Он решительно направился прочь, и довольный Витор, положив руку ему на плечо, весело крикнул Эстеле, а заодно и Бонфиню:

— Я веду его! И обещаю, что сегодня он больше не будет отвлекаться на дела.

Бонфинь, понурив голову, побрел к машине и, не сказав никому ни слова, уехал домой.

После отъезда Бонфиня Витор, наконец, вздохнул свободно: дед уедет в путешествие сразу после свадьбы, а завтра уже выйдут газеты с опровержением, тут как раз Изабел обнаружила, что муж бежал со свадьбы, бросив ее тут с детьми, и Витор любезно предложил свою машину.

— Не стоит волноваться. Доктор Бонфинь поручил мне отвезти вас домой. Так что можете веселиться.

Дави, услышав такое циничное заявление, тоже поспешил покинуть празднество, но поехал он не домой, а в поселок к родителям.

Там ему несказанно обрадовались, Эстер сразу же бросилась на кухню — готовить для сына его любимые кушанья. А Дави, чего за ним не водилось прежде, с неподдельным интересом стал расспрашивать отца и Далилу о местных новостях.

Самюэль говорил мало, зато Далила, наоборот, выложила брату все, чем жила в последнее время:

— Ты знаешь, что мы теперь продаем наши украшения из ракушек в баре у донны Мануэлы? Точнее, она сама их продает за небольшой процент, а мы только делаем бусы и ей относим. Вот так! Это все благодаря донне Серене. Она молодец. Не пала духом без мужа. Дон Рамиру ведь теперь живет отдельно. Построил себе хижину в дюнах. Папа и другие рыбаки ему помогали строить. А Кассиану все возится с лодкой. Сейчас она ему особенно нужна.

— Не только ему, но, как я полагаю, и тебе, — заметил Дави. — Ты по-прежнему собираешься за него замуж?

— О, она тут недавно устроила Кассиану такой скандал, — с улыбкой сообщил Самюэль. — Приревновала его к Питайте, дочери Мануэлы.

— Папа, не надо об этом, — вспыхнула Далила. — Да, я люблю Кассиану и не позволю, чтобы Питанга крутилась возле него.

— Значит, твои метания между городом и деревней кончились? — спросил Дави.

— Нет, я все еще надеюсь найти разумное сочетание моих интересов. Например, сейчас усиленно учу английский, чтобы продавать наши бусы из ракушек в городе.

— Что ж, это замечательно! — порадовался за сестру Дави. — Только одна ты не сможешь выучить язык как следует. Тебе надо пойти на хорошие курсы, а я оплачу твое обучение.

Далила тотчас же расцеловала его, сказав, что это — самый лучший подарок, который она когда либо получала в своей жизни.

— Только с Кассиану опять будут проблемы, — сказала она с грустью.

— А ты поставь его перед фактом, — посоветовал Дави. — Сперва выучи язык, а потом скажи об этом Кассиану. Что ты улыбаешься, отец? Не разделяешь моей точки зрения?

— Нет, я просто радуюсь, глядя на вас.

— Он вообще в последние дни ходит как именинник, только нам не рассказывает, в чем причина, — пожаловалась брату Далила. — Какая-то у него тайна появилась. Мама всерьез обижается, но он говорит, что скоро мы все сами узнаем.

— Отец, что там у тебя произошло? — спросил заинтригованный Дави. — Ну-ка выкладывай.

— Нет, сынок. Пока не могу. Прости, но и тебе придется потерпеть. Я боюсь спугнуть удачу.

Удача, о которой говорил Самюэль, не заставила себя долго ждать: буквально на следующий день пришел ответ от Марии Соледад. Правда, тут не обошлось без курьеза, поскольку письмо получила Мануэла и, увидев, что оно адресовано Самюэлю, а отправитель — женщина, возмутилась до глубины души.

— Я не позволю использовать мой бар для различных шашней, — заявила она Кливеру, пытавшемуся отобрать у нее конверт. — Сейчас сама отнесу письмо Самюэлю и положу конец этой переписке.

