В феврале 1570 года венецианское правительство назначило Себастьяно Веньеро так называемым проведиторе острова Корфу. Это звание было уникальным, оно использовалось только в Венецианской республике. В данном случае это означает пост высшего командующего армией, тогда как слово «губернатор» подразумевает высшее гражданское звание. Так как Корфу являлся важнейшим аванпостом, избрание проведиторе требовало той же серьезности, что и назначение посла в страну противника.

Когда Барбариго покинул Венецию с тайным поручением, ему формально тоже присвоили звание проведиторе. Но в этом случае термин было бы правильнее рассматривать с этимологической точки зрения — в значении «инспектор» или «наблюдатель». Теперь, когда война была неизбежна, Барбариго было поручено следить за военной подготовкой отдаленных венецианских аванпостов. Но дабы не провоцировать турок, его назначили на эту должность без публичного оглашения.

Под видом обычного инспектора Барбариго сел на корабль, на котором проведиторе острова Корфу Веньеро отправился занимать свой пост. То, что они вместе отплывали на одном корабле, было специально предусмотрено Советом Десяти.

Однажды судьба уже сводила Барбариго с Себастьяно Веньеро, когда оба участвовали в конференции по поводу территориального спора между Венецианской республикой и империей Габсбургов. Это было лет шесть назад. Тогда Веньеро выступал главным делегатом, а Барбариго занимал второстепенную должность. Уже тогда Барбариго стал свидетелем его скверного характера. Несмотря на свои семьдесят четыре года, Веньеро не утратил твердости воли и цепкости. В сущности, назначение его главным чиновником, ответственным за оборону Корфу, подразумевало решительное намерение Венеции противостоять Турции.

В марте Барбариго уже один и на другой галере отправился с Корфу на Крит. Он собирался тщательно осмотреть все аванпосты, расположившиеся один за другим, подобно бусинкам розария, вдоль северного побережья острова. Начиная с запада, они следовали в такой очередности: Ханья, Суда, Ретимнон, столичный город Кандия и, наконец, остров Спиналонга, известный своей неприступной крепостью, возведенной посреди моря. (Кандия — ныне Ираклион.)

А Турция вела себя так, будто и не намеревалась нападать на Крит. Однако решения в этой стране часто принимались совершенно спонтанно — по прихоти султана. Поэтому, учитывая значимость Крита для Венеции, укреплением острова нельзя было пренебрегать.

Во время своего выступления в сенате Веньеро точно определил, какой важностью обладают иностранные аванпосты для республики: «Корфу — это наш выход в море. Занте — гавань для всех кораблей, плавающих на востоке Средиземного моря. Кипр экспортирует в Венецию соль, а также вино и хлопок. Кроме того, на территории Кипра проходит венецианская граница. Крит нее — наш главный аванпост в Восточном Средиземноморье. Его значимость неоценима».

На Крите Барбариго встретил своего старого знакомого Антонио да Канале.

Род Канале, как и семейство Барбариго, был знаменит своим аристократическим происхождением, но в Антонио ничто не выдавало благородных кровей. Манеры Барбариго всегда отличались безупречной элегантностью.

Канале же, ровесник Барбариго, был полным и коренастым мужчиной, который скорее походил на обычного корабельщика. Но в душе он оставался типичным венецианским аристократом шестнадцатого века, преисполненным чувства долга.

Несмотря на должность командующего, во время сражений Канале никогда не носил доспехи. Он утверждал: стальные латы, хотя они и защищают в бою, вместе с тем очень сковывают движения. Поэтому для битв он обычно надевал специально сшитый костюм из стеганого материала, набитого хлопком. Костюм был с капюшоном и доставал до пола, чем-то напоминая современные лыжные комбинезоны. В таком одеянии его трудно было не заметить на линии фронта. Канале казался огромным белым медведем среди матросов, по обыкновению, воевавших в черном. Турецкие солдаты страшились его и называли Монгольским Белым Медведем. К концу боя сей странный костюм сплошь покрывался темно-красными пятнами вражеской крови.

Канале выделил для Барбариго галеру, на которой тот отправился дальше на Кипр.

