Он родился на Украине среди полей и перелесков Полтавщины, в небольшом имении матери, подаренном ей после замужества. Мать умерла рано, осиротевшие дети воспитывались в родовом поместье у бабушки. Эта бабушка происходила из шляхты, а другая, со стороны отца, была, как ни странно, черкешенка. Про черкешенку рассказывали романтическую историю. Во время какого-то праздника в толпу чернооких красавиц влетел на лихом скакуне молодой терский казак, подхватил одну, перекинул через седло и был таков. Пули разъяренных родичей похищенной кавказской девы свистали над его головой, но ни одна не задела. Он благополучно привез ее в станицу, женился, и прожили они долгую жизнь. Казака звали Афанасием Улановым, а вот был ли у него сговор с красавицей, об этом история умалчивает. Со временем он вошел в силу, стал атаманом, дал детям образование, но и в счастливой жизни подстерегла его судьба злодейка. Старшую дочь, умницу и красавицу, черкесы умыкнули обратно в горы. Напали на обоз, с которым она куда-то ехала, охрану и всех мужчин убили, и судьба ее осталась неизвестной. Младшим сыном атамана был отец Сережи — Николай Афанасьевич.

Горячий, вспыльчивый, он еще до Первой мировой войны дослужился до есаула. В 1903 году казаков направили на усмирение крестьянского бунта в Полтавскую губернию. По ошибке ли, по злому ли навету, наш есаул засадил на гауптвахту ни в чем не повинного сельского учителя и через день был призван для выяснения отношений к местной шляхтянке, имевшей в тех краях большое влияние.

Не старая еще, тучная вдова встретила молодого есаула в штыки и потребовала незамедлительного освобождения учителя. Есаул возразил, дама повысила голос. Есаул надерзил. Дама пошла по щекам багровыми пятнами, схватила зонтик и давай потчевать зарвавшегося есаула по могучей спинушке. Неизвестно, чем бы закончился скандал, но дверь отворилась и на шум, словно с небес сошла, явилась сероглазая барышня дивной красоты и кротости. Разгоряченный черкес был на месте пронзен стрелами ресниц.

Дальше, как в добром старинном романе. Учителя в тот же день отпустили, есаул был приглашен на вечерний чай с вишнями, а через месяц в усадьбе сыграли пышную свадьбу. Николай Афанасьевич вышел немедленно в отставку и осел на Полтавщине.

Тридцати двух лет кроткая жена его умерла в родах, оставив сына Сережу и трех девочек — Анну, Викторию и Ольгу — сиротами, а Николая Афанасьевича — безутешным вдовцом. Детей стала воспитывать бабушка Катя, а есаул снова надел мундир. Началась война. Потом была революция, потом снова война, гражданская.

В восемнадцатом году, не имея никаких известий и распоряжений от зятя, бабушка Екатерина Яновна приняла решение увезти внуков и младшую дочь-девушку от греха подальше в Чехию. Сережа не хотел ехать. Бабушка вызвала его для серьезного разговора.

— Ты у меня единственный мужчина в доме. Папа на войне, сестры малы и глупы, тетка молода. Я одна с этим бабьем не справлюсь.

Самому Сереже было всего одиннадцать лет.

После «экспроприации» у них ничего не осталось. Бабушкину усадьбу разграбили, дом поочередно разрушали белые, красные и всех цветов радуги банды. Семья ютилась у знакомых в деревне. За день до отъезда бабушка позвала внука, и они, неразличимые в ранних сумерках, пришли к покинутому жилищу. Здесь пролетело Сережино детство, здесь на тихом сельском кладбище лежал бабушкин муж, здесь Екатерина Яновна учила малолетних внуков любить землю, сердилась выговаривая: «Руки, руки кривые!» — если они собирали плохой урожай со своих огородиков. Здесь с такими же деревенскими мальчиками Сережа ходил в ночное и горько плакал однажды, когда потерял упрямую и бодливую корову. Здесь, казалось, совсем недавно, не старая еще, полная сил вдова охаживала зонтиком молодого есаула и барышня неземной красоты и кротости входила в залу и выговаривала обоим за шумное поведение.