К несчастью, Самюэля дома не оказалось, а Эстер встретила гостью весьма неприветливо: дескать, та совсем обнаглела, бегает в дом к женатому мужчине. Мануэла вынуждена была защищаться и в доказательство своей невиновности предъявила письмо от столичной незнакомки, адресованное Самюэлю. Эстер потребовала отдать ей письмо, но Мануэла отрезала, что отдаст его адресату и скажет, чтобы он больше не впутывал ее в свои сомнительные делишки.

Самюэля она нашла на причале, но высказать заготовленную тираду не успела: выхватив письмо из ее рук, ошалелый от счастья рыбак тотчас же сел в «джип» и умчался в сторону Форталезы.

Письмо они вскрыли вдвоем с Франшику. Мария Соледад сообщала, что она, действительно, плыла на том паруснике, потерпевшем крушение, что ее спасли добрые люди и что все эти годы она безуспешно ищет сына. «Буду благодарна вам за любые сведения о моем мальчике» — так заканчивалось то письмо.

— Я немедленно пошлю ей телеграмму! — сказал Самюэль, а Франшику промолчал, потому что у него уже созрел другой план.

Проводив Самюэля, он написал Франсуа записку, что улетает на несколько дней в Рио, и тотчас же поехал в аэропорт.

В Рио его, однако, ждало разочарование: от консьержа он узнал, что Мария Соледад только что уехала на автовокзал и будет отсутствовать примерно неделю.

— Как она выглядит? — спросил Франшику, но консьерж не мог назвать каких-либо особых примет.

Франшику бросился на автовокзал, надеясь узнать мать с помощью интуиции, однако, столкнувшись с ней лицом к лицу, прошел мимо. Интуиция подвела не только его, но и Марию Соледад, не почувствовавшую, что рядом с ней — сын. Она вся была устремлена в тот рыбацкий поселок, откуда пришла телеграмма, и даже предположить не могла, что ее дорогой мальчик находится здесь, в Рио.

Разминувшись, таким образом, с матерью, Франшику вылетел обратно.

Дома его встретил разгневанный Франсуа, которому пришлось взвалить на себя все дела по строительству аквапарка.

— Не ожидал от тебя такой безответственности! — сердился Франсуа.

Франшику же, не сказав ничего в свое оправдание, оставил дорожную сумку и поехал к Самюэлю — единственному человеку, которому можно было излить душу, полную печали и нетерпения.

— Я уверен, что она поехала в Форталезу, — говорил он Самюэлю. — Но автобусом ей придется добираться сюда слишком долго. Не знаю, как я смогу пережить эти дни.

Чтобы немного отвлечься, печальный Франшику не смог отказать себе в удовольствии хоть краем глаза взглянуть на Асусену. Она сидела в ряду Других девушек, нанизывающих ракушки на леску, но Франшику казалось, что все ее подруги меркнут рядом с ней и только она одна выделяется среди них, как сказочная принцесса.

— Зашел узнать, как тут поживает мой приятель, — сказал он, взглядом указывая на медвежонка.

— Его зовут Франшишка! — сообщила Далила, отчего Асусена смущенно опустила глаза.

Девушки наперебой стали показывать гостю свои изделия, и Франшику, высоко оценив их, сказал, что в своем аквапарке предусмотрит специальную палатку для продажи этих украшений. В ответ на него посыпались горячие слова благодарности, и даже Асусена смотрела с теплотой и сердечностью.

Перехватив на себе такой ее взгляд, Франшику понял, что теперь у него хватит сил спокойно пережить те дни, пока мать — его неведомая, но уже горячо любимая мама — будет находиться в дороге.

Вечером после свадьбы деда в комнату к Летисии вошел Витор.

— Я хотел спросить, не случилось ли у тебя чего? На свадьбе ты выглядела очень печальной.

— Это не печаль, а мое горькое одиночество. Оно не оставляет меня никогда, будто я ношу траур по своей загубленной жизни.

— Не говори так, мама! — в голосе Витора прорвались пронзительные нотки любви и боли. — Я всегда буду рядом с тобой! Обещаю. Я поклялся в этом у гроба отца.

— Поклялся, что не позволишь ни одному мужчине приблизиться ко мне? — спросила Летисия, но Витор словно и не заметил ее реплики, продолжая пребывать в странном, болезненном возбуждении:

— Он слишком сильно тебя любил! Никто другой не сможет так любить тебя, как отец! Жаль, что ты не хочешь этого понять. Но я не устану внушать тебе эту мысль!