Она чувствовала, что Франшику не безразличен ее подруге, но есть какая-то тайна, которая не позволяет Асусене оставить Витора и отдаться своему зарождающемуся чувству к Франшику. И он сам чувствовал это. Он всячески пытался отвлечь Асусену от ее тяжелых мыслей, развлечь ее, порадовать.

— Понимаешь, — говорил он девушке, — когда приходит грусть, не позволяй ей укорениться. Прогоняй ее.

Асусена грустно отвечала, что порой грусть бывает сильнее ее.

Франшику готов был сделать все, чтобы прогнать ее грусть. И не терял надежды. Когда-нибудь Асусена его полюбит. Конечно, с ее стороны пока была только дружба, но ему и этого достаточно. Он не хочет ее торопить, он просто хочет помочь ей забыть Витора.

— Можешь просить у меня всего, чего хочешь, — уверял Франшику девушку. — Я все сделаю для тебя. Я готов землю перевернуть, чтобы только доказать тебе свою любовь.

Асусена лукаво прищурилась.

— Если ты подаришь мне небо, может, я тебя полюблю, — проговорила она.

— И только-то? — хмыкнул Франшику. — Ладно! Заказ принят. Будет тебе небо.

Это был чудесный вечер. Франшику посадил Асусену в маленький самолет, и они поднялись, как и хотелось девушке, в небо.

И сразу все, что мучило Асусену, показалось ей с высоты таким же маленьким, как эти домики и деревья. Ей казалось, ангелы смотрят на нее из-за кудрявых белых облаков. Так весело Асусене еще никогда не было.

Но когда она вернулась домой, ею снова овладела грусть.

Данила, выслушав ее рассказ о прогулке с Франшику, сказала:

— Вот что значит любовь, Асусена! Витор тебя никуда не возил. Даже в кино ни разу не пригласил. И поужинать тоже.

— Мы с ним гуляли по пляжам, — как бы оправдываясь, сказала Асусена.

— Ну мы-то с тобой знаем, зачем он возил тебя на эти прогулки! Ты вот что мне скажи: вы будете встречаться с Франшику?

— Я не могу, Далила, — печально проронила Асусена.

— Не можешь? Почему? Асусена тяжело вздохнула.

— Я не могу его обманывать. Я уже принадлежала Витору, я вовсе не та, за кого меня принимает Франшику. — Асусена опустила голову.

Далила повернула к себе ее опечаленное лицо.

— Поговори с Франшику. Расскажи ему обо всем. Я уверена, он тебя поймет, — проговорила она.

Летисия и Рамиру начали понимать, что им, по-видимому, не суждено найти общий язык. Некоторые поступки Летисии до глубины души возмущали Рамиру, точно так же, как иные действия Рамиру вызывали яростный протест у Летисии.

Например, Рамиру, думая обрадовать Летисию, сообщил ей о том, что уже приглядел для них дом и сегодня намерен заняться оформлением документов.

Летисия была поражена и не пыталась этого скрыть:

— Как ты мог договориться насчет дома, если я его даже не видела? Не зная, соглашусь я или нет. Что мы, по-твоему, выбираем? Дом или гостиницу на одну ночь?

Рамиру также не мог скрыть своего удивления.

— Когда я звал тебя поехать со мной, ты исчезла, — уличил он ее.

— Я не исчезала! — возмутилась Летисия. — Я попросила у тебя один день, чтобы побыть со своими детьми! Черт возьми, ты же знаешь, как я переживала свою ссору с Витором. Неужели ты не мог подождать, чтобы я поехала вместе с тобой? Сколько раз я сама могла заключить договор, но не делала этого, уважая твое желание самому заплатить за дом, хотя и не понимала этого дурацкого предрассудка… А теперь ты трясешь у меня перед носом бумагами…

Рамиру разорвал документы в клочья:

— Все! Нет больше контракта, нет повода для ссоры, Летисия. Когда надумаешь, что тебе нужно в жизни, сообщи мне. Сама решай, где ты хочешь жить, как ты уже решила, что мне одевать, каким одеколоном пользоваться, как мне себя вести… Выбирай, приказывай, решай, как ты это всегда делала!..

С этими словами Рамиру хлопнул дверью. Часом позже он уже делился с Самюэлем:

— Что-то есть в этих людях такое, что у меня в голове не укладывается! Но разве это дело, когда не можешь понять собственную жену! Все у нее какие-то сложности, какие-то причуды… Они любят все запутывать, даже самые простые вещи. Сегодня она отказалась от дома, который я присмотрел. Все время лезет с советами, хотя в этих делах должен решать мужчина… Серена никогда так не поступала.

