Нужны ли гусару сомненья,

их горький и въедливый дым,

когда он в доспехах с рожденья

и слава всегда перед ним?

И в самом начале сраженья,

и после, в пылу, и потом,

нужны ли гусару сомненья

в содеянном, в этом и в том?

Покуда он легок, как птица,

пока он горяч и в седле,

врагу от него не укрыться:

нет места двоим на земле.

И что ему в это мгновенье,

когда позади – ничего,

потомков хула иль прощенье?

Они не застанут его.

Он только пришел из похода,

но долг призывает опять.

И это, наверно, природа,

которую нам не понять.

…Ну, ладно. Враги перебиты,

а сам он дожил до седин.

И клетчатым пледом прикрытый,

рассеянно смотрит в камин.

Нужны ли гусару сомненья

хотя бы в последние дни,

когда, огибая поленья,

в трубе исчезают они?