Находясь на крепостной башне, Олег с удовольствием подставил лицо тёплым струям влажного ветра. Стоял конец ноября, но было тепло, как в мае.

- Хорошо тут, - с глубоким вздохом произнёс Олег. - Зимой, небось, и снега не бывает.

- Бывает, - отозвался Роман, стоявший рядом. - Море сковывает льдом, так что из Тмутаракани до Корчева на другой берег пролива можно верхом доехать за полдня. Однако таких холодов, как на Руси, конечно, не бывает.

- Ты говоришь, у тебя война с мятежным катепаном ромеев. А почто тогда гавань Тмутаракани полна кораблей купеческих? - повернулся к Роману Олег. - Иль купцов война не страшит?

- А что им война? - Роман усмехнулся. - Другого пути на Дон и с Дона нету, кроме как через Тмутаракань. Купчишки народ ушлый, за выгодой они хоть за тридевять земель идти готовы. Нипочём им война, непогода иль лихие людишки. А война и торговлю кормит: оружие всегда в цене. И рабы всегда в цене, и кони.

- Коль возьмёшь ты Тавриду под свою руку, тогда на тебя более могучий враг ополчится - император ромеев, - предостерёг брата Олег. - У него же и войско несметное и корабли огнемётные. Но главное оружие ромеев - это подкуп. Против этого храбрость бессильна.

- Вот завоюю Тавриду, и у меня злата-серебра будет не меньше, чем у ромеев, - уверенно проговорил Роман. - Тогда потягаемся на равных с василевсом ромеев. По слухам, Михаилу Дуке ныне не до Тавриды. В Европе его теснят болгары да норманны, в Азии сельджуки бесчинствуют. А тут ещё восстал ромейский полководец Никифор Вотаниат. Не иначе опять свара за трон начинается. - Роман усмехнулся. - Нам это на руку, брат.

Олег помолчал, потом спросил тихо:

- Марию-то вспоминаешь?

- Ни к чему прошлое ворошить, брат, - проворчал Роман. - Что было, то прошло. Отец незадолго до смерти письмо мне прислал: извещал, что митрополит противится моему браку с Марией, ибо мы с ней двоюродные брат и сестра. Мол, Всеволод Ярославич не смеет против Церкви выступить, потому и отдаёт младшую дочь замуж за знатного гречина.

Олег хотел сказать, что брат Глеб живёт в супружестве с Янкой, которая ему тоже двоюродная сестра, и ничего, но промолчал.

Он перевёл разговор на другое:

- А жив ли сказитель и песнетворец Боян, которого ты взял с собой, отправляясь на княжение в Тмутаракань?

- Жив-здоров, - кивнул Роман. - Ныне он про мои походы песни слагает. Вот только ослеп совсем мой песнетворец, и никакие снадобья заморские не помогают. Беда, да и только.

Бегство наложниц привело Изяслава в дикую ярость. Это усугубилось ещё тем, что вместе с Одой и Эльжбетой бежал один из гридней. Но особенно Изяслава разозлило то, что сотворили с его верным постельничим, который по-существу стал евнухом.

Боярин Богуслав, дабы не поплатиться головой за отчаянную дерзость своего сына, предпочёл укрыться не где-нибудь, а у полоцкого князя. Именно это обстоятельство и навело Изяслава на мысль, что обе беглянки наверняка подались туда же. Соглядатаи, возглавляемые Спирком, который из постельничего превратился в главного прелагатая[71] при великом князе, обшарили все города и веси земли киевской, побывали в Переяславле, Чернигове и Владимире. Но все было напрасно.

Изяслав решил, что Ода и Эльжбета нашли убежище у Всеслава в Полоцке.

Больше всего Изяслава раздражали слухи, ходившие по Киеву. Народ на торгу судачил, злорадствуя, как две слабые женщины одурачили самого великого князя, да ещё и отомстили ему, кастрировав верного слугу. Киевляне втихомолку восхищались и Всеславом, который даёт приют всем несправедливо обиженным. Сколько ни бьются с ним сыновья и внуки Ярослава Мудрого, а одолеть не могут.

В довершение всего в гости к Изяславу пожаловал его старший сын Святополк и прямо с порога начал выставлять претензии отцу.

