Олег же как ни в чем не бывало, направился обратно к столу, чтобы продолжить трапезу.

- Князь, - несмело сказал Азарин, - могу я попросить тебя о милости?

Олег обернулся:

- Я слушаю тебя.

- Мне жаль жену Зораха, - промолвил Азарий. - Прошу тебя пощадить её. Дело в том, что я вдовец…

- Можешь взять её себе.

- Благодарю, князь! - Азарий приложил руку к груди. - Но это не все.

- Не все? - Олег удивлённо приподнял брови. - Чего ты ещё хочешь? Надеюсь, ты оставишь мне Тмутаракань?

Сидевшие за столом военачальники дружно засмеялись.

- У жены Зораха есть любимая служанка с рыжими волосами, - неуверенно проговорил Азарий, смущаясь, что приходится о таком просить у князя да ещё в присутствии его старших дружинников. - Я хотел бы взять эту девушку себе.

- Да ты просто грабитель, Азарий, - с напускной суровостью сказал Олег, занимая своё место во главе стола. - Может, ты вручишь мне свои прошения списком, а?

Старшие дружинники опять разразились смехом.

- Это моя последняя просьба, княже, - произнёс Азарий.

- Ступай! - Олег махнул рукой. - Коль разыщешь среди пленниц ту служанку, можешь владеть ею. Сегодня я милостив.

Воеводы вновь покатились со смеху, подталкивая друг друга в бок и кивая то на отрубленные головы на подносах, то на распростёртое посреди гридницы тело Зораха.

Олег и сам не удержался от смеха, уловив в своей последней фразе нечто кощунственно-дьявольское. Что и говорить, залил он Тмутаракань кровью!

Был год 1083-й.

Долго идут вести из Тмутаракани в далёкий Киев-град, но все же доходят.

Поздней осенью добрался до Киева иудей Исаак, чудом уцелевший во время резни. В один день потерял Исаак всю свою родню: сестёр, братьев и племянников. Семья его проживала в Киеве, а он сам наведывался в Тмутаракань лишь по торговым делам да ещё по поручению Всеволода Ярославича, который знал про связи Исаака и выведывал через него много для себя полезного.

На этот раз раббе Исаак ошарашил Всеволода Ярославича ужасающими известиями. Он, не сдерживая слез, рассказывал великому князю про бесчинства Олеговых наёмников, которые не щадили живых и глумились над мёртвыми, охотясь за иудеями по всей Тмутаракани. Пострадало и немало хазар, тех, что были в близком родстве с иудеями.

- С жён и дев иудейских воины Олега срывали богатые одежды и украшения, обрезали у них косы на парики, оскверняли наготу женскую грубым насилием прямо на глазах у малых детей, - делился виденным Исаак. - Всякого, кто пытался защитить честь жены или дочери, убивали на месте. Лишали жизни и тех, кто защищал самого себя от унижений, и тех, кто не пытался защищаться. Кровь безвинных иудеев и хазар ручьями текла по улицам в тот страшный день. Имущество убитых тут же расхищалось. Опустевшие дома продавались или сдавались внаём всем желающим. Не совершалось погребальных обрядов. Тела убитых грузили на повозки, вывозили за город и сваливали в наскоро вырытые ямы, которые так же на скорую руку засыпались землёй и заваливались камнями. Всякого, давшего убежище иудею, подвергали унизительной порке либо взымали с него денежную пеню. Уцелевших иудейских женщин и детей за бесценок продавали в рабство грекам и армянам, слетевшимся как воронье.

- Велика ли дружина у Олега? - обеспокоенно расспрашивал Всеволод Ярославич. - И почто Володарь и Давыд не дали ему отпор? Как они вообще впустили в город злодея?

- Войска у Олега много, - отвечал Исаак, сокрушённо качая головой с обрезанными в знак траура волосами. - Кого только нет под его знамёнами: и греки, и варяги, и немцы, и англосаксы… Олег вступил в Тмутаракань беспрепятственно, поскольку Володарь и Давыд в ту пору воевали с зихами в горах. По возвращении в Тмутаракань им пришлось договариваться с Олегом полюбовно, так как их жены и дети оказались у него в заложниках. Олег вернул князьям жён, детей, челядь и все имение на условии, что они покинут Тмутаракань и будут искать себе доли на Руси.