Екатерина Яновна не стала спускаться с пригорка. Она смотрела на пустые глазницы дома издали. Мокрый мартовский ветер трепал выбившиеся из-под прихваченного под подбородком платка наполовину седые волосы. Она нагнулась, подняла ком земли и бросила в сторону темных проваленных окон.

— Зачем ты это сделала? — спросил Сережа, — так только в могилу бросают.

Она не ответила. Через месяц они были в Праге, а еще через полгода их разыскал отец. Вскоре Сережу и старших сестер отвезли в Тшебову, в закрытую русскую гимназию. Поначалу Сережа скучал, писал бабушке невеселые письма.

«Дорогая бабушка! Бьет челом тебе запаршивевший внук Сережа. Усвоение наук и даже постылой латыни проходит весьма успешно, да вот тело страждет. В классах и дортуарах день и ночь клацаем зубами и покрываемся цыпками. Аннушка и Оля тоже тебе кланяются. За них можешь быть спокойна, они в тепле. Весь уголь директор Светозаров велел отдать девочкам, а нас упросил потерпеть. Терпим, хоть и невмоготу уже».

Впоследствии быт гимназии наладился, на холод Сережа больше не жаловался, угнетали его одиночество и душевный разлад.

«Дорогая бабушка! Я по тебе скучаю. Одиноко, не с кем отвести душу. Девочки совсем от меня отбились, все больше по своим девчачьим делам, всякими пустяками заняты. У нас несколько иные игры. За последние два месяца был последовательно монархистом, кадетом, а потом эсэром. Перед портретом царя присягал на верность в присутствии двух старших гимназистов. Это и есть наша монархическая организация. К сожалению, обоих монархистов выгнали из гимназии за неуспеваемость. Чего хотят от нас старшие кадеты и эсеры, понять трудно.

Можешь мною гордиться. Для новогоднего праздника написал пьесу из гимназического быта. Наш класс ее разыграл, остальным очень понравилось, и было очень смешно».

А потом он привык. Годы, проведенные в гимназии, остались самыми светлыми его воспоминаниями. В письмах к бабушке он описывал любимых и нелюбимых учителей, всякие курьезные случаи, один из них — с неисправным огнетушителем.

Трое гимназистов, Сережа в том числе, решили испробовать висевший без применения огнетушитель. Воспользовавшись коллективным походом всей гимназии в театр, они остались, сняли огнетушитель, унесли в деревянную уборную во дворе, развели огонь. Огнетушитель не сработал, уборная сгорела дотла. За такую провинность полагалось исключение. Стоя перед директором Светозаровым, гимназисты доказывали, что в основе произошедшего лежит не мелкое хулиганство, а попытка провести научный эксперимент, великолепно удавшийся, по их мнению. И когда строгий Светозаров поднял насмешливую бровь, Сережа пошел ва-банк:

— Случись настоящий пожар, вся гимназия сгорела бы, как миленькая, а так только один нужник.

— Да-а, — протянул Светозаров, — нахальства вам не занимать.

Но крыть было нечем, и дело замяли.

Сережа и мне потом любил рассказывать про гимназию, изображать в лицах справедливого Светозарова, любимого учителя истории Платона Капецкого, ненавистного латиниста и как гимназисты отреагировали на его внезапную смерть.

Рано утром в спальню пришел Капецкий и грустным голосом объявил:

— Господа гимназисты, сегодня классов не будет, умер Иван Иванович.

На секунду в спальне воцарилась тишина — и сразу взорвалась диким воплем господ гимназистов:

— Ура-а-а-а!

Капецкий посмотрел на них, посмотрел и сказал:

— Ну и сволочи вы все!

И ушел, хлопнув дверью. Всем стало стыдно.

Гимназические годы прошли. Умерла бабушка, Николай Афанасьевич женился на хорошей женщине. У Сережи и девочек с мачехой навсегда установились прекрасные отношения. Впрочем, дети стали взрослыми. Сереже предстояло выбрать профессию. Кем только он не собирался стать! В первую очередь — артистом. Бывают же такие совпадения в жизни. У него был довольно сильный баритон, прекрасный слух. Он даже пел одно время в оперетте, в хоре.

Он пробовал писать. Гимназические вечера и представления часто делались по его сценариям. Он писал и стихи, и рассказы, но отец посоветовал выбрать что-нибудь более устойчивое. Сережа поступил в медицинский институт.