Вот тут-то и поняли все, зачем казаки и звероловы, как дорогое ружье, возили за спиной опахала из хвостов крупных птиц или связанные из легких перьев. Казаки постоянно обмахивали бородатые лица опахалами. Никакие веники из сорванных веток не могли их заменить.

Вечерами Вожа и по его примеру другие спутники устраивались на ночлег под пологами. Укладывали лежанку из веток, травы или попросту из постеленного на землю плаща – епанча. Над лежанкой натягивали полог, который состоял из четырех и более кольев, вбитых в землю и покрытых тканью. Ткань закрывала спящего с головой. Полог не палатка, от дождя не укрывает, защищает от кровососущих тварей. В то же время в случае опасности из-под полога выбраться гораздо легче, чем из палатки; выползай в любую сторону, а хочешь, сорви полог одним движением руки. Ткань подбирали достаточно легкую, чтобы не заглушала звуков и не занимала много места в седельной сумке.

Простая и вместе с тем гениальная придумка первопоселенцев. И под полог могли забраться самые пронырливые комары, но с тем, что делалось за пределом полога, не шло ни в какое сравнение. Под пологом рай.

На ночь пес Волчок забирался под полог к Воже и укладывался у его ног. И собаку доставали крылаты паразиты.

Вечерами на ужин ели похлебку или жиденькую кашицу, но пока донесешь до рта несколько ложек, то в котелке или чашке уже плавает целый слой комаров и мошки. Едоки соберут сверху ложкой сварившийся гнус, но через минуту-другую в каждом котелке опять черно… Так и гоняют обнаглевшую тварь. На коней гнус садился так густо, что казалось, они покрыты толстой серой попоной. Бедняги мучались и слабели. Им покрывали спины шкурами, тканью, но всего коня не укроешь.

Долматов согласился с доводами спутников. Экспедиция ушла с лесистого Общего Сырта в степь. Вечерами здесь тоже не сладко, зато днем солнце и ветер загоняли мириады насекомых в траву. Люди и кони могли свободно дышать.

Звероловы, табунщики, казаки и другие первопоселенцы выработали свой способ перемещения по степи, которым пользовалась и экспедиция, ведомая Вожей. Если идти или ехать в степи по ветру, то комары, поднимаемые ногами из травы, заедят. Если идти против ветерка, то комары пропадают.

В летние ночи Воже иногда снилась молодая и красивая мама. Картина, запомнившаяся в раннем детстве. Летучий кровосос – овод прокусил кожу корове Рыжонке и посадил туда свои яйца, из которых вышли черви. Черви растут, грызут бедное животное, так что оно ни есть, ни пить, ни стоять не может. Бежит Рыжонка, сломя голову, не разбирая дороги, того и гляди убьется в овраге. Мама подзовет ее, очистит рану, смажет опухоль каменной смолой. Бессловесная животина все понимает, во время операции терпит, стоит, а потом благодарно выгибает шею, льнет к хозяйке, трется головой о плечо. При этом видении Вожа просыпался, лежал на спине и подолгу смотрел на звездное небо.

Реку Большой Иргиз экспедиция преодолела с ходу, надолго не задерживаясь. Только одну запись сделал здесь Долматов: «Массовое созревание земляники. Ее так много, что у коней копыта красные».

– Живут ли здесь люди? – спросил Долматов Вожу на привале.

– Есть маленько. Мимо пройдем. Староверы живут по своим обрядами. Любопытством их лучше не беспокоить. Рыбаки на островах есть, да и им теперь не до нас. Лов идет.

– Впереди что?

– Малый Иргиз, параллельно Большому течет. Еще есть вольная река Чагра и другие. Безлюдные места. Живут здесь больше наездами.

– В Самаре слышал на улице разговор меж странниками о том, что якобы есть богатая река Узень. Спорили, есть ли вправду. Так есть или сказки?

Вожа долго молчал, о чем-то раздумывал, похлопывал коня по шее:

– Узеней два. Большой и Малый. Найти их многие не могут, потому что они впадают в Камыш-Самарские озера, в коих соединяются. В озера реки впадают, а из озер не выходят. Зверя и птицы там много. До ближайшего Узеня яицкие казаки поспевают с возами на седьмой день. Заповедные реки.

– Есть ли там лес? Вода пресная? Велики ли озера?