Услышав последнюю фразу, Самюэль незаметно подмигнул жене. Он был уверен что рано или поздно Рамиру вернется к Серене.

А Рамиру продолжал свою исповедь. Его как будто прорвало. Рядом с Летисией у него постоянное ощущение, что он делает все не так. И ему кажется, что ее друзья только об этом и говорят, высмеивают каждый его шаг. Он не знает, что делать и как себя вести. Какое счастье, что послезавтра они выходят в море!

В этот момент излияний Рамиру прервала молодая парочка — Кассиану и Далила.

— Как хорошо, что ты здесь, отец! — обрадовался Кассиану. — У нас с Далилой есть для тебя одна новость. Если только ее родители тебе еще ничего не рассказали.

Рамиру, усмехнувшись, покачал головой. Нет, ему ничего не рассказали, но он, кажется, догадывается, что это за новость.

— Мы с ним обручились, сеньор Рамиру, — выпалила Далила.

Это была прекрасная новость.

— Поздравляю, сынок! Поздравляю, Далила! Честное слово, я рад за вас обоих!

— Не ты один, — произнесла Эстер, — весь поселок радуется, глядя на них. Теперь все живут в ожидании праздника, свадьбы!

— Нам надо будет всем вместе сесть и обо всем поговорить, — сказал Кассиану. — Все обсудить. Я имею в виду тебя и маму…

При этих словах Кассиану настороженно посмотрел на отца.

— Конечно, сынок, — согласился Рамиру.

— Ты согласен? — просиял Кассиану. — Кстати, мама сейчас дома, может, поговоришь с ней, раз уж ты здесь?

Рамиру очень хотелось бы увидеть Серену, но именно потому, что ему этого хотелось, он смущенно отказался. В другой раз. Ему сейчас кое-что надо сделать.

Самюэль сделал знак Кассиану, чтобы тот не давил на отца. При этом мудрая улыбка осветила лицо друга Рамиру.

На другой день после того, как Франшику «подарил Асусене небо», он появился у девушки с таким огромным букетом цветов, что в него можно было бы спрятать всю Асусену.

У Асусены при виде этих цветов и сияющего лица Франшику подступили слезы. Но она решила: что бы то ни было, а он должен узнать всю правду о ней. Пусть он будет ее презирать, пусть больше никогда не посмотрит в ее сторону, — обман хуже всего. Она не, может злоупотреблять доверием этого порядочного человека.

Не успела Асусена открыть рот, чтобы вымолвить заготовленную ею фразу насчет того, что они больше не должны встречаться, Франшику обрушил на нее целый водопад признаний.

Он только и живет ею одной. Она необыкновенная, чистая, светлая, святая, и он, конечно, не стоит того, чтобы Асусена даже цветы принимала из его рук. Но любовь его так огромна! Она больше него, Франшику, и лучше его! И он станет таким же для нее прекрасным, как его любовь. Она просто чудо.

Нужно ли говорить о том, что каждое слово Франшику причиняло Асусене невыразимую боль. Наконец ей удалось вставить слово:

— Нет-нет, я не такая, как ты думаешь. Не чистая, не святая. Я принадлежала Витору. Я — дрянь. Той Асусены, которую ты любишь, не существует.

Лицо Франшику изобразило растерянность, но Асусена этого не видела. Потупив глаза, она продолжала:

— И теперь мне очень стыдно. Так стыдно, что я не могу на тебя смотреть. Уходи, прошу тебя.

— Асусена, посмотри мне в глаза, — тихо произнес Франшику.

Асусена отвернулась, но он обнял девушку и поднял пальцами ее подбородок.

— Я люблю тебя, — продолжал Франшику, — и я знал многих женщин. Но такую, как ты, — никогда. Ты для меня единственная. И не важно, сколько женщин у меня было до этого.

— Но ты мужчина, Франшику, — всхлипнула Асусена. — С мужчинами все по-другому.

Франшику ласково усмехнулся:

— Почему по-другому? Выходит, если женщина любит всей душой, она не имеет права потерять голову? Может, большинство мужчин так и думают, но я не такой, Асусена. В жизни мне пришлось много страдать, и эти страдания многому меня научили. Я хочу, чтобы мы поженились.