Франшику дома девушки не застали, наверное, он снова поехал на стройку. Хоть он и обещал устроить через две недели праздник, но сделать еще предстояло немало. И Франсуа, например, вовсе не был уверен, успеют ли они все закончить к сроку. Однако Франшику со свойственным ему оптимизмом не сомневался в успехе. Он готов был работать и днем и ночью, лишь бы поскорее открыть свой парк!

Дома был Франсуа, который охотно предоставил девушкам и телефон, и домашний номер Оливии.

Когда же Франсуа узнал, что серьезно больна Летисия и лежит без сознания в доме Серены, то сразу же предложил свою помощь.

Далила дозвонилась до Оливии, и Оливия пообещала приехать как можно скорее. А Далила заспешила обратно.

— Нет, сначала мы должны заехать к Витору, — возразила Асусена. — Ему первому нужно сказать, что его мать больна.

— А я думаю, что мы должны как можно скорее вернуться обратно, — не согласилась Далила. — Донне Серене наверняка нужна наша помощь.

— Не беспокойтесь, девушки, я заеду к Веласкесам и все им сообщу, — успокоил их Франсуа. — Так будет лучше всего.

Франсуа тут же и отправился к Веласкесам. Он не сомневался, что Аманда вместе с ним поедет к больной матери, а потом, возможно, нужно будет переправить Летисию в Форталезу…

Но Аманда спокойно выслушала его известие и в ответ не сказала ни слова. Франсуа стоял и вопросительно смотрел в большие темные глаза этой красивой своенравной девушки, надеясь уловить в них хоть тень сочувствия, намек на сострадание, но видел опять только гнев. Своим известием он нарушил ее призрачное спокойствие, потребовал от нее действий и решений, которые были для нее болезненны и невозможны, и она опять защищалась от него.

— Чего ты от меня хочешь? — наконец враждебно спросила Аманда, видя его вопрошающий и укоряющий взгляд. — Я не доктор. Ведь Оливию уже вызвали? И правильно сделали, она знающий, компетентный врач и окажет необходимую помощь!

— Ты, кажется, не поняла меня, Аманда, у тебя заболела мама.

— У меня нет мамы, — ожесточенно ответила Аманда.

— Опять за старое? — со вздохом спросил Франсуа. — А мне-то казалось, что ты повзрослела, что-то поняла.

— Ничего я не поняла и нисколько не повзрослела, — строптиво отвечала Аманда.

— Да какое кому дело, повзрослела ты или нет! — разозлился Франсуа. — Разве сердце и душа наживаются с годами? Они или есть или го нет! Ты знаешь, кто сейчас ухаживает за твоей матерью вместо тебя? Донна Серена, жена Рамиру!

С этими словами он хлопнул дверью. Его терпению, его пониманию пришел конец. Он спешил к Летисии, он должен был знать, что с ней, как она. Он должен был быть с ней.

Спиртовые компрессы оказали свое действие. Жар стал спадать, и Летисия понемногу приходила в себя.

— Кажется, уже просыпается, — встретила приехавшего Франсуа доброй вестью Серена.

— Идите отдохните, я посижу возле нее, — предложил он.

Летисия приоткрыла глаза.

— Где я? Что со мной? Серена? — Летисия перевела взгляд и увидела Франсуа. — И ты тут, Франсуа?

Серена потихоньку вышла, а Франсуа присел возле постели.

— Ты приболела, Летисия, но не смей сдаваться. Сейчас приедет Оливия, и ты увидишь, как быстро все пойдет на лад…

Серена принялась за стряпню.

— Порежь картошку, Асусена, — попросила она, — у этой женщины еще маковой росинки во рту не было, пусть хотя бы горячего супчика поест…

Но Асусена не собиралась браться за нож.

— А тебе не кажется странным, мама, что эта женщина лежит в твоей постели да еще любезничает с другим?! — возмущенно спросила она.

— Бог знает, что ты говоришь, дочка! — огорчилась Серена. — Как тебе такое в голову пришло?

Но вот, слава Богу, и Оливия. Серена проводила ее к больной, и Франсуа вышел на кухню.

— Угостите меня кофейком, донна Серена, — попросил он.

