Встретила Рамиру Аманда, которая сказала, что она в доме одна, что матери здесь нет.

Рамиру ей не поверил. Понятно, что домашние сговорились и просто скрывают от него Летисию. И он про себя решил, что сейчас он разнесет весь этот дом, но к Летисии прорвется, — недаром же он преодолел все бури и штормы, торопясь ей на помощь.

— Мы что, злодеи из сказки? Или тюремщики? — увещевала Аманда рассерженного здоровяка, который, похоже, решил во что бы то ни стало все-таки проникнуть в дом. — Уверяю вас, мамы здесь нет!

Подоспевший Плиниу сообразил, в чем дело, и сказал Аманде:

— Сеньор Рамиру очень хороший человек, но сейчас немного расстроен. Пригласи его, Аманда, пусть пройдет и убедится, что донны Летисии тут нет.

Аманда посторонилась, пропуская Рамиру. Он обегал все комнаты, заглянул и к ней в спальню — на него повеяло нежилым.

— Но где же она? Где? — спрашивал он Аманду, вернувшись в холл.

— Вот этого я не знаю. Вам виднее, — с тайной мстительностью ответила ему дочь Летисии.

Делать было нечего. Надо было возвращаться домой одному. Летисию спрятали лучше, чем он предполагал. Усталый Рамиру пустился в обратный путь. Ему было просто необходимо немного отдохнуть, прежде чем всерьез браться за поиски. То, что на этот раз он никому не позволит разлучить его с Летисией, он знал твердо.

Рамиру вошел в хижину. Летисия сидела на постели и поднялась ему навстречу. Он подхватил ее на руки и замер. Его счастье было у него в руках…

Поцелуи, короткие торопливые слова. И только когда они оба уже вновь уселись рядышком на постель, Рамиру заметил, что у дверей хижины стоят Гаспар и Эстела.

Они привезли Летисии всяких домашних мелочей, которые должны были облегчить ее теперешний нелегкий быт.

— Я думаю, нам пора, Эстела, — глядя на Рамиру и свою дочь, сказал Гаспар. — Рамиру столько времени отсутствовал, что у них есть, наверное, что обсудить. Если что, Рамиру, сообщи нам немедленно.

Счастливо оставаться, дочка. Держись. Рамиру вышел проводить гостей.

— Мы потом обсудим с тобой кое-какие проблемы, так, Рамиру? — спросил Гаспар.

Рамиру кивнул: проблемы были, и немалые. В больнице он успел переговорить с доктором Оливией, и она сказала ему, что Летисия не выдержит жизни на природе. Это для нее смертельно.

А жить в доме у Гаспара, или построить на деньги Гаспара дом было смертью для Рамиру.

Но пока Рамиру усадил гостей в машину, помахал им на прощание рукой и вернулся в свою хижину. Сейчас его счастье было у него в руках…

С первых дней Гаспар и Бонфинь окунулись в работу. Нужно было расхлебывать кашу, которую завалил хитроумный Витор. С утра до вечера офис осаждали акционеры, поставщики и подрядчики. Экспертный отдел был завален телексами и факсами от зарубежных заказчиков и держателей акций. Бонфинь считал положение сложным, но не безвыходным.

Рана в душе у Гаспара все еще кровоточила: его любимый внук так безжалостно предал его! Если бы только деловая неопытность привела их к сокрушительному краху, он был бы счастлив. Но нет — это был заговор. Холодный, расчетливый Витор все продумал. Он хотел стать единственным правителем фирмы, оттеснив деда и мать.

На собрании директоров им удалось успокоить местных акционеров. Имя Гаспара пользовалось хорошей репутацией в деловом мире. Но как быть с зарубежными клиентами?

— Тебе придется срочно лететь в Японию и Германию, Бонфинь, чтобы установить личный контакт с держателями акций. Только так можно исправить положение, — решил Гаспар.

Бонфинь не пришел в восторг от таких перспектив. Он надеялся, что сам Гаспар займется зарубежными заказчиками. Но, как видно, шеф устал от свадебного путешествия и ему не хотелось тащиться куда-то на край земли, покинув молодую жену.

— Что такое, Бонфинь? Ты недоволен тем, что летишь в Токио? Вспомни чудесных гейш. Вспомнил, негодник? Разве ты не соскучился по ним? — Гаспар даже в этой сложной ситуации не потерял чувства юмора.

