– Как огурцы? – Прервал его воспоминания Аристарх.

– Великолепные, вспомнил детство.

– Да, Варвара мастерица всякие соленья делать.

– Хватит болтать, прошу всех к столу, – прервал их Прохор.

А тем временем стол ещё больше преобразился. На нём появилось тонко нарезанное сало, домашняя колбаса, буженина и ещё какие-то не известные Алексею вкусности, совершенно отдельное место во всём этом великолепии занимали пироги, маленькие с блестящими, румяными боками. Какую начинку скрывали они в своих недрах? посередине красовался один огромный пирог, как потом выяснилось с рыбой, и конечно несколько, расставленных равномерно по всему столу графинов с прозрачной, как слеза жидкостью. Графины были своеобразной формы, гранёные, сужающиеся к верху. Таких Алексей никогда не встречал в жизни, и видел только по телевизору, в старых фильмах. И рюмки стояли под-стать графинам, не давно, привычные всем маленькие стопочки, а настоящие водочные. По форме они напоминали перевёрнутые маленькие графинчики, без дна, на высоких тонких ножках. Графины, пребывавшие до этого, по всей видимости, на морозе, моментально покрылись инеем. Среди них отличался один, он содержал в себе в отличие от остальных не бесцветную, а ярко-рубиновую жидкость. И конечно центральное место на столе занимал самовар. Он вмещал в себя не менее двух вёдер, сверху на нём примостился заварник, тоже внушительных размеров. Угли в самоваре продолжали тлеть, и от него исходил лёгкий аромат дымка, перегоревших еловых шишек.

– Аристарх, скажи на милость, ты специально всё это организовал? – Поинтересовалась Вероника у Егеря?

– Увольте, дамочка, как можно я и не предполагал, что мы к Прохору попадём.

– Тогда откуда пироги? Нас явно ждали, ведь всё это прямо из печи.

– Да, что Вы дамочка, посмотрите семья-то какая, их тоже кормить надобно.

И действительно, семья, собравшаяся за столом, была не маленькой. Оказывается та детвора, что выбегала навстречу отцу, была не вся. Всего у Прохора было семь детей, двое старших сыновей, одному, на первый взгляд было около восемнадцати, второй, пожалуй, года на два младше. Они вели себя, в отличие от младших уже более степенно, чувствовалось, что они привыкли часто заменять младшим отца. Удивила, Алексея и жена Прохора, для своих сорока, сорока с небольшим лет и, родив семерых, она прекрасно выглядела. Сумела сохранить фигуру, и на первый взгляд ни за что не возможно было сказать, что ей сорок с небольшим лет, тем более что она мать семерых детей. У Алексея даже закралась крамольная мысль, что это не её дети, но она тут же развеялась, как только Алексей увидел всех детей поближе. Они были поразительно похожи на мать.

– Ну, что же гости дорогие, прошу к столу, отужинаем, чем Бог послал, – пригласила всех хозяйка, – Вероника, Вы присаживайтесь ко мне поближе, пускай мужчины там свои вопросы решают, а мы с Вами поговорим о наших женских делах, – оказалось, что женщины уже успели познакомиться и даже найти общие интересы для общения.

Вот эта женская способность к общению, всегда поражала Алексея. Как у них так получается? Стоит только попасть в одно место и всё через минуту они уже знают друг друга и общаются так, как будто знакомы уже ни один год. У мужчин так никогда не получалось, им надо присмотреться друг к другу, почувствовать сильные и слабые стороны, и только тогда перейти к более плотному общению.

Хозяин разлил по рюмкам водку и поднял тост.

– Добро пожаловать гости дорогие в наши суровые края.

Алексей, не раздумывая, опрокинул рюмку, и дыхание остановилось, глаза расширились, и он судорожно начал искать руками на столе огурец. Только лишь прожевав наспех и проглотив, его он смог перевести дыхание. Начнём с того, что это была не водка, а хороший, домашний самогон, причём не одной, а как минимум тройной перегонки, кроме этого он был настоян на каких-то травах, но их аромат чувствовался очень тонко, а вот крепость была невероятная. Даже чистый спирт не шёл в сравнение с этим напитком. Он обвёл глазами присутствующих, все, кроме хозяев сидели с рюмками в руках и внимательно смотрели на него, а два брата просто катались от смеху по полу, настолько был нелепый у Алексея вид.

