Надо сказать, что лейбористская верхушка в первые месяцы войны также придерживалась этой «доктрины». Она тоже не верила в серьезность войны, тоже стремилась сохранить привычные нормы и обычаи. Исключения были, но не часто. Поэтому лейбористская партия в дни реорганизации правительства не проявила никакой активности в целях создания действительно национального кабинета. В оправдание такой линии обычно приводился аргумент: «Мы не хотим нести ответственности за глупости Чемберлена, — пусть сам выкручивается, как знает». Единственное, на что пошла лейбористская партия, это обещание поддерживать правительство, не входя в его состав, да соблюдать на время войны межпартийное перемирие на выборах. Примерно такую же позицию заняли тред-юнионы на своем конгрессе в Вридлингтоне 4–5 сентября, а также на заседании исполкома Амстердамского (профсоюзного) интернационала, состоявшемся в Париже 13–14 октября. О том, что лейбористы живут по принципу «business as usual», свидетельствовал также следующий характерный факт: 20 марта 1940 г. из лейбористской партии был исключен известный депутат парламента Д.Притт за его «слишком дружественное отношение» к СССР. Да, да! Все было, как обычно. Война тут ничего не изменила.
Наряду с созданием «нового правительства» Чемберлену очень важно было показать всему миру и прежде всего Германии, что империя его поддерживает. Это повысило бы его шансы при заключении сделки с Гитлером. Данная задача оказалась более легко разрешимой, чем о том думали многие как в самой Англии, так и за ее пределами. Причина была понятна. Если бы Англия объявила войну какой-либо стране буржуазной демократии, доминионы и колонии, вероятно, еще долго думали бы, как им к этому отнестись. Но Англия объявила войну фашистской державе, начисто отвергавшей все принципы демократии (даже буржуазной) и проводившей в жизнь политику самого зверского расизма. Тем самым выбор для заморских владений Англии упрощался.
Действительно, Австралия и Новая Зеландия объявили войну Германии одновременно с метрополией 3 сентября, Канада — 10 сентября. Вопреки опасениям в Лондоне, Южно-Африканский Союз также очень быстро решил вопрос в пользу Англии. Перед войной здесь у власти находилось правительство бурского националиста Герцога, которое во многом (особенно в расовом вопросе) симпатизировало гитлеровской Германии. Герцог поэтому высказался за политику нейтралитета в войне между Англией и Германией, но провалился и парламенте. 5 сентября на смену ему пришел известный англофил фельдмаршал Смэтс, правительство которого объявило войну Германии. Египет и Ирак, которые де-юре были независимыми государствами, но фактически в то время еще являлись британскими полуколониями, не решились сделать то же самое, ибо здесь фашисты имели сильную «пятую колонну», однако они все-таки порвали дипломатические отношения с Германией. В Индии Англия встретилась с известными трудностями, но и тут в конце концов все обошлось сравнительно благополучно.
Единственным исключением явилась Эйре (Ирландское свободное государство). Вековая вражда ирландцев к своим британским угнетателям имела результатом то, что уже 2 сентября 1939 г. Эйре официально объявила о своем нейтралитете в войне между Англией и Германией. Создалось чрезвычайно странное положение: даже в наиболее критические моменты войны, когда стоял вопрос о том, быть или не быть Англии, в Дублине, всего лишь в сотне-другой миль от британского берега, существовали фашистские дипломатические миссии (германская, итальянская, японская), которые вели широкую разведывательную и диверсионную работу против Лондона.
Как бы то ни было, но все-таки в общем формальная мобилизация империи против гитлеровской Германии была осуществлена уже в самом начале войны.
Сравнительно благоприятно для Англии и Франции складывалась и международная ситуация. Уже в течение сентября — октября 1939 г. скандинавские страны, Бельгия, Голландия, государства Американского континента, Иран, Сиам объявили о своем нейтралитете в начавшейся войне. Их нейтралитет в большинстве случаев носил дружественный характер, хотя из страха перед Германией они не решались слишком открыто это демонстрировать. Италия, Испания и Япония пока что заняли позицию нейтралитета, правда не дружественного, а выжидательно-враждебного, но все-таки нейтралитета. СССР также заявил о своем нейтралитете.
