— Пожалел бы ты свои бедные легкие! Ведь одним дымом дышишь! Почему не открываешь окна?

Ответ брата совсем завел ее в тупик.

— Мы, сестра, нарочно не открываем окна, — сказал он. — Не хотим, чтобы все слышали, о чем мы говорим!

С того дня Сирануш никогда уже об этом не заикалась, приходилось ей видеть и то, как Айрапет и его гости шепчется, перегнувшись через стол, словно боятся, что их кто-то подслушает.

Короче говоря, вся жизнь брата, все его странные друзья, все их разговоры были для Сирануш загадкой.

Сирануш знала, что муж не очень-то доволен ее частыми посещениями квартиры брата. Открыто он ничего об этом не говорил, но из отдельных замечаний она заключила, что муж с предубеждением относится к делам Айрапета и его приятелям. Несмотря на близкое соседство, Ашот редко заходил к своему шурину. А заглянет — тут же уйдет, не выпив даже чашки чая.

Столь холодное отношение мужа к ее родному брату огорчало Сирануш, но не было случая, чтобы она упрекнула его в этом.

В свою очередь, Айрапет тоже недолюбливал мужа сестры, держался с ним высокомерно, задирал нос и на его холодность отвечал открытой враждебностью. Когда Ашот, простудившись ранней весной, слег на неделю в постель, Айрапет даже ни разу не зашел проведать его, справиться о здоровье.

Сирануш болезненно переживала вражду мужа с братом. Бедная женщина как бы находилась между двух огней. Весь гнев, который мужчины не могли излить друг на друга за время коротких встреч, они потом, рано или поздно, каждый в отдельности, обрушивали на ее голову.

Сирануш давно порывалась объясниться с братом наедине. Но такого случая до сих пор не представилось: когда Айрапет был дома, — мешали гости, когда не было гостей, — не было и его самого.

И вот сегодня Сирануш решила пойти к брату рано утром, когда он будет еще в постели, обо всем с ним поговорить и выяснить подоплеку его вражды с Ашотом.

Она перебралась через низенький заборчик, пересекла двор, поднялась на веранду и увидела Айрапета с полотенцем на шее. Выпятив огромный живот, он шел умываться.

Поздоровавшись с братом, Сирануш прошла в дом, как обычно, сначала убрала его постель, потом открыла окна и принялась подметать полы.

Когда Айрапет, умывшись, вернулся с веранды, в комнатах царил образцовый порядок. Одеваясь, он неожиданно обратился к сестре:

— Сирануш, вчера я забыл тебя спросить: как там Аца-тур поживает?

— Спасибо, здоров.

— Что пишет?

— Так… Ничего особенного. Через месяц сам приедет.

Надевая пиджак, Айрапет забормотал:

— Хороший парень. Очень мне нравится. Слава богу, что не похож на отца.

Сирануш резко обернулась. Тряпка, которой она вытирала с комода пыль, упала на пол.

— Ты почему так говоришь, Айрапет? Что он тебе плохого сделал?

— О ком это ты?

— Как о ком?! Ты сам хорошо знаешь, о ком я говорю. Когда муж заболел и целую неделю пролежал пластом, ты даже ни разу не заглянул, не поинтересовался его здоровьем. Когда он заходит в твой дом, ты отворачиваешься от него! — Сирануш откашлялась. — Сегодня я пришла к тебе спросить: чего вы не поделили? Как бы там ни было, ведь он же твой зять! Подумай, что люди станут говорить?!

Хотя Сирануш и была старшей сестрой, язык у нее не поворачивался говорить с братом резче. Долгие годы разлуки наложили на их отношения отпечаток глубокой почтительности. Ей не хотелось на это посягать.

Айрапет, видя, что сестра опечалена и разгневана, и желая успокоить ее, сказал шутливо:

— Хватит, Сирануш. Что у меня с ним может быть общего? О чем ты толкуешь? У мужчин — свои дела, свои разговоры, они сами между собой договорятся. Зачем вмешиваться? Он мой зять, я его шурин. А если он к тому же пустоззон и не может держать язык за зубами, что ж поделаешь? Я тут ни при чем. И потом, как говорится, что с возу упало, то пропало. Теперь уже ничего не изменишь…

Хотя смысл сказанного братом не совсем дошел до Сирануш, она почувствовала, что почти каждая его фраза содержит в себе двусмысленность, направленную против мужа.

