Фамагуста, осажденная турками, могла продержаться еще около года, но не дольше. Все, чем располагала Венеция, было направлено для союзного флота, теперь оказалось нечем защитить Кипр. Более того, в результате полного перемещения всего венецианского флота в Мессину греческие воды стали совершенно доступны для турок.

Пират Улудж-Али возглавил авангард турецкой эскадры, плывшей из Константинополя на юг. Он с энтузиазмом исполнял свои обязанности: грабил критские порты в Ханье и Ретимоне, даже сжег часть Корфу Затем он направился Адриатическим морем к северу, атакуя одну за другой венецианские земли вдоль Далматского побережья, после чего разграбил остров Коркула.

Коркула находилась в Адриатике, поэтому Венеция на всякий случай усилила здесь свои укрепления. Затем из отчетов стало известно о приближении турецкой эскадры. Пять тысяч солдат, которых все-таки собрали, намереваясь послать в Мессину, в итоге остались дома. Даже не добравшись до Адриатики, они стали бы жертвами этой османской флотилии.

Вся информация была в подробностях изложена венецианским командующим в Мессине, на что те ничем не могли ответить. Военному совету так и не удалось прийти к согласию.

Долгожданный разведывательный корабль вернулся 7 сентября. По просьбе венецианцев испанский капитан и его венецианский первый помощник докладывали поодиночке, что не было лишено оснований. Так, оба отчета полностью противоречили друг другу. Первый был обнадеживающим, а второй — удручающим.

Испанский капитан сообщал: турецкая эскадра из двухсот боевых кораблей и сотни транспортных судов направлялась из Корфу к Лепанто. Тогда многие из присутствовавших на совете впервые услышали название «Лепанто». Венецианцы сообщили о морской обстановке вокруг Лепанто испанцам и всем, кто не был знаком с востоком Средиземноморья.

Венецианский помощник капитана докладывал: турецкая эскадра состояла из ста пятидесяти боевых кораблей в относительно пригодном состоянии, а также примерно из сотни маленьких транспортных лодок. Их вооружение было нестандартным, оно в разы уступало по качеству тем же характеристикам венецианского флота. Успешно блокированная эскадра Улудж-Али теперь следовала на юг, чтобы соединиться с главным флотом. И все же точные масштабы флотилии Улудж-Али и число кораблей у Лепанто оставались неясными.

Военный совет признал отчет венецианца более значимым. В качестве подготовительного мероприятия совет решил организовать показательное построение.

Построение состоялось 8 сентября. Галера, на которой находились дон Хуан и остальные офицеры высшего командования, медленно проследовала вдоль выстроившихся в линию боевых кораблей.

Здесь собрались двести три галеры, шесть галеасов, пятьдесят маленьких галер (так называемых фрегатов) и тридцать широкопарусных транспортных судов. У фрегатов имелось по две мачты, наверху каждой из них развевался треугольный флаг. Фрегаты требовали по тридцать гребцов, вмещая по десять солдат каждый. Это были высокоскоростные корабли. Как правило, они использовались для разведки или передачи приказов.

Естественно, этимологически слово «фрегат» родственно английскому «frigate», что означает «сторожевой корабль». Как правило, каждый конвой включал два фрегата.

На кораблях, участвовавших в построении, находились матросы и гребцы, но совет приказал показать и весь солдатский личный состав. На кораблях красовались различные флаги и гербы, на палубах рядами выстроились все солдаты флота — от племянника папы до рядовых пехотинцев. Все они были в доспехах и с холодным оружием на поясе. Когда корабль дона Хуана проплывал вдоль линии, в рядах начинали шептаться.

Парад в темно-синем море под голубым средиземноморским небом поднял боевой дух армады. А молодой дон Хуан был особенно впечатлен зрелищем.

