– Что пытать будете?

– Буду, профессор, буду, ты себе даже не представляешь как это больно и страшно, когда по очереди ломаются все суставчики на пальцах, когда глазное яблоко прокалывает раскалённая игла, и оно просто взрывается у тебя в голове, а сознание потерять не дают, ведь совсем не интересно пытать бесчувственное тело. – Алексей рассказывал всё это Быстрову зловещим шёпотом, почти на ухо, от чего тому становилось ещё страшнее, он уже готов был упасть в обморок.

– Вы садист, – взвизгнул старик, его сердце нещадно колотилось, а лицо стало мертвецки-белым.

– Нет, мой милый старикашка, я не садист, я просто очень хорошо умею делать свою работу. Ты выйдешь из этой истории либо сумасшедшим заключённым, либо ценным свидетелем, но всё что мне нужно узнать я узнаю.

– Алексей, а ты на самом деле страшный человек, – Прохор внимательно вслушивался в их беседу.

– Страшный, друг Прохор, и поэтому не стоит меня доводить до этого страшного состояния, на самом деле я страшен только для своих врагов.

– А если это не он испортил машины и лишил вас связи?

– Вас? А почему Вас? У тебя, что есть связь?

– Есть.

– И где она?

– В лагере.

– Отлично, только вот до этого самого лагеря ещё дойти нужно.

– Алексей Павлович, – обозвалась Вероника. – Но почему Вы так переживаете по поводу этих аккумуляторов? У нас ведь есть электростанция, которая нам свет каждый день даёт.

– Милая моя девочка, я конечно не силён в технике, настолько, но мне кажется, что подключив бортовые приборы к сети 220 вольт, а именно столько выдаёт этот чудесный бензоагрегат, мы их просто уничтожим. Или я не прав?

– Ой, извините, я как то не подумала.

– Ничего страшного. Ладно, на чём мы остановились. Продукты. На сколько дней нам всего хватит?

– Недели на полторы, если конечно не шиковать, ответил Пётр. Именно ему, как настоящему прапорщику Алексей сразу поручил учёт всех продуктов.

– Отлично. Прохор, Аристарх, как долго будет таять лёд?

– Дня три в таком состоянии. А что?

– Почему-то мне кажется, что у них есть с собой плавсредства, поэтому они так спокойны. Значит, три дня у нас есть, за это время, нас могут хватиться, хотя вряд ли.

– Почему Вы так думаете? – Спросила Вероника.

– Потому, что моё начальство не в курсе всех событий и планов, у нас даже не было предусмотрено резервного канала связи и когда мы должны вернуться, они тоже не знают, а вот твои начальники, так они здесь. Я так предполагаю, что когда мы исчезли с экранов мониторов, и не появлялись некоторое время, Фирсов проявил заботу и вызвался полететь, выяснить на месте, что произошло. На предложение взять с собой группу СпецНаЗа, сказал, что всё решит на месте. Вот и всё. Как видите, он здесь, только совсем не с теми людьми, кто будет нас спасать. Связь у него наверняка есть и сейчас он докладывает, что найдены наши трупы, а он предпринимает всё возможное и невозможное для расследования нашей гибели.

– Картина выглядит очень оптимистично, – нерадостно пошутил Кузьмич, – но скорее всего так оно и есть.

– Так что у нас единственный выход, не дать им себя захватить и уничтожить, а вот потом уже думать, как выбираться. Поэтому, объявляю военное положение, расчет по боевым позициям прежний, круглосуточное дежурство, один человек на звоннице, один на своей позиции, согласно расчёту, смена каждые два часа по кругу. Всё, господа, и дамы. Прохор, мы можем здесь, где-нибудь изолировать Быстрова?

– Это как изолировать, какое Вы имеете право? – Моментально возмутился тот.

На что Алексей не обратил ни малейшего внимания.

– Нет, здесь негде.

– Тогда придётся его связать. Всё профессор, с этой самой минуты ты задержан по подозрению в Государственной измене, Панкратов сменится с дежурства, он зачитает тебе твои права, но до самого выхода из этой западни ты будешь носить вот это, – совершенно неожиданно Алексей извлёк из кармана наручники. – Я здесь видел замечательное кольцо, вмурованное в пол, вот к нему я тебя и пристегну. Не беспокойся, кормить тебя будем, и на улицу выводить тоже, но под присмотром. Всё и можешь ничего не говорить, поднимайся.

