции. Наоборот, мне чаще приходилось скрывать этот факт, особенно в Германии. Что же делать? Как доказать?

Вдруг меня точно осеняет… Я лезу в карман и достаю оттуда полусмятую бумажку, которой накануне в Париже меня снабдили товарищи: это удостоверение Центрального бюро заграничных групп РСДРП, гласящее, что я являюсь политическим эмигрантом и членом РСДРП, и дальше печать и подпись секретаря Центрального бюро т.Орнатского[26]. Вчера я не хотел его брать оно казалось мне ненужным. Товарищ Орнатский почти насильно засунул мне бумажку в карман. Как пригодилась она мне теперь!

Трое англичан принимаются внимательно изучать мое удостоверение. Потом они испытующе смотрят на меня. Потом опять погружаются в мое удостоверение. Наконец, старший с небрежным жестом бросает:

— All right! Пропустите пассажира.

Я бережно прячу в карман драгоценную бумажку и судорожно хватаюсь за свой чемоданчик.

Затем длинный громыхающий поезд в течение двух часов несет меня вперед… И вот Лондон. Вокзал Чэринг-кросс. Едкая мгла противного тумана. Меня встречает мой «влиятельный друг». На нем мятая шляпа и выцветшее пальто. Мы долго обсуждаем, стоит ли брать такси? На подземке было бы дешевле. В конце концов все-таки садимся в автомобиль и медленно едем к скромному жилищу моего друга, в одном из отдаленных предместий столицы. На душе смутно и тревожно: что-то даст мне Англия?..

Таков был мой приезд в Лондон 20 лет назад. А теперь… Почему произошла эта сказочная перемена? Почему я, скромный эмигрант, которого в 1912 г. английские таможенники не хотели пропустить из-за каких-то несчастных 5 фунтов, теперь удостоился столь пышного приема? Только потому, что я возвратился в Англию посланцем пролетариата, победившего на одной шестой суши и построившего первое в мире социалистическое государство.

Итак, 27 октября 1932 г. я прибыл в Лондон в качестве нового посла СССР в Англии. Мне нужно было срочно ознакомиться с условиями моей работы. Я начал это знакомство со здания нашего посольства.

Когда в 1929 г. после восстановления дипломатических отношений между Англией и СССР, осуществленного вторым лейбористским правительством, в Лондон прибыло советское посольство, оно оказалось без собственного дома: как я уже рассказывал, здание посольства, унаследованное нами от царизма, было арендованное, и срок аренды кончился в 1928 г., в период разрыва англо-советских отношений. Первоначально поэтому посольство устроилось во временном помещении на Гровенор-сквер, 40. Сразу же начались усиленные поиски постоянной резиденции. Это оказалось нелегким делом. Антисоветские настроения в консервативных кругах (а все лендлорды — консерваторы) были по-прежнему очень сильны. С.Б.Каган, на плечи которого легла главная забота по подысканию дома для советского представительства, десятки раз переживал жестокое разочарование. Вот, кажется, нашел подходящее помещение, кажется, договорился с агентом обо всех деталях (в Англии трансакции с домами и квартирами производятся через агентские конторы), кажется, на будущей неделе уже можно переезжать — и вдруг в последний момент владелец дома, узнав, что наниматели «большевики», категорически отказывается заключить сделку. Или еще бывало так: агент согласен, владелец дома согласен, но не согласен собственник земли, на которой стоит дом (часто это — два разных лица), — и все идет прахом.

Наконец нашелся южноафриканский «шерстяной» миллионер сэр Люис Ричардсон, который согласился сдать свой особняк в Кенсингтоне Советскому правительству. Какие мотивы руководили Ричардсоном, не знаю. Ходили слухи, что потери, понесенные им в связи с мировым кризисом 1929 г., помогли ему преодолеть политические предубеждения. Может быть, это и было так. Земля, на которой стоял особняк, принадлежала королю, и король, только что восстановивший дипломатические отношения с СССР, естественно не мог возражать против помещения здесь советского посольства. Ричардсон сдавал особняк на 60 лет и требовал уплаты вперед арендной платы за все это время. Условие было жесткое и необычное, но посольство согласилось его принять. В результате за 36 тыс. фунтов Советское правительство приобрело в свое распоряжение сроком до 1990 г. красивый особняк на одной из самых фешенебельных улиц Лондона. В конечном счете вышло даже недорого — особенно если принять во внимание, что в лондонском просторечии наша улица именовалась «кварталом миллионеров».

Сразу же по приезде я стал знакомиться с новой резиденцией. Тут передо мной открылись многие детали — частью приятные, частью неприятные, частью забавные, но все в английском стиле.

Лет сто тому назад, земля, на которой стоял дом посольства, принадлежала Кенсингтонскому дворцу. Когда-то в XVII и XVIII вв., этот дворец, бывший в то время загородной резиденцией королей, играл крупную роль. В нем жили королева Анна, короли Георг I и Георг II. Позднее короли переселились в Лондон, и Кенсингтонский дворец превратился в местожительство младших членов королевской семьи. В нем родилась и выросла королева Виктория. Здесь родилась также королева Мэри, жена царствовавшего в момент моего прибытия Георга V, В 1841 г, специальным актом парламента от владений Кенсингтонского дворца был отрезан «огород» в размере 28 акров (около 11 гектаров), и на этом «огороде» возникла наша улица, постепенно обстроившаяся двумя рядами богатых особняков. В числе их находился и дом нашего посольства.

Дом был прекрасно расположен. В годы моей работы он стоял, среди небольшого зеленого участка площадью около четверти гектара, фасад выходил на улицу Кенсингтон палас гарденс, позади дома был чудесный сад с оранжереей, фонтаном, солнечными часами, теннисной площадкой. Больших деревьев там не было, но цвели розы, и изгородь заросла частым высоким кустарником. За изгородью находилось огороженное поле, где по воскресеньям происходили игры в футбол, а дальше раскинулись знаменитые Сады Кенсингтона, едва ли не самый прекрасный из лондонских парков.

Улица, на которой стояло здание посольства, была густо обсажена огромными вековыми деревьями. Это была не простая, а особенная, «частная» улица, считавшаяся собственностью тех лиц, которые имели здесь свои дома. Она была закрыта для обычного сквозного движения, и ездить по ней могли лишь те, кто направлялся в один из стоящих на ней особняков; но даже и для них была установлена предельная скорость — 12 миль в час. На обоих концах улицы имелись железные ворота, около которых всегда дежурили сторожа в ливреях с золотыми галунами и в высоких цилиндрах. В полночь ворота запирались, и в это время попасть на нашу улицу было можно только пройдя мимо сторожа.

Конечно, за красочные обломки далекой старины собственникам улицы приходилось платить: надо было содержать сторожей, надо было чинить ворота, надо было кормить ленивую разжиревшую собаку, которая будто бы охраняла нас от ночных напастей. Однако никто не роптал: англичане любят сохранять пережитки прошлого. А на нашей улице жили настоящие англичане, да еще какие! Прямо против посольства находился дом, занимаемый одним из английских Ротшильдов. Неподалеку высился каменный особняк Лесли Уркварта того самого Лесли Уркварта, который имел богатейшие цветнометаллические концессии в царской России и после революции стал одним из злейших врагов советского режима. Несколько дальше стоял красивый дом герцога Мальборо.