Симпатии главнокомандующего союзного флота постепенно менялись, хотя двое испанцев, которые в соответствии с приказом Филиппа II никогда не оставляли дона Хуана, казалось, ничего не заметили. В тот день перемены сыграли решающую роль. Гранд Реквезен несколько переоценивал собственные полномочия, возложенные на него испанским королем. Дон Хуан, в свою очередь, больше пекся о личной славе, нежели об интересах Испании, навязываемых ему сводным братом в Мадриде и обоими советниками в Мессине.

Но Реквезен и Франсиско не были единственными, кому монарх доверил свои интересы. Имелся еще генуэзец Андреа Дориа, руководивший королевской эскадрой. Дориа как раз попросили выступить первым на военном совете завтрашнего дня.

Капитану было всего тридцать два. Его имя «Джованни Андреа» можно толковать как «Андреа-младший». Действительно, он унаследовал мантию великого капитана морских наемников двенадцать лет назад, когда ему самому было всего двадцать. Джованни Андреа был мужчиной тучным, в чем совершенно отличался от дяди, который и в свои девяносто напоминал черного сокола. Рано облысев, Дориа-младший (видимо, из стеснения) никогда не снимал шлем во время сражений, а в мирное время всегда оставался в головном уборе. Но в присутствии дона Хуана ему все-таки приходилось его снимать.

Как генуэзский наемный командующий, Дориа располагал собственными военными кораблями, матросами и солдатами. Испания, которую с трудом можно было назвать морской державой, заключила с ним соглашение, по которому он обеспечивал страну реальным флотом.

Для Дориа в военном деле важными были не только победы. Военное дело являлось его профессией, лишь смерть могла положить конец этой карьере. Он получал тайные указания от Филиппа II. Поэтому претензии, предъявляемые Дориа на военных советах, касались двух основных пунктов. Он утверждал: во-первых, на венецианских кораблях катастрофически не хватало людей, с таким малочисленным составом нечего было и надеяться на победу над турками. Во-вторых, он заявлял, что уже идет середина сентября, а значит, сезон для морской войны завершился.

Оба испанца, советники дона Хуана, тоже мотивировали свое несогласие с венецианцами нехваткой солдат. Прошлогодняя эпидемия и пять тысяч бойцов, так и оставшихся в Венеции, привели к тому, что на каждом венецианском судне находилось по восемьдесят солдат. Для сравнения — на каждой испанской галере имелось по двести воинов.

Венецианцы отвечали, что их гребцы — свободные граждане, которые тоже могут сражаться во время боя. Но этот аргумент оказался малоубедительным, когда речь пошла о схватках вплотную между галерами. Тем временем венецианцы, с нетерпением ожидавшие отплытия союзной армады, более не желали терять время на споры. Когда дон Хуан выступил со своим предложением, им ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Главнокомандующий предложил, чтобы испанские корабли передали часть своих солдат венецианцам. Это означало, что на судах, экипированных исключительно преданными республике людьми (венецианскими дворянами, служащими офицерами, рядовыми матросами, плотниками и гребцами из Далмации), появились бы чужаки. Веньеро утверждал, что такое моральное единство поддерживало людей, он до последнего не одобрял идею дона Хуана. Но близилась поздняя осень. Даже Веньеро чувствовал, что выбора нет.

И когда решение уже было принято, Дориа настаивал, что отплывать в этом году слишком поздно. В ярости Веньеро вскочил со стула. Хотя корабль, на котором они заседали, изначально предназначался для королевской фамилии, потолок в каюте был низкий. Казалось, что Веньеро, самый высокий из присутствовавших, готов проломить его головой.

— То есть вы предлагаете начать все сначала? — воскликнул пожилой венецианский офицер. Он по отдельности оглядел всех сидевших в комнате, и даже дона Хуана, после чего добавил низким голосом, от которого у всех пробежали мурашки по коже: — Есть ли здесь еще кто-то, кто намерен продолжать этот и без того затянувшийся грязный фарс?

Никто не ответил. Наконец заговорил Колонна:

— Адмирал Веньеро, мы все вправе открыто говорить. Здесь каждый может свободно высказывать свое мнение. Но когда речь идет о принятии решений, то если двое из нас троих согласны, третий обязан подчиниться.