– Эта новая жизнь, – продолжил Тристен, – сильно отличалась от своего создателя, даже габаритами и статью. И именно это новое создание, это чудовище и положило начало моей семье.

Я рассматривала красивое лицо Тристена, думая о том, что он крайне не похож, по крайней мере внешне, на чудовище. О чем он таком говорил, это просто смешно. Дурацкая шутка.

– Ты же не хочешь сказать, что являешься прямым потомком… настоящего монстра?

– Именно об этом я и говорю. – Тристен постучал пальцем по книге. – Дед подарил мне ее прямо перед смертью. Он называл ее «нашей адской генеалогией» и «ужасающей картой нашего будущего».

Я слегка отодвинулась – мне не понравился ни зловещий тон его голоса, ни то, что он сказал. Но стало ясно, что он не шутит.

– Картой? В каком смысле?

– Дед говорил, что твой предок, составивший тинктуру, положил начало роду Хайдов, все мужчины в котором чужды морали. Он уверял, что во всех нас – равно как и в мистере Хайде – рано или поздно верх берет темная сторона и мы начинаем совершать ужасные преступления. – Его карие глаза подернулись мутной пеленой. – Поначалу мы даже не осознаем, что творим. А со временем, как мы ни пытаемся унять живущего внутри зверя…

Тристен смолк, а у меня глаза на лоб полезли, и я изо всех сил старалась побороть желание вскочить и убежать. Это просто безумие какое-то. Тристен… Не мог он быть злодеем. Он меня так обнимал, утешал. Мы были близки… А его глаза. Они такие теплые и красивые. Я не хотела верить в то, что он злой. Или ненормальный. Но тут я увидела синяк у него под глазом.

– Ты же не думаешь, что ты…

– Думаю, – подтвердил Тристен. – Вся эта история с Тоддом – это был не я. И мне начали сниться сны, как и предвещал дед. Кошмары, которые становятся все ярче и ярче.

– Кошмары. – Я все так и смотрела на его синяк, и спросила упавшим голосом: – Что за кошмары?

Тристен уже не просто объяснял, что с ним происходило, он исповедовался. Делился со мной тайнами, которых в себе держать уже, наверное, не мог. Глаза его были полны страдания.

– Я… то, что живет внутри меня, – говорил он, – во сне оно пытается убить девушку… и ему это нравится. Ему в кайфзарезать человека.

Я в ужасе вскочила со стула:

– Тристен!

Надо было спасаться от него. Он все же безумен. Но он схватил меня за запястье, и я посмотрела на его руку:

– Прошу тебя, отпусти!

– Джилл, – ровно сказал он, пытаясь меня успокоить. – Я не сделаю тебе ничего плохого. Клянусь. Живущий во мне зверь жаждет не твоей крови. Во сне не ты.

Я все еще смотрела на руку Тристена, но я снова села, не видя другого выхода. Он был слишком силен, я бы не вырвалась.

– Чего ты хочешь от меня? – Мой голос все еще дрожал. И хотя я уже знала ответ, я все равно повторила свой вопрос: – Почему ты ко мне пришел?

– Я хочу повторить описанные здесь опыты. – Он кивнул на стол, все еще не выпуская мою руку. Держал он меня сильно, но не больно. – И я хочу, чтобы ты мне помогла. Ты единственная, кому я доверяю и при ком я смогу пить эти растворы. А ты при необходимости сможешь нейтрализовать токсины.

Я покачала головой – мне было слишком страшно, чтобы чувствовать себя польщенной.

– Нельзя тебе все это пить…

Тристен поднял руку с книгой:

– В книге все четко описано. Этот состав не только порождает зверя, но и убивает его. Именно так Джекил переходил из одной сущности в другую – пил составы.

«Зверь». «Чудовище». Просто безумие. То, о чем творит Тристен, – полное сумасшествие.

– Я тебе не помогу, – сказала я. – Я не могу. – Мой взгляд метнулся на ящик. – Я тебе бумаги не отдам. Тебе нужен врач…

– Я сын лучшегопсихотерапевта в мире, – сообщил Тристен, пристально глядя мне в глаза. – Но мне нужно не сидеть в кресле у него на приеме. Мне нужно работать в лаборатории. Намнужно работать. Вместе.