- Батюшка, не по-христиански ты поступил, отняв у меня жену, - начал Святополк. - Но я не был на тебя в обиде, поскольку ты дал мне за Эльжбету Вышгород. Видит Бог, прелести Эльжбеты стоят такого отступного. Но, отняв у меня супругу, ты не сберёг её. Допустил, что Эльжбета сбежала от тебя с каким-то дворцовым стражем. Это не токмо постыдно, батюшка, это смешно! Над тобой смеётся весь Киев!

- Ты зачем приехал? - набросился на сына Изяслав. - Какого рожна тебе надо? Насмехаться надо мной собрался?

- Насмехаться я не собираюсь, - ответил Святополк с видом оскорблённого достоинства. - Я за отступным приехал.

- Каким отступным? - не понял Изяслав. - Говори толком!

- Отец, ты упустил Эльжбету, значит, за это с тебя причитается отступное, - пояснил Святополк. - Что тут непонятного?

- Ах, вот оно как! - На лице Изяслава появилось выражение коварного ехидства. - Что же ты хочешь, сынок? Случаем, не стол киевский?

- Нет, отец, - Святополк покачал головой. - Стол киевский я требовать у тебя не вправе.

- Ну, слава Богу! - Изяслав принялся часто креститься и кланяться Святополку. - Вот радость-то привалила. Чадо моё стол киевский мне оставляет.

- Перестань, отец, - чуть брезгливо бросил Святополк. - Давай лучше сядем и спокойно потолкуем.

Отец и сын уселись напротив друг друга.

- Я полагаю, батюшка, ты должен мне отсыпать двести гривен серебра отступного за сбежавшую Эльжбету, - сказал Святополк. - Ведь получается, что из-за тебя Эльжбета и от меня сбежала. По-моему, требование моё справедливо. А по-твоему?

Родитель долго взирал на сына из-под нахмуренных бровей.

- А по-моему, сыне, засиделся ты в Вышгороде без дела, - наконец сказал Изяслав. - Пора седлать коней, подымать полки и двигать в поход на Полоцк, благо дорога туда тебе ведома. Ты однажды уже сидел князем в Полоцке. Там вновь обретёшь свою ненаглядную Эльжбету, возьмёшь отступное со Всеслава. И не двести гривен, а сколь пожелаешь.

- Ка… кой ещё поход? - Святополк изменился в лице. - Зима же скоро.

- Со Всеславом токмо зимой и надо воевать, - подбодрил сына Изяслав. - Вспомни, как мы разбили его на Немиге-реке. В самую стужу!

- А ты пойдёшь в поход?

- Я не пойду, сынок, - Изяслав вздохнул. - Стар я уже для этого. Мне стол киевский блюсти надо. И сокровища из казны разыскивать, кои Борис Вячеславич упёр и где-то спрятал.

- Одному мне со Всеславом не совладать, - хмуро произнёс Святополк.

- Владимир Всеволодович с тобой пойдёт, - успокоил его Изяслав. - Он и главенствовать будет. С большой силой пойдёте. Чтоб от Полоцка одни головешки остались! Привезёшь мне голову Всеслава, так и быть, отсыплю тебе двести гривен серебра. Идёт?

- Идёт, - ответил Святополк и невесело улыбнулся.

Киевские, вышгородские и смоленские полки выступили на Полоцк в середине декабря, когда зимняя стужа сковала льдом озера и реки. Им навстречу заснеженными дорогами двигались рати полоцкого князя. Два враждебных войска сошлись под Витебском. Началась долгая осада города Владимиром и Святополком.

Один из соглядатаев Изяслава побывал в Каневе, передав Давыду Игоревичу наказ великого князя: не упустить сбежавших княгинь, если вдруг они вознамерятся пробираться до черниговских земель или в Польшу степным путём.

Ода была восхищена смелостью и благородством юного Давыда, который, ни мгновения ни колеблясь, предоставил убежище ей и Эльжбете, хотя знал, что может лишиться княжеского стола, коль Изяслав узнает, где скрываются беглянки. Более того, Давыд заплатил Бажену двадцать золотых динаров[72] за содействие в побеге.

Вместе с Одой и Эльжбетой из Киева бежала и Регелинда. Все они скрывались в тереме у Давыда, не показываясь на глаза ни челяди, ни дружинникам. Перед тем как появиться в Каневе, Ода сначала через Бажена известила обо всем Давыда, чтобы разведать, согласится ли он спрятать свою тётку и её спутниц. Давыд выслал за беглецами крытую повозку, посадив кучером Бажена. На этой повозке, когда стемнело, въехали в город.