— Наш народ, — отвечал я, — привычен к суровым зимам, а к тому же эти артиллеристы хорошо одеты.

15 декабря поздно вечером наш поезд прибыл, наконец, в Москву. Он весь был запорошен снегом, с крыш вагонов свешивались большие ледяные сосульки. В столице в то время из опасения германских налетов строю проводилось затемнение. Над городом царила глубокая тьма. По случаю прибытия Идена вокзал, в виде исключения, был на четверть часа освещен. Встречал Идена нарком иностранных дел В.М.Молотов, сразу же сообщивший гостю, что как раз сегодня Красная Армия выбила немцев из Клина. Присутствовали также и другие официальные лица.

Когда члены английской делегации в меховых шапках и шубах вышли из вагонов и, смешавшись с встречавшими их советскими людьми, пошли по перрону в свете внезапно вспыхнувших фонарей, когда клубы паровозного пара и дыма окутали и идущих людей, и маячившие над ними своды вокзала, мне на мгновение показалось, что все это не суровая реальность эпохи второй мировой война, а призрачная картина из какой-то мрачно-фантастической сказки…

Спустя мгновение свет внезапно потух. Мы вышли на площадь перед вокзалом и уже в полной темноте стали рассаживаться в ожидавшие нас машины. Англичане поехали в «Националь», где для них была приготовлена резиденция, а я отправился в гостиницу «Москва».

Переговоры начались на другой день после прибытия Идена в Москву, 16 декабря. Происходили они в Кремле. Таким образом, сомнения Черчилля относительно места переговоров были опровергнуты фактами. СССР в них представляли Сталин и Молотов, присутствовал также я. На меня же были возложены обязанности переводчика. Англию представляли Иден и Кадоган, присутствовал также Криппс, который вел запись переговоров. Иногда появлялся генерал Ней.

Перед началом заседания Сталин вынул из кармана проект наших предложений и спросил меня:

— Как вы думаете, примут это англичане?

Я быстро пробежал несколько исписанных на машинке листков. Здесь были проекты двух договоров, которые СССР хотел бы заключить с Англией. Первый договор носил характер договора взаимопомощи между обоими государствами как во время войны, так и после ее окончания; он должен был заменить пакт взаимопомощи от 12 июля 1941 г., действие которого распространялось лишь на период войны. Второй договор намечал послевоенное устройство мира. В основном он предусматривал восстановление Югославии, Австрии, Чехословакии и Греции в их довоенных границах, а также передачу Польше Восточной Пруссии и выделение Рейнской области из состава Пруссии. Договор далее признавал границу 1941 г. для СССР (т.е. со включением в СССР Эстонии, Латвии, Литвы, Западных Украины и Белоруссии) и право Англии иметь необходимые для ее безопасности базы во Франции, Бельгии, Голландии, Дании и Норвегии.

Ознакомившись с документами, я ответил Сталину:

— Полагаю, что эти проекты могут служить основой для переговоров с англичанами. Вероятно, с их стороны будут возражения и поправки по некоторым пунктам, но договориться о соглашении не представит особой трудности.

Выслушав наши предложения, Иден сказал, что в общем они кажутся ему приемлемыми, но что он резервирует за собой право внести в них известные изменения и модификации.

На этом же заседании состоялся общий обмен мнениями по вопросу о репарациях, о возможности создания после войны чего-либо вроде пакта военной взаимопомощи между всеми державами, стоящими на позиции мира, причем выяснилось, что и здесь вполне возможна договоренность между СССР и Англией.

Я с удовлетворением констатировал, что серьезных разногласий между сторонами как будто бы нет и что, стало быть, возможно подписание иди по крайней мере парафирование обоих договоров. Однако где-то в глубине сознания копошился червячок сомнения: неужели все обойдется так гладко и благополучно?

Когда после перерыва открылось второе заседание, Сталин достал из кармана небольшой листок бумаги и, обращаясь к Идену, сказал:

— Полагаю, вы не будете возражать, если к нашему соглашению о послевоенном устройстве мы приложим небольшой протокол.

О проекте протокола Сталин до заседания меня не предупредил. Я быстро пробежал положенный на стол документ. Он был краток и предусматривал признание Англией советских границ 1941 г.

Мне было известно, что англичане не склонны принимать какие-либо решения о будущих границах впредь до окончания войны. Если бы речь шла только об англичанах, еще можно было бы надеяться как-либо их переубедить. Хуже было то, что Рузвельт взял с англичан твердое обещание не делать ничего подобного без предварительного соглашения с США. Американцы же тогда не признавали советских границ 1941 г., в частности не признавали вступления прибалтийских государств в СССР. При таких условиях вся затея с протоколом была совершенно безнадежна. Полгода спустя Сталин сам в этом убедился, и 20-летний договор между СССР и Англией о союзе, сотрудничестве и т.д., подписанный 26 мая 1942 г. в Лондоне, не содержал признания советских границ 1941 г. Протокол, предъявленный Сталиным во время декабрьских переговоров, мог явиться лишь яблоком раздора между Англией и СССР. Между тем мы были крайне заинтересованы в возможно более тесном сотрудничестве с Великобританией: ведь в тот момент огромные советские территории были заняты врагом, Ленинград был блокирован; немцы стояли вблизи от Москвы; хотя советские войска только что отбросили их от столицы, но до победы над гитлеровской Германией было еще очень далеко.

Как только Иден ознакомился с текстом протокола, он сразу же ответил, что британское правительство сейчас не может его подписать, и подробно мотивировал это, особенно подчеркивая позицию США в вопросе о границах.

Сталин стал возражать и пытался переубедить английского министра иностранных дел, но тщетно. Это сильно испортило атмосферу переговоров, и обе стороны ушли с заседания в плохом настроении.

18 декабря состоялось третье заседание, на котором продолжалась дискуссия по вопросу о договорах и о протоколе. Англичане давали понять, что они готовы вести переговоры и надеются на возможность соглашения по проектам договоров, но по вопросу о протоколе никакого сдвига в их позиции не обнаружилось. В свою очередь Сталин заявил, что без протокола договоры не могут быть подписаны. Создался тупик, из которого не видно было непосредственного выхода. Единственно, чего Сталину удалось добиться, что обещания Идена передать спорные вопросы на рассмотрение английского кабинета, а также правительств британских доминионов. Он не исключал и возможности консультации с правительством США.

После третьей встречи стало ясно, что соглашение сторон в Москве не может состояться, однако ни СССР, ни Англии не имело никакого смысла обнаруживать перед Гитлером и Муссолини наличие существующих между ними разногласий. Было решено поэтому опубликовать о визите Идена такое коммюнике, которое не могло бы доставить никакого удовольствия врагу. Составление проекта коммюнике было поручено мне. Закончив работу, я показал свой проект Сталину. Он одобрил его.

Потом я показал проект Идену и получил его одобрение. Он даже прибавил:

— Коммюнике лучше, чем я надеялся.

Таким образом, по вопросу о тексте коммюнике обе стороны были согласны. Однако опубликование коммюнике, естественно, приходилось отложить до того момента, когда английская делегация вернется домой. В условиях военного времени иначе нельзя было поступить. Фактически коммюнике появилось в советской и английской печати 29 декабря 1941 г., как раз в тот день, когда, как я расскажу дальше, «Кент» бросил якорь в Гриноке, у берегов Шотландии.

Вот наиболее существенные части коммюнике.

В самом начале, после перечисления лиц, принимавших участие в московских переговорах, заявлялось, что между сторонами «происходил исчерпывающий обмен мнений по вопросам, касающимся ведения войны и послевоенной организации мира и безопасности в Европе», а затем говорилось: