Гвен примостилась на диване, обитом поблекшей рыжевато-коричневой парчой, указав Дэвиду место рядом с собой. Он сел возле нее, она улыбнулась, и ему почудилось, будто он вновь видит в глазах Гвен того озорного бесенка, который в былые времена мог, по мнению семьи, запросто «обвести папочку вокруг мизинца». Он вспомнил, каким она была упрямым, своевольным ребенком — впрочем, такой, наверно, и осталась, — как легко обижалась и обижала других, весело безразличная ко всему на свете, кроме того, что поражало ее воображение в данный момент.

— Мифф сказала, что о твоем приезде знал только Макнамара, — решился наконец Дэвид начать разговор.

Гвен упрямо тряхнула головой.

— Ах, Брайан! Боюсь, что я обошлась с ним не очень-то хорошо.

Она вскочила с дивана и подошла к столу.

— Оп приехал встречать меня, а я уехала с парