Круглы у радости глаза и велики у страха,

и пять морщинок на челе от празднеств и обид…

Но вышел тихий дирижер, но заиграли Баха,

и все затихло, улеглось и обрело свой вид.

Все стало на свои места, едва сыграли Баха…

Когда бы не было надежд —

на черта белый свет?

К чему вино, кино, пшено,

квитанции Госстраха

и вам – ботинки первый сорт, которым

сносу нет?

«Не все ль равно: какой земли касаются

подошвы?

Не все ль равно: какой улов из волн несет

рыбак?

Не все ль равно: вернешься цел

или в бою падешь ты,

и руку кто подаст в беде – товарищ

или враг?…»

О, чтобы было все не так,

чтоб все иначе было,

наверно, именно затем, наверно, потому,

играет будничный оркестр привычно и вполсилы,

а мы так трудно и легко все тянемся к нему.

Ах музыкант мой, музыкант, играешь,

да не знаешь,

что нет печальных и больных и виноватых нет,

когда в прокуренных руках

так просто ты сжимаешь,

ах музыкант мой, музыкант,

черешневый кларнет!