– Тристен, нет. – Почему у него такой ясный взгляд, когда он – в этом не было никаких сомнений – бредит?

– Джилл, – Он внимательно смотрелна меня. Его глаза притягивали, казались теплыми, умными и не выдавалибезумия. – Мои кошмары в последнее время участились и стали ярче. Я боюсь, что живущее внутри меня чудовище становится сильнее. Оно уже слишком часто обретает надо мной власть.

Глаза мои опять на лоб полезли.

– Что? С Тоддом это было не первый раз?

На этом Тристен замолчал. Его признание закончилось. Но в его глазах я успела прочить удивление и упрек самому себе – в том, что он рассказал мне больше, чем хотел.

– Я пока контролирую себя, – сообщил он, оставив мой вопрос без ответа. – Но я не знаю, сколько это продлится. Этот сон про девушку… просыпаясь, я иногда не могу понять, случилось это во сне или наяву. Что, если эта тварь захватит власть не только над моим разумом, но и над телом, и этот сон станет реальностью?

– Тристен… – Я попыталась вывернуться из его захвата. – Прошу тебя. Это безумие.

Он сжал мое запястье чуть крепче, но, как ни странно, это прикосновение меня успокоило, я услышала, как он сказал четко, но мрачно:

– Джилл, если ты мне не поможешь и если мне не удастся исцелиться, я покончус собой прежде, чем эта тварь сможет взяться за осуществление своих черных желаний.

Сказав это, Тристен отпустил мою руку, словно зная, что я уже не убегу… и я не убежала. Я так и сидела на стуле и пристально смотрела на него. И тряслась при этом.

Я даже и не знала, поверила ли я в то, что в нем из-за какого-то приготовленного сто лет назад химического состава таился зверь. Но его непоколебимый взгляд красноречиво говорил о том, что он убьет себя, лишь бы не убить кого-нибудь другого. Меня, или какого-нибудь парня вроде Тодда Флика, или девушку, которую он видел во сне, кем бы она ни была.

Но все же я выдавила:

– Тристен… не получится.

Он ударил книгой по столу, где стояла наша семейная реликвия – ящик с записями доктора Джекила. Тристен смотрел на них, отвернувшись от меня.

– Твой отец и мой дед верили в одно и то же, – сказал он тихо. И зловеще. – Мое прошлое и будущее… они, похоже, соприкасаются тут…

Когда он снова посмотрел на меня, взгляд его приказывал, а голос умолял.

– Я прошу тебя помочь мне. А взамен я помогу тебе с конкурсом. Я сделаю все, чтобы тебе досталась стипендия на тридцать тысяч. Все достанется тебе. Мне деньги не нужны.

Я смотрела на него, сомневаясь насчет… да всего.

– Я… Я…

Я не представляла, что сказать, да и все равно возможности не представилось, потому что я вдруг услышала, что на нижнем этаже в кухню вошла мама. Мы совсем потеряли счет времени.

– Тристен, тебе надо уйти! Мама пришла! – Я в отчаянии оглядела комнату. Мы находились на втором этаже, а кладовка тут была всего одна и совсем крохотная. – Ты должен спрятаться! – вскрикнула я, судорожно оглядываясь по сторонам. – И мне самой тоже надо отсюда поскорее выйти!

Тристена эта проблема, похоже, не заботила. Он спокойно сложил бумаги в ящик, поставил его обратно на полку, сунул книжку в свою сумку, а потом направился к окну и открыл его мощным толчком. Он помедлил, глядя на меня, а вверх по лестнице уже шла мама.

– Тристен, уходи! Пожалуйста!

– Подумай о моем предложении, Джилл, – сказал он, перешагивая через подоконник. – Сделка выгодная.

Тристен скользнул из окна и закрыл его за собой. Я слышала, как он добрался до крыльца и исчез, а я осталась наедине с матерью, которая уже стояла в дверном проеме – очень уставшая и очень, очень недовольная.

– Мам… я просто…

Что я делала? Я снова нервно оглянулась, посмотрев на ящик и на окно, только что закрытое Тристеном, и на семейный фотопортрет.

– Я вспомнила об этой фотографии и очень захотела ее увидеть, – солгала я, хватая снимок со стола.

– Джилл, я запретила тебе сюда заходить, – сказала мама сквозь зубы. – Я тебе сколько раз повторяла!