Очень важны были для Англии и Франции поведение и действия США. Здесь им, однако, нечего было опасаться. Президент Рузвельт до войны и во время войны неоднократно выступал против агрессивных устремлений фашистских держав и оказывал всю возможную для нейтрального государства помощь Англии и Франции. Особенно важно с этой точки зрения было издание 4 ноября 1939 г. нового закона о нейтралитете, более благоприятного для них, чем закон 1935 г.[152]
Чемберлену нужно было также показать, что он что-то делает для подготовки к военным операциям и для укрепления вооруженных сил страны. Ведь широкие массы были настроены антифашистски и ждали от правительства практических дел для борьбы с Германией. Премьер начал с самого легкого: 7 сентября генерал Горт был назначен главнокомандующим британским экспедиционным корпусом во Франции (хотя корпуса этого еще не существовало), а генерал Айронсайд — полная военная бездарность, но зато ярый противник СССР — начальником генерального штаба. Самуэль Хор, один из руководящих «мюнхенцев», стал председателем особого комитета по военным делам.
Однако все это были генералы без армии. Нужна была армия, но в создании ее правительство проявляло поразительную медлительность и неповоротливость. Общий закон о воинской повинности был издан еще перед войной (27 апреля 1939 г.). Он долго оставался в сущности на бумаге. Теперь было издано постановление, что все мужчины в возрасте от 18 до 41 года подлежат призыву в вооруженные силы страны и в случае надобности могут быть переброшены в любую часть света. Начался и призыв в армию. Происходило это очень медленно, точно правительство ждало, что вот-вот призывники окажутся ненужными и будут распущены по домам. Достаточно сказать, что даже 24-летних молодых людей попросили явиться на призывные пункты только в марте 1940 г., т.е. через полгода после начала войны.
Кое-какие меры «военного порядка» принимались и в области внутренней жизни страны. Было введено затемнение в ночное время. Правительство получило полномочия выпускать военные займы. Была запрещена торговля с вражескими странами и установлена цензура почтовых отправлений за границу. Началось рационирование продовольственных продуктов, в первую очередь бекона и масла. Создан был особый комитет из представителей тред-юнионов и союзов работодателей под председательством министра труда для того, чтобы «давать советы правительству по вопросам, касающимся обеих сторон». Была объявлена эвакуация женщин и детей из крупных городов в сельские местности: считалось, что там они будут в большей безопасности от возможных налетов германской авиации. Для раненых было подготовлено 200 тыс. коек и 70 тыс. медсестер. В парламенте шли разговоры о необходимости перевода промышленности на военные рельсы, однако самый перевод происходил черепашьим шагом и с постоянной оглядкой на частнособственнические интересы отдельных фирм и концернов. Бесконечные дебаты вызвал вопрос о том, нужно ли создавать министерство военного снабжения, но к определенному решению все никак не могли прийти. На всех действиях правительства лежал отпечаток крайней медлительности, половинчатости, нежелания вносить какие-либо серьезные изменения в традиционно сложившийся порядок вещей. Да и не удивительно: дух «business as usual», господствовавший в правящих кругах, проникал всюду и на все оказывал свое тлетворное влияние.
Что касается Западного фронта, то там продолжала разыгрываться настоящая комедия. Газеты ежедневно сообщали о «действиях патрулей», о «контактах между разведывательными партиями», о «столкновениях между лазутчиками», о мелких «артиллерийских перестрелках», в которых почти не оказывалось жертв. 22 декабря 1939 г. Даладье с гордостью заявил в палате, что общие потери Франции за первые четыре месяца войны составляют всего лишь полторы тысячи человек! Он прибавил, что это объясняется наличием «линии Мажино». Ведь в первую мировую войну Франция за тот же срок потеряла 450 тыс. бойцов! Дело было, конечно, не в «линии Мажино». Дело было в том, что в 1939 г. Франция вела «странную войну», т.е. вообще не хотела вести никакой войны против гитлеровской Германии. Англичане, которые к середине октября перебросили во Францию экспедиционный корпус численностью около 160 тыс. человек, разумеется, следовали примеру своих французских союзников и тоже ничего не делали на фронте. Их потери исчислялись единицами. Воздушной войны ни с той, ни с другой стороны не было. Немцы «загадочно» молчали. Многие объясняли их поведение оглядкой на США. Возможно, что это обстоятельство играло известную роль, однако главное заключалось в ином. Как теперь мы знаем, Гитлер уже в октябре 1939 г. дал директиву о подготовке нападения на западные страны (так называемый Желтый план); с января 1940 г. эта подготовка приняла серьезный характер, и немцам, естественно, не было оснований распылять свои усилия впредь до момента атаки. Важно было также усыпить бдительность противника, чтобы сохранить в атаке элемент неожиданности.