Дома известие о заграничных командировках Бонфиня вызвало веселый переполох. Предложение Изабел сопровождать его он решительно отверг, но вынужден был согласиться на прощальный ужин по-японски. Пессоа говорил теперь только по-японски:

— Оливия-сан, вас приветствует Пессоа-сан! При этом он кланялся в пояс. Пессоа не забыл

составить для отца длинный список подарков, которые он мечтал получить. Первое место в этом списке занимала музыкальная приставка, а последнее — маленький факс. Зачем ему факс, он не мог толком объяснить, но раз у всех есть факсы, почему Пессоа не может его заиметь?

Прощальный ужин превратился в театральное действо. Адреалина изображала гейшу. Изабел ухаживала по примеру заботливых и кротких японских жен за своим ненаглядным бонбон-санчиком. Пессоа-сан отказался от сырой рыбы по-японски, потому что его бразильский желудок такой пищи не принимал. И только Оливия была чем-то озабочена и молчала.

Бонфинь соскучился по работе и с жаром накинулся на нее. Хорошо, что у него дома была такая беззаботная, легкая обстановка. Вечером он отдыхал с родными от дел и проблем на фирме. И только Оливия его беспокоила. Он всегда чутко угадывал ее душевное состояние, потому что они были очень дружны. И сейчас он понимал причину ее грусти.

Когда они вышли после ужина прогуляться к бассейну, Оливия первая начала разговор о том, что ее тревожило все последние дни:

— Папа, скажи мне, почему все-таки Витор ушел из фирмы? Об этом ходит много слухов, и я хотела бы знать, что в них правда, а что выдумано?

— Дочка, у Гаспара было достаточно оснований выгнать Витора и вернуть меня. Одно я могу сказать тебе определенно: будь осторожна с младшим Веласкесом! Я знаю, он тебе нравится.

Оливия вздохнула: от отца ничего не скроешь. В последнее время она с трудом отгоняет от себя бесконечные мысли о Виторе. Это какое-то наваждение. И отец, как видно, огорчен ее увлечением. И саму себя она понимает с трудом: ведь Витор никогда не нравился ей. И вдруг она словно взглянула на него по-новому, может быть, глазами влюбленной женщины?

Оливия не так часто думала бы о Виторе, если бы он постоянно не напоминал о себе. Сначала звонил — в больницу или домой.

— Это снова твой влюбленный бандит. Извини, что отрываю от дел, но мне так одиноко, — грустно говорил он в телефонную трубку. — Мне не с кем поделиться, Оливия. Только ты понимаешь меня.

Еще полгода назад эти слова показались бы ей лицемерными и притворными. Но сейчас, несмотря на предостережение отца, она верила ему. В глазах Витора поселилась такая черная тоска. Он не скрывал, что свалившиеся испытания почти сломили его. Этот человек казался очень загадочным и противоречивым. В нем уживались добрые и злые начала — истинно страдающая душа с недобрыми помыслами. Оливии хотелось во всем этом разобраться. Но главное, ее тянуло к Витору, и она не в силах была справиться с этим влечением.

Как-то вечером она заметила, что Витор бесцельно бродит по пляжу возле их дома.

— Привет! Что ты здесь делаешь? — удивленно окликнула его Оливия.

Витор не скрывал, что надеялся повидаться с ней, но не хотел входить в дом. Он предложил ей пройтись по берегу и поговорить. Для него это стало насущной потребностью — пожаловаться

Оливии на судьбу. Дома все ополчились на него, а он даже не понимает за что. Да, ему неприятен был роман матери с рыбаком, но он сумел это пережить и помог Аманде справиться со стрессом. Он приходил в больницу к матери, стоял под дверью, но не решился войти. Неизвестно, как бы она его приняла.

Не забыл Витор посетовать и на деда, который в сердцах выставил его, не пожелав выслушать.

— Но я ни на кого не держу зла, — спокойно, без тени обиды говорил Витор. — Я научился ценить людей, их мнения, но жить с ними под одной крышей не могу.

— Думаю, ты правильно сделал, Витор, — одобрила его уход Оливия. — Это поступок зрелого человека. Устроишься на своем месте, станешь более независимым.