– Мам, тебе удобно? – спросила я, подавая ей небольшой желтый пузырек и стакан воды. – Могу отопление включить посильнее.

– Не надо, Джилл. – Она покачала головой и высыпала на ладошку таблетки. – Под одеялом достаточно тепло.

– Хорошо. – Хотя ночь выдалась холодная, я не стала настаивать. Счет за электричество и без того был большим – я оплатила его сегодня утром из нашего уже и так сильно уменьшившегося бюджета. Мама проглотила таблетки с закрытыми глазами, словно они уже начали действовать.

– Лечение доктора Хайда, – осмелилась спросить я, забирая у нее стакан, – действительно помогает?

Мама кивнула, но глаза не открыла.

– Да, Джилл, лекарство, похоже, действует. И судя по нашим разговорам, он меня понимает.

– О, отлично.

Я была рада слышать, что маму общение с доктором Хайдом утешает, потому что мне, когда я привозила ее к нему в офис, он показался чересчур уж суровым. Такой же высокий, как и Тристен. С похожим, только более взрослым и низким, голосом, с выпирающими скулами и пухлой нижней губой. Правда, доктор Хайд брюнет, а Тристен – блондин. Может, в маму?

Что еще у них общего? Этот порочный ген, или какой-то дефект на нейронном уровне, или что-то еще, чего так боялся Тристен?

– Он точно тебе помогает? – снова спросила я.

– Да. – Мама залезла поглубже под одеяло. – Мне стало настолько лучше, что я позвонила в больницу. На этой неделе выйду на работу в дневную смену.

– Мам, не спеши, – настойчиво сказала я, чуть не прыгая от радости. Спасибо, доктор Хайд. – Отдыхай сколько надо, поправляйся, ладно? Ты всего несколько недель лечишься.

– Все будет хорошо, – пообещала мама, зевая. – Доктор Хайд считает, что мне надо начать выходить из дому. Он уже снизил мне дневную дозировку, чтобы я не была такой сонной.

Я чуть стакан не выронила:

– Да? Только дневную?

Выпалив свой вопрос, я осознала, насколько это ужасно – я же не о маме волновалась. Я беспокоилась о том, как я буду встречаться с Тристеном, если доктор Хайд решит, что маме и на ночь снотворное не нужно.

Но в тот момент она почти спала и, похоже, даже не уловила моего вопроса. Лежала с закрытыми глазами и приоткрытым ртом и дышала уже довольно ровно.

Лекарство доктора Хайда свое дело сделало.

Крадясь на цыпочках к двери, я твердила: в моей надежде на то, что по вечерам мама будет продолжать пить снотворное, нет ничего страшного – это для ее же блага. К тому же сейчас речь идет о стипендии в тридцать тысяч долларов. Разумеется, если я получу эти деньги, наше финансовое положение существенно улучшится, а это значит, что я все делаю правильно.

Правильно?

– Калий, – пробормотал Тристен. Голова его лежала на левой руке а правой он писал – крупно, с нажимом. – Калий.

– Что? – спросила я, отвлекаясь от расшифровки своей части записей доктора Джекила. Мы с Тристеном сидели рядом, перед лежавшим на стопке книг фонариком. – Что ты сказал?

– Калий, – пробурчал Тристен, не поднимая головы с руки. Он бросил ручку и пульнул по направлению ко мне скрепку, которой он взламывал замки. – Сделай одолжение. Проверь, есть ли он еще в шкафчике. По-моему, его немного оставалось, а для этого рецепта потребуется существенное количество, если я не ошибся в записях.

– Но я не умею замки взламывать, – сказала и не стала брать скрепку. В нашей маленькой команде официальный взломщик – Тристен. Не я.

– Это просто. – Тристен снова принялся писать, добавив раздраженно: – Просто суешь скрепку в замок и вертишь там, пока не откроется. Не высшая математика.

Мне не понравилось, что он вдруг начал командовать мной, но я все же взяла скрепку. Тристен весь вечер был в плохом настроении, так что очень не хотелось спорить с ним и дальше.

– Ладно.

