Я – тюрьма для чудовища. И мне предстояло дальнейшее кровопролитие.

Надев толстовку, я тихонько вышел из комнаты и направился в кухню, насыпал в фильтр три ложки кофе, налил воды и включил машину. Вскоре воздух наполнился сильным ароматом заваривающегося кофе, из-за которого слабый запах раствора, приличную дозу которого я вылил в отцовскую кружку, стал совсем незаметен. Я постоянно оглядывался, опасаясь, что зверь мог тихонько пробраться в кухню и увидеть, что я собираюсь его убить.

Тогда будет фигово.

– Тристен, рановато ты.

Я как раз только успел спрятать пустой пузырек повыше в шкаф и еще стоял с протянутой к дверце рукой.

– Да, у меня сегодня экзамен, – сказал я. – Пойду пораньше, позанимаюсь.

Тристен, не отворачивайся от него. Веди себя естественно.

Я медленно повернулся к отцу и, к собственному облегчению, увидел, что он еще очень сонный, еще в пижаме и зевает. По всей видимости, ни одна из его субличностей не была жаворонком – и слава богу.

– Я кофе сварил, – сказал я, понимая, что на осуществление задуманного у меня крайне мало времени. Он должен выпить содержимое кружки на автомате, не думая и даже не глядя. Хотя раствор темный, он все же светлее черного кофе. Я подал кружку отцу, ручкой к нему, чтобы он не почувствовал, что чашка всего лишь теплая, и приврал: – Адски горячий, как ты любишь.

Он взял кружку, протер глаза:

– Спасибо, Тристен.

Пей. Просто выпей. Я отвернулся, чтобы взять, еще одну чашку, чтобы не пялиться на него. Но когда я наливал кофе себе, у меня дрожали руки. Ну, он пьет? Пьет?

– Тристен?

У меня кровь застыла в жилах.

– Да?

– А что ты хотел достать из шкафчика? Что у нас там, на такой высоте?

– Хотел посмотреть, нет ли там еще кофе, – сказал я первое, что пришло в голову. – Мы вроде покупали, но он как будто испарился.

– А…

Он что, еще не отпил? Почему его еще не скрючило от боли? Надо посмотреть, что он там делает, черт возьми…

Больше я этого давления вынести не мог и повернулся к отцу. К тому времени я уже был уверен, что он что-то заподозрил. И что мой план провалился.

Увидев его лицо, я понял, что не ошибся.

К сожалению, я опоздал, буквально на мгновение.

– Как ты посмел? – ревел зверь. Прямо за моей головой разбилась чашка с раствором – я вовремя пригнулся. Преимущество было на его стороне. Пока я стоял к нему спиной и не видел его, он молча вынул нож из подставки.

– Пап! – закричал я, когда он кинулся на меня и прижал к кухонным шкафам. Он с силой схватил меня за горло и принялся стучать моей головой по тонкой деревянной дверце, я даже почувствовал, как пробил ее. – ПАПА!

Хотя это не был мой отец. Но как мне еще было к нему обращаться? Он ударил меня под дых, я весь согнулся от боли, но все же попытался оттолкнуть его:

– Папа, не надо!

Зверь стиснул меня еще сильнее, с какой-то невероятной мощью.

Я уверен, что своего отца я бы поборол. Я был моложе и сильнее. Но существо, с которым мне пришлось сражаться, оказалось слишком яростным и сильным, реальное воплощение зла, оно с легкостью удерживало меня, несмотря на все мое сопротивление. Я стих, когда он медленно и уверенно поднял нож, приставив его мне под подбородок, тем самым сначала усмирив меня, а потом заставив посмотреть в его омерзительные глаза.

Облизнув губы, он опустил нож ниже, к горлу, в самую уязвимую его точку. Казалось, если он вонзит нож снизу вверх, я почувствую, как металл войдет в мозг.

Я старался не двигаться, не сводить с него глаз и успокоить собственное дыхание – я боялся, что могу дернуться и напороться на нож сам. Но взгляд мой бегал туда-сюда, я готов был смотреть куда угодно, только не в его глаза, так как до смерти боялся того, что мог там увидеть. Или того, что по моему взгляду он заметит отсутствие зверя.

– Посмотри на меня, – наконец рявкнул он, сильнее вдавливая нож в кожу.

Я задыхался от напряжения, и это его слегка смягчило. Я заставил себя посмотреть в его серые глаза. В звериные серые глаза. И больше уже не мог отвернуться от этого взгляда.