– Черного леса достаточно, хоть вокруг пустыня. Вода в верховьях рек пресная, а в нижнем течении соленая. Озер и болот много. Есть озера соленые, есть пресные, называемые цирилами. Кто их считал? Если ехать мимо, верст на пятьдесят проехать можно.

– Мы едем туда! – загорелся Долматов. – А есть ли еще заповедные реки?

– Есть, – сказал Вожа после некоторого раздумья. – Течет себе река и в пустыне или в болоте исчезает. А жить там можно.

– Чем же вольные реки от заповедных отличаются?

– Вольные реки, где воевод нет. А заповедные те, о которых воеводы не слышали, не ведают. Станет плохо на старом месте, сыщем другую воду. Да вам зачем все? Все иметь незачем.

На привале отставной солдат Мамон по-отечески угощал Васька. Он расстелил небольшую скатерь на траву. Разложил запеченые гусиные яйца и вяленую утятину, порезал на куски.

– Подкрепись, – пригласил Мамон. – Ты молодой, тебе расти надо. Налегай.

Васек вынул из ножен охотничий нож и воткнул его в запеченное очищенное яйцо и отправил в рот. Потянулся за вторым.

Вожа заметил движение Васька и твердо сказал:

– Положи нож в ножны.

– Почему? – Васек взъерошился.

– Тебе уже однажды сказано: никогда не кормись с ножа, не плюй и не мочись в костер. Этого требует закон Дикого поля. Уважай оружие и огонь. Даже в зимовой избе нож на столе надолго не оставляй. Зря не обнажай. Иначе болеть будешь или совсем пропадешь.

Присутствующие согласно промолчали. Они знали, что выработанные на протяжении многих веков законы Дикого поля не пустое суеверие. Они и приметы старались не нарушать. Скажем, есть примета: на себе ничего не зашивай, от этого слабеет память. Приметам следовали как правилу, которое лучше учесть. А правило, возведенное в закон, следовало выполнять обязательно. Первопоселенцы придерживались их достаточно строго.

В пути от реки Большой Иргиз к Узеням экспедиции попадалось немалое количество родников, но многие из них имели воду жесткую, невкусную, горьковатую и даже соленую. Коней поили в ложбинах, где стояла пресная дождевая вода.

Леса и даже куртины кустарника здесь редкость. Лишь кое-где ветловник и засухоустойчивый карагач. Степь от жары пожухла. Перепавший дождик ее несколько оживил, и она не казалась мертвой, но суховеи пустыни скоро высушат небесную влагу.

– Правее глинистая степь, – сказал Вожа. – Там уже все сгорело от солнца. Там мало корма что для коней, что для скота. Скоро будет соленое озеро. Но в нем водятся караси. Ночевать будем у колодца.

Исследователи были удивлены тем, что в солоноватом озере приспособилась жить пресноводная рыба…

– И жуки водяные по поверхности скользят, – отметил капитан.

– Это дерево карагач? – уточнил художник у проводника. Он зарисовывал дерево безводной полупустыни.

На ночевку остановились у колодца с горькой водой. Для готовки пищи она не годилась, но кони ее пили, и то можно считать подарком судьбы. Другие, не степные, кони пить ее не стали бы и ослабели от жажды.

Костер для готовки ужина, как и положено опытным странникам пустыни, развели до заката солнца в ямке. На привале казаки спешились, разминая руку, столь лихо фехтовали саблями, что казалось, движение узкой полоски стали сливалось в сверкающем круге. Каждый вел бой с невидимым противником сосредоточенно и спокойно, как нечто обыденное. Словно предчувствовали предстоящий жаркий денек.

По утру едва экспедиция тронулась в путь, Васек увидел на горизонте отряд примерно из пятидесяти всадников.

– Ордынцы, – показал Васек рукой.

– Скроемся в овраге, – предложил Вожа.

Экспедиция спустилась в неглубокий овражек. Серьезной защиты он не представлял. Неглубокий, пологий, безлесый. Единственная надежда на то, что их не заметят.

Вожа и казаки, Мамон и Васек залегли у края овражка и наблюдали за степью. В овражке Долматов и его подчиненные совещались.

– Кочевники – народ дерзкий и предприимчивый к злодейству, – сказал геодезист Герасимов. – Что делать будем?