Я пошла к шкафу, в котором хранились препараты, вставила скрепку в замочную скважину и принялась вертеть ее там, как делал на моих глазах Тристен. Через несколько секунд дверка открылась. Я повернулась к нему, чтобы похвастаться своей маленькой победой, но вся его поза говорила о том, что ему на самом деле все равно.

– Калия полно, – сказала я, закрывая дверцу шкафа.

Тристен не ответил, я села обратно на стул и коснулась его плеча: – Тристен, его много.

Ничего не отвечая, он продолжал писать, быстро и резко водя рукой по тетради.

– Что такое? – спросила я, не зная, радоваться или тревожиться. – Нашел что-нибудь?

Он покачал головой, не отрываясь от тетради.

– Нет, – пробурчал он. – Наоборот.

– В каком смысле?

– Джилл, это не химия, – резко ответил Тристен и ударил ручкой о стол. Он распрямился и схватился руками за голову. – Это… это… книга какая-то кулинарная. Только сотню гребаных лет назад написанная!

– Тристен! – строго сказала я. – Прекрати! – Это вылетело у меня на автомате, и я тут же съежилась. На Тристена никто никогда не рявкал, что уж говорить про меня. – Извини.

– Нет, нет, тыизвини. – Тристен вздохнул, словно его плохое настроение нашло выход. Он потер руками лицо. – Джилл, я просто понять не могу. Похоже на то, что доктор Джекил экспериментировал в первую очередь с тем, что можно найти на кухне. За исключением фосфора и лития он в основном возился с уксусами и прочими слабыми кислотами и распространенными основами. Тут нет никаких элементов, которые могли бы преобразить душу человеческую временно или навсегда.

Чем дольше мы с Тристеном работали над этим проектом, тем больше я забывала о том, что мы преследуем не только мои интересы. Если не принимать во внимание сегодняшней его вспышки, во время нашего сотрудничества я обращала внимание на то, что Тристен очень внимателен ко мне и добр, а когда он улыбался, вообще невозможно было поверить, что у него в глубине души таился какой-то монстр, зверь, как он его называл. Но этот приступ гнева резко напомнил мне, что у него есть свои виды на этот проект. И о том, что он грозился сделать, если нам не удастся получить раствор, который его «излечит».

– Мы же еще до конца не дошли, – напомнила ему я, внезапно разволновавшись за него. – Еще осталось несколько страниц. Может, найдем еще чего.

– Нет, Джилл. – Тристен покачал годовой. Он некоторое время угрюмо помолчал, а потом уставился вдаль и забормотал: – Чего-то не хватает. Чего-то…

– Давай двигаться дальше, – предложила я.

– Да, наверное, – согласился он, но надежды в его голосе я не уловила. Но тем не менее он вырвал из тетради несколько страниц и вручил мне очередную пачку старых записей. – Вот. Проверишь, правильно ли я переписал. Может, я что пропустил или не так понял.

– Конечно, – согласилась я и наклонилась, чтобы разглядеть записи при таком слабом свете. Почерк доктора Джекила разобрать было нелегко, к тому же чернила за сто лет выцвели.

Тристен схватился за край моего стула и придвинул ближе к свету и к самому себе, так что теперь мы чуть не касались друг друга. Он наклонился к своей тетради, а я смотрела на его профиль. Прямой нос, полная нижняя губа, как и у отца, умный, но тревожный взгляд…

Он искоса посмотрел на меня и вдруг улыбнулся – впервые за весь вечер.

– Что? – спросил он, и брови его взлетели вверх. – Собираешься снова ругать меня за мои приступы? Это мешает тебе работать?

Нет, ругать его я не собиралась. Хотя мешал работать мне сам Тристен. Я даже не осознала, что так долго смотрела на него.

– Я… я просто…

– Что такое, Джилл? – принялся расспрашивать он, в глазах его светилось озорство. – О чем же ты думаешь, что творится в твоей такой таинственной и прекрасной голове?

– Э… – Я заметила, что улыбка стала постепенно исчезать с лица Тристена. Он снова становился серьезным. Но серьезным по-другому. В его глазах все так же играло легкое любопытство, и казалось, что его вся эта ситуация как-то забавляет.