Передо мной стояло чудовище, в котором не осталось даже следа от моего отца. Не осталось ничего разумного и человечного. Как же я раньше этого не замечал? Как получилось, что этот зверь обманывал меня так долго уже после того, как отец сделал последнюю запись в дневнике?

Но я знал правду. Я просто не хотелвидеть чудовище. То есть в какой-то мере я обманывал сам себя. Стоя в кухне и глядя на него, я мельком увидел реальность, а потом, как и минуту назад, снова отвел взгляд.

Чудовище, угрожавшее ножом, без тени раскаяния заглянуло в моюдушу. Пристально смотрело мне в глаза, осознавая случившееся.

– Тристен, что ты наделал? – прогремел он; от его горячего мерзостного дыхания мне стало дурно. Он снова принялся трясти меня, сжимая горло, и едва не задыхался. – ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ, ТВОЮ МАТЬ?

– Ты знаешь, что я сделал. – Я жадно глотнул воздуха, – Я и тебе бы мог помочь, папа.

– Твоего отца НЕТ, – рявкнул он. – Ему уже не поможешь! Я ВМЕСТО НЕГО!

– Не верю, – сказал я, глядя ему прямо в глаза, ища в них хоть что-то, что могло остаться от папы, хоть малейший намек на то, что он еще где-то есть. Пусть и задавленный схватившей меня тварью. – Я могу тебе помочь! Я нашел способ!

Позже, когда все уже уляжется, я не раз еще задумаюсь о том, что, наверное, в этот момент я как-то все же достучался до отца, и это спасло мне жизнь, потому что зверь на долю секунды заколебался, немного отодвинул лезвие от шеи, даже взгляд его стал мягче.

А потом, громко зарычав, он размахнулся и резанул ножом по щеке. На белоснежный холодильник брызнули капли крови, я зажал рану рукой. Он меня выпустил, и я чуть не упал, сильно ударившись рукой об острый край стола – кости хрустнули, я рухнул на колени, забыв о порезе и вцепившись в переломанную руку.

Как он мог?… Так со мной?…

Я поднял взгляд на него, вглядываясь в такое знакомое и в то же время такое чужое лицо – после того, что он со мной сделал, я чувствовал себя преданным, все еще наивно думая: мы же родственники.

Но мы конечно же не были родственниками. Нависший надо мной монстр не был моим отцом. А во мне больше не жил зверь, которого он считал своим сыном. Своим наследником.

Я убил его дитя.

– Где раствор? – прорычал он, гневно глядя на меня сверху вниз. – Выпей его снова! Исправь то, что ты наделал!

– Больше раствора нет, – соврал я.

– Сделай!

Я покачал головой:

– Нет. Ни за что.

Нож так и остался у него в руке, он замахнулся, но ударил кулаком, а не лезвием, и моя голова резко дернулась в сторону.

Это почему-то стало последней каплей. Большего я не мог вынести.

– Ты убил мою мать, и я тебя прирежу, – рычал я, пытаясь встать на ноги. Но боль в сломанном запястье снова пронзила меня, так что я повалился на пол от его пинка.

– Ты сам захочешь выпить снадобье, – сказал он, внезапно улыбнувшись: это была улыбка победителя. – Ты Хайд, и ты будешь скучать по своему зверю.

– Нет. Не буду.

– Будешь, Тристен, – пообещал он уже серьезно. – Жаль, что мне не удалось поводить тебя за нос чуть дольше. Жаль, что ты не успел испытать того кайфа, который чувствуешь, когда невинное, доверчивое существо умирает прямо у тебя в руках. Тристен, ты же чуть не убил ее. Ту девушку, которую ты любишь, точно так же, как я прирезалтвою мать.

Несмотря на то что я это уже знал, от его признания меня чуть не вырвало – такое глубокое удовлетворение слышалось в голосе монстра. К горлу действительно подкатило. Я и вправду жил с убийцей моей мамы.

– Нет…

– Да, Тристен, да, – подтвердил он. – И если бы ты испытал это наслаждение хоть однажды, вкусил бы ни с чем не сравнимое удовольствие, которое испытываешь, лишая жизни свою любовницу, ты бы охотно пошел за мной. – Он сердито посмотрел на меня, вытер рукавом слюну с губ и бороды. – Ты еще пойдешьза мной… сынок.