За галерой следовали два сопровождающих судна. Миновав Крит, им предстояло войти в воды противника. И сам Кипр, хотя он и являлся венецианским аванпостом, находился в неприятельских водах. С 1522 года остров Родос (между Критом и Кипром) стал турецкой территорией. Кроме того, османские земли на юге Малой Азии от Кипра отделяла всего одна ночь плавания.

Но благодаря попутному западному ветру корабль, который не заметили турки, беспрепятственно проследовал на восток. Без помощи весел галера неслась на одних парусах на полной скорости, отчего ее то и дело кидало из стороны в сторону. Заснуть в каюте оказалось сложно.

Барбариго удалось ненадолго вздремнуть, но вскоре он проснулся от боли: очередным толчком его отшвырнуло на край жесткой деревянной кровати. Одеяло по пояс обмоталось вокруг тела, а пока он распутывался, мягкое прикосновение ткани к рукам напомнило ему о Флоре. Он вспомнил вечер, когда узнал, что между ними — разница в возрасте в пятнадцать лет. Тогда же выяснилось, что в прошлом их дороги часто пересекались.

Так, в двадцать лет Барбариго ездил во Флоренцию с отцом, которого отправили туда в качестве посла. Пятилетняя Флора жила на той же улице, где остановились дипломат с сыном. Пятнадцать лет спустя они снова едва не встретились: тогда уже тридцатипятилетний Агостино приехал в Мадрид в составе венецианской делегации, направленной по случаю коронации Филиппа II. Оказывается, Флора на тот момент тоже была в Мадриде: ее отец, прибывший в столицу по делам, взял с собой единственную дочь. Многие претендовали на руку девушки, но отец всем отвечал отказом. Однако вскоре после той поездки он все же выдал свою любимицу за венецианского дворянина.

Печально вздыхая в объятиях Барбариго, Флора как-то спросила, почему Господь не позволил им встретиться раньше.

— Должно быть, он ждал момента, когда мы оба будем нужны друг другу, — ответил Агостино.

— В таком случае, — недовольно проговорила женщина, — он бы сделал так, чтобы мы встретились в Мадриде. Тогда уже можно было и пожениться.

Он молча улыбнулся и нежно поцеловал ее волосы.

Обычно стоило только Барбариго подумать о Флоре, как все вокруг начинало напоминать ему о ней. В окно подул ветер, запахло морем — и он вновь переживал ту ночь, когда целовал слезы на ее щеках, а она в ответ лишь улыбалась и повторяла: «Я люблю тебя». Каждый раз, когда она после ночи любви шептала эти слова, глядя куда-то вдаль, Агостино чувствовал что любит ее еще сильнее.

Дело, ожидавшее Барбариго на Кипре, было не таким уж и сложным, но все же угнетало его. За полгода его отсутствия на острове ничего не изменилось. Венецианское правительство и не собиралось что-либо здесь улучшать.

Кипр — третий по величине средиземноморский остров (после Сицилии и Сардинии). Хотя кое-кто поспорит, что третьим является Крит, все же внутренние земли Кипра гораздо обширнее по площади. Для Венецианской республики, стремившейся не расширить, а удержать свои колонии, основным недостатком острова оказалась невозможность полного его укрепления.

Вдобавок ко всему, столица острова Никосия располагалась на равнине в глубине территории и была полностью открыта для массовых атак турецкой армии. При этом многочисленные порты с военными подкреплениями из Венеции протягивались вдоль побережья, вдали от главного города. Самой крупной и надежной крепостью Кипра была Фамагуста, располагавшаяся в пяти километрах от столицы. А между Никосией и главной гаванью острова тянулись сплошные хлопковые поля.

На Кипре было менее пяти тысяч солдат. Отчасти это объяснялось тридцатилетним миром между Венецией и Турцией, а также дефицитом человеческих ресурсов Венеции. Такого количества военной силы на острове когда-то казалось достаточно. Но не теперь.

До середины XV века небольшого отряда лучших солдат здесь вполне хватало. Однако времена меняются. И в 1570 году Турция стала противником Венеции. Всем было известно, что империя часто выигрывала битвы за счет количественного превосходства в солдатах. Так, даже для захвата крошечного острова Родос Турция выделила сто тысяч воинов. А на атаку крупного Кипра, учитывая удаленность острова от Константинополя и легкость доставки подкреплений, Османская империя, несомненно, отравила бы еще более серьезные силы.