Шуршат, шуршат карандаши

за упокой живой души.

Шуршат, не нашуршатся,

а вскрикнуть не решатся.

А у меня горит душа,

но что возьмешь с карандаша:

он правил не нарушит

и душу мне потушит.

…Последний штрих, и вот уже

я выполнен в карандаше,

мой фас увековечен…

Но бушевать мне нечем,

и жилка не стучит в висок,

хоть белый лоб мой так высок,

и я гляжу бесстрастно

куда-то все в пространство.

Как будет назван тот портрет?

«Учитель»,

«Каменщик»,

«Поэт»,

«Немой свидетель века»?…

Но мне ли верить в это?

Я смертен. Я горю в огне.

Он вечен в рамке на стене

и премией отмечен…

…да плакать ему

нечем.