– Я с места не сдвинусь. Вы не имеете права.

– Не вопрос, – Алексей подошёл к Быстрову, легко поднял того за шиворот, перехватил правую руку и замкнул наручник на запястье, потом волоком оттянул в угол, в котором видел кольцо и приковал пленника. – Не понимаю, чего было сопротивляться? – Больше у себя, чем у него спросил он.

– Не верю я ему, господин полковник. Пётр Ильич давайте выведем их в тайгу подальше да расстреляем.

– Откуда в тебе Николай Александрович столько недоверия к людям. Они же наши товарищи, тем более что служили вместе при штабе.

– Служили-то мы вместе. Да вот что после этого три года делали? Не могли люди три года по тайге скитаться и так хорошо выглядеть. А форма, ведь форма то на них чистенькая, почти новенькая, это что они в тайге её меняли? А лошади? Ведь свежие совсем.

– Я выслушал Ваше мнение есаул. Что думаете Вы господа?

– Я согласен с Николаем, не похожи они на скитальцев, – поддержал Вахрушева Лошицкий, – Нельзя им доверять. И откуда, он спрашивается, знает про нашу миссию? Тоже вопрос.

– Он служил в казначействе армии, а там видимо были оформлены все документы на снятие с довольствия, – попытался оправдать вновь прибывших Зимин, – хотя я тоже ему не доверяю, он и тогда был скользким и неприятным типом, с ним практически ни кто не общался.

– Я понял Вашу позицию, тем не менее, я оставляю их в ските, это наши товарищи и мы должны им помочь. В конце концов, мы не можем уподобляться Большевикам. Нельзя, Николай Александрович расстреливать людей лишь по подозрению. Вот когда выяснится доподлинно, что это предатели, тогда и расстреляем.

– Боюсь, что когда это выяснится, будет поздно. – Как то удручённо промолвил Вахрушев.

– Ничего, не беспокойся Николай, они здесь под присмотром будут. Куда им деется из скита?

– Хорошо, тогда мы возвращаемся, Пётр Ильич?

– Но только не в ночь. Переночуете здесь, а завтра поутру и отправитесь в обратный путь, тем более что прошлую ночь не спали все трое. Договорились?

– Договорились, – согласились офицеры.

– Вот и славненько, располагайтесь по своим старым домам. Чай не забыли?

На этом бы и закончилось обсуждение новых членов монашеской общины, да пришлось к этому разговору вновь вернуться и очень скоро. Недолго прожила община в покое. Примерно через месяц ушёл Быстров с двумя своими товарищами на охоту, да так и не вернулся. Пять дней, кряду прочёсывали казаки всю округу, но усилия были напрасными. Зимой погода неустойчивая, снег, ветер, вьюга следы в тайге очень быстро теряются. Помогали казакам и деревенские, но все усилия были тщетными.

– Видать сгинули люди, – подвёл итог староста, после неудавшегося поиска все собрались на совет. – Не приспособлены ещё к таёжной жизни, за зверем погнались, заблудились и всё, пиши, пропало, обессиленные голодные в мороз долго не протянут. Может по-весне и найдём останки, а может и это зверь растянет, а что не растянет, то талая вода смоет.

– Не верю, что они сгинули, вот не верю и всё, – ответил Вахрушев, – говорил я Пётр Ильич, расстрелять нужно было их всех. Ох, не закончится добром вся эта история.

– Не кликай беду, Николай, не кликай. Не все же ушли, кабы, так как ты говоришь было, все подались бы, а так только трое.

– Этих, оставшихся под замок нужно посадить, па попытать с пристрастием, что да как, куда, мол, ваши товарищи делись.

– Да что мы тебе прям охранное отделение, как пытать то их будем? Нет, пускай живут, как жили, они возложенные на них обязанности справно исполняют, не похожи на засланцев. Да и те трое, явно сгинули. Не переживай ты так.

– Нет, Пётр Ильич не верю я им.

– Ну, как хочешь, это дело твоё. А люди пускай живут, как жили, хотя, конечно присмотреться к ним не мешает, повнимательнее.