– Это тебе, мил человек, – сквозь смех сказал Прохор, – не казённая водка, к которой вы там, в Москве своей привыкли, это наша доморощенная, на меду заделанная да на травках таёжных настоянная. Ну да ничего, после второй нормально пойдёт.

– Что же вы туда мешаете? Я человек не прихотливый, и к спирту привычный, но такого ещё никогда не пробовал, – ответил полковник, – а вы что на меня глядите, – обратился он к товарищам, – пейте, пейте, выживите. Профессор, и ты пей, что смотришь на эту рюмку, она не кусается.

– Я, вообще-то не пью совсем.

– Ты мне здесь не строй из себя красну девицу, я тебя, кажется, уже предупредил, ты нам совершенно не нужен. Если бы Вера не попросила тебя с собой взять, сидел бы ты и дальше в своей Москве, но учти, я ведь могу и передумать в любой момент, и пойдёшь ты тогда бродить по великой Сибирской тайге, в поисках тепла и пропитания. Может, и найдёшь, хотя я в этом очень сильно сомневаюсь. Пей, сказал. – Слегка прикрикнул на профессора Алексей.

Тот, недолго думая, опрокинул рюмку и с совершенно невозмутимым видом начал закусывать.

– Во даёт профессор, – еле переведя дыхание после выпитого, произнёс Анатолий, – а говорит, что не пьёт.

Все удивились, но истину этого высказывания поняли только после третьего тоста. Точно так же, легко и непринуждённо выпив очередную рюмку, профессор, даже не успев закусить, замертво свалился прямо под стол, в полной отключке. Народ сразу перепугался, но пощупав пульс и убедившись в том, что он жив, успокоился.

– Понятно всё с этими интеллигентами, – заключил Алексей, – Вера, детка и где ты такого нашла, на кой ляд он нам нужен, от ста грамм водки под стол, кошмар, рассказать, кому не поверят. Тащите его на кровать, пускай проспится.

Анатолий с Петром взяли профессора за руки да за ноги и без особых церемоний бросили на отведённую ему койку. Ужин продолжился, беседы велись о тайге и звере, таёжные люди расспрашивали о Москве, обо всём, что в мире творится, как там, в центре живут. Разошлись глубоко за полночь, а подъём наметили на шесть часов, что бы выехать пораньше и уже завтра добраться до пункта назначения.

– А куда вы вообще идёте, – спросил Прохор.

– Да вон к той гряде озёр, – указал Алексей на карту, висевшую на стене.

– Странно, и что вы там найти хотите? Зверя там отродясь не было, да и рыбой эти озёра не богаты. Неужто Аристарх вас не предупредил?

– Да говорил я им, не верят, говорят, не может быть, что бы в тайге зверя не было. А я им говорю, что зверь весь на другие кордоны в это время уходит, туда, где посытнее. А они упёрлись на своём, веди, мол, туда и точка.

– Напрасно, напрасно вы не слушаете Аристарха, он дело говорит. А что, может и мне с вами махнуть? Засиделся я дома, в последнее время.

– Да хватит нам и одного проводника.

– Да я не в проводники, я в попутчики прошусь, чай не откажете, найдёте местечко в машине?

После такого приёма, какой устроил им Прохор, было трудно отказывать, и к тому, же, подумал Алексей, подозрительным может показаться, отчего городские люди от лишнего сопровождающего отказываются, да ещё и бесплатного.

– А что, машину водить умеешь, права ест?

– Да как не уметь? Конечно, умею, и права имеются.

– Ну, тогда собирайся, у меня в экипаже как раз сменного водителя не хватает. Вера, она, безусловно, умеет ездить да вот только по асфальту, а здесь какой из неё водила. Тогда, договорились, завтра, а точнее уже сегодня, раненько и отправляемся.

Тепло в этом году пришло вместе с пасхой. Природа как будто ждала этого дня и расцвела всем буйством красок. Целинная, отвоеванная когда-то у тайги земля, давно уже не помнила плуга, и с трудом поддавалась обработке. Но истосковавшиеся по привычному труду, давно воюющие казаки, взялись за дело с огромным энтузиазмом. На озере соорудили паром и ежедневно с самого рассвета, бригада с лошадьми и инвентарём переправлялась на другой берег. Люди трудились до самой вечерней зари. Пищи в тайге хватало. Озеро было полно рыбой, которая ежедневно присутствовала на монашеском столе. Запас мяса регулярно пополняли таёжным зверем, а зерно и крупы время от времени подбрасывал староста.