— Что ты! Он мне ничего не говорит. — Сирануш утерла нос краем платка. — Напрасно ты думаешь, что он болтун. Совсем наоборот.

— Если он не болтун, тогда о чем же ты пришла со мной разговаривать?! — Айрапет подошел к сестре вплотную. — Вы думаете, что я слепой, ничего не вижу?! Скажите пожалуйста, нашли простачка!

— Ты не прав, Айрапет! — вспыхнула Сирануш. — Не думай, что это он прислал меня к тебе. Я сама вижу: вы за глаза смешиваете один другого с грязью. Ты с ним не соглашаешься, он — с тобой. Разве это по-родственному? Уже и соседи все пронюхали. Посмеиваются над вами тайком!..

Хачатурянц сунул руки в карманы и зашагал по комнате из угла в угол. Сирануш знала: это первый признак того, что брат сильно разгневан.

— Конечно, пронюхают! Еще бы! И смеяться будут. — Айрапет вынул руки из карманов, заложил их за спину и стал посреди комнаты, выпятив живот. — Вот ты говоришь, не по-родственному!.. А скажи, исполнил ли этот человек, называющий себя моим зятем, хотя бы одну мою просьбу? Как бы не так. Он скорее руку себе отсечет! А вот когда я прошу о чем-нибудь других, они стараются угодить. Нет, ты все-таки скажи, оказал ли он мне хоть раз какую-нибудь услугу? Исполнил ли хоть одно мое желание? Не приведи бог! Что вы! Разве он на это пойдет. И, конечно же, соседи вправе смеяться над таким родством. Хорошо, оставим в покое услуги. Ты скажи, с какой стати он тебе жалуется, передает все, что между нами происходит?

Явная клевета на мужа возмутила Сирануш.

— Довольно, Айрапет, довольно! — воскликнула она. — Клянусь, он никогда ничего мне не говорил о ваших с ним спорах. Ничего не знает он и об этом нашем разговоре. Я тебе твержу: курица на двух ногах, а ты свое: на одной!

Сам того не замечая, Хачатурянц всю неприязнь к Ашоту перенес сейчас на сестру, которая с пеной у рта защищала мужа.

— Конечно, ты во всем будешь его оправдывать, — зло бросил Айрапет. — Он твой муж. А кто я тебе?.. Так, брат какой-то… Верно ведь говорят в народе: муж и жена — одна сатана.

— Как тебе не стыдно, Айрапет! Подумай, что ты говоришь!

— Чего мне стыдиться? Когда говорят правду, стыдно не бывает. Приехав сюда, я рассчитывал на него, надеялся. Думал, он будет моей правой рукой, вместе будем работать.

А он, оказывается, как древесный червь, подтачивает нашу нацию изнутри. И еще называет себя армянином! Позор! — Хачатурянц схватил с вешалки шапку и выбежал из комнаты вон.

Сирануш никак не ожидала, что разговор с братом может кончиться таким образом. Поэтому ее сразу же начало мучить раскаяние. Ведь как-никак Айрапет — ее родной брат. Кто его знает, может быть, действительно во всем виноват Ашот? Ей все еще была неясна причина их вражды. Ведь не один Айрапет жалуется на крутой характер Ашота, на его холодность в обращении с людьми. Многие об этом говорят. Может быть, в их неладах кроется что-нибудь совсем другое, чего женщине нельзя доверить? Бог им судья! А она, не разобравшись во всем, не докопавшись до истины, обидела брата, своего единственного брата, который приехал из Тифлиса искать у нее приюта? Нет, ей и впрямь не надо было вмешиваться! Мужское дело: сами поссорятся, сами помирятся. А она влезла и только все испортила. Хотела бровь подправить, да глаз выколола!

Вернувшись вечером с работы, Ашот заметил, что жена чем-то сильно расстроена. Он начал допытываться о причине. Умолчав об утреннем разговоре с братом, Сирануш объяснила плохое настроение усталостью и головной болью.

Однако за ужином она не выдержала и спросила мужа:

— Скажи, Ашот, почему ты так плохо относишься к Айрапету? Вы словно чужие. Что бы он тебя ни попросил, ты не хочешь для него сделать.

Ашот поставил на блюдце стакан, который держал в руке, и удивленно захлопал глазами.

— Откуда тебе это известно?

Сирануш смутилась под тревожным взглядом мужа.

— Айрапет сам мне пожаловался. Говорит, стоит ему обратиться с просьбой к другим, они с готовностью все исполняют. А ты не хочешь ему помочь, идешь наперекор.