- Токмо этого мне не хватало, - невольно вырвалось у Всеволода Ярославича.

Словно в подтверждение сказанному Исааком, спустя несколько дней в Киеве объявился с дружиной и обозом Давыд Игоревич.

Всеволод Ярославич на время забыл про свою неприязнь к племяннику, чтобы разузнать от него побольше об Олеге, возвращение которого беспокоило великого князя сильнее извечной вражды с неугомонным полоцким князем, сильнее угроз поляков, требующих вернуть им червенские города. Что, если уже будущим летом мстительный Олег опять, как встарь, наведёт половцев и касогов на Русь?

Всеволод Ярославич не спрашивал об этом напрямик у Давыда, не желая показывать свою обеспокоенность. Однако это подспудно звучало в речах великого князя, слышалось в его долгих паузах, читалось по его глазам. Давыд был достаточно проницателен, чтобы почувствовать внутреннее напряжение дяди. И не возрадоваться этому в душе он не мог, ибо только за тем и прибыл в Киев: попугать Всеволода Ярославича Олеговым могуществом.

Со слов Давыда выходило, что Олег имеет не только сухопутное войско - тысячу всадников и десять тысяч пешцев! - но и больше тридцати боевых кораблей.

- А с василевсом ромеев Олега связывает тесная дружба. Благодаря содействию Алексея Комнина он взял в жены знатную гречанку Феофанию Музалон.

- Ты видел жену Олега? - Всеволод Ярославич верил и не верил услышанному.

- Не видел, лгать не стану, - ответил Давыд, - зато её видела моя жена. Ведь она была какое-то время в заложницах у Олега. Феофания несколько раз встречалась с моей супругой, а также с супругой Володаря, прознав, что наши жены доводятся родственницами венгерскому королю.

- Бывшему королю, - раздражённо вставил Всеволод Ярославич.

- Какая разница? - Давыд пожал плечами. - Пусть Шаламон ныне в изгнании, но разве из-за этого он лишился своей королевской крови? Изяслав Ярославич тоже некогда побывал в изгнании, царствие ему небесное, но и на чужбине он не утратил своего великокняжеского достоинства.

- Это ты к чему?

- К тому, что истинного короля делает не трон, а высокое рождение. Ныне хоть и царствует над венграми Ласло, двоюродный брат Шаламона, но какой он к черту король!…

- Мы, кажется, говорили о Феофании, - напомнил Всеволод Ярославич. - Ты сказал, что твоя жена виделась с ней. Что же она рассказала про неё?

- Много интересного, - Давыд оживился, словно ожидал этого вопроса. - Феофания принесла Олегу богатое приданое. Настолько богатое, что он содержит своё войско на деньги жены.

- Наверно, и корабли купила Феофания? - ухмыльнулся Всеволод Ярославич.

- Нет! Корабли подарены Алексеем Комнином, насколько мне известно.

- Поистине, царский подарок, - многозначительно заметил Всеволод Ярославич. - С чего бы это вдруг, а?

- Все очень просто. Олег нужен Комнину, дабы оградить владения ромеев в Тавриде от набегов половцев. Ещё, полагаю, василевс рассчитывает на его помощь против сельджуков. Имея флот, Олег сможет легко перебросить своё войско по морю и высадить в любом месте азиатского побережья, примыкающего к Вифинии…

Беседа затянулась допоздна, но великому князю так и не удалось понять: собирается ли Олег в поход на Киев будущим летом.

Давыд не скрывал того, что питает надежду получить княжеский стол на Руси. После чего он был готов предать забвению вражду, которая до недавних пор стояла между ним и его великодержавным дядей. Однако Всеволоду Ярославичу показалось, что ретивый племянник нарочно прикрывается именем Олега, дабы припугнуть великого князя и вынудить уступить ему какой-нибудь город в киевской земле.

Не сказав Давыду ничего обнадёживающего, Всеволод Ярославич спровадил племянника в Вышгород, якобы желая сделать приятное Оде. Она печётся о своём крестнике и видеть его, несомненно, будет рада.

Давыд двинулся в Вышгород с тяжёлым сердцем, словно предчувствуя свои грядущие мытарства. Он уже жалел, что не отправился вместе с Володарем в Галич к Рюрику Ростиславичу.