— Да, Франсуа, сейчас мы с вами попьем кофейку, — ответила ему Серена, чье великодушное сердце всегда чутко чувствовало добросердечие других.

А Оливия внимательно выстукивала и выслушивала Летисию, пытаясь разобраться, что же с ней такое. Летисия смотрела на нее блестящими от жара тревожными глазами.

Первое, что бросилось Оливии в глаза, была худоба Летисии. Налицо было явное истощение. А на фоне общей ослабленности организма могло возникнуть что угодно…

— Вы хороню питаетесь? — спросила Оливия. — Только честно.

— Если честно, то все последнее время мне было как-то не до еды.

— Понятно. А вода? Какую воду вы пьете?

— Вода у нас замечательная, прямо из родника! А у меня что-нибудь серьезное? Заразное? Может, я и Рамиру заразила и он там в море мучается?

«Значит, вода ледяная», — отметила про себя Оливия и стала успокаивать больную:

— Успокойтесь, донна Летисия. Рамиру тут ни при чем. Я уверена, что он здоров. А мне, чтобы поставить окончательный диагноз, нужны результаты анализов. Поэтому я забираю вас в больницу. Вам там будет обеспечен необходимый уход, и вы очень скоро поправитесь.

— Нет, это невозможно, Оливия, — Летисия откинулась на подушки, показывая всем своим видом, что не сдвинется с места. — Я обещала Рамиру, что буду дожидаться его дома. Я не могу внезапно исчезнуть. Он этого не переживет.

— Он не переживет, если вы исчезнете с лица земли, — с жестокой шутливостью сказала Оливия, — а если вас сейчас оставить в вашей хижине без всякой помощи, то именно это и произойдет. Или вы хотите остаться на попечении донны Серены? Она, возможно, согласится за вами ухаживать, но я сомневаюсь, что вы именно этого и хотите.

— Хорошо, я все поняла и поеду с вами в больницу, — смирилась Летисия.

— Ну так-то лучше, — одобрила Оливия, — сейчас вы сделаете над собой усилие, я помогу вам, и вы встанете.

Оливия, поддерживая Летисию, которая оказалась совсем невесомой, вышла из спальни. Она оставила Летисию в комнате и заглянула на кухню.

— Я решила госпитализировать нашу больную, — сказала она. — Так она гораздо быстрее поправится.

Серена и Франсуа встали, готовые помочь Летисии добраться до машины.

— Я справлюсь сама, — сказала Летисия. — Франсуа, Оливия, не могли бы вы подождать меня на улице? Мне бы хотелось немного поговорить с Сереной наедине.

Франсуа с Оливией, кивнув, вышли.

— Ты потрясающий человек, Серена, и я не знаю, как тебя благодарить, — слезы блестели в глазах Летисии, и было видно, что благодарит она не на словах, а всем своим настрадавшимся сердцем.

— И не благодари, я сделала бы это для каждого, — ответила Серена. — Я — женщина, мать, как и ты. У меня было много страданий, но много и радостей, которые не дали мне ожесточиться…

— И все-таки мне хотелось бы как-то выразить свою благодарность, — настаивала Летисия. — Можно я пожму тебе руку?

— Я уже сказала, что благодарить меня не за что, Летисия, — Серена говорила очень мягко, но не подала руки. — И я совсем не святая. Если ты не против, мы просто не будем больше об этом вспоминать.

Летисия кивнула и, держась за стенку, медленно вышла. Благодарность ее не уменьшилась, но теперь она еще и уважала эту в самом деле необыкновенную женщину.

Летисия лежала в светлой палате, на белоснежных простынях, и тело ее наслаждалось привычным и долгожданным комфортом, но душа томилась тревогой и горькой печалью. Горько было сознавать Летисии, что ее избалованность, физическая хрупкость стали преградой на пути к счастью. Она тревожилась о Рамиру: что будет, если он не найдет ее в их хижине? Второго предательства он не перенесет…

«Успокойся, любимый, — твердила она про себя, — я люблю тебя, я с тобой. Что бы ни случилось, я с тобой. Делай свое трудное дело в душевном спокойствии и любви».

Это было ее молитвой, ее заклинанием. Твердя эти слова, она внутренне собиралась, готовясь как можно скорее выздороветь и встретить Рамиру у них дома, под кровом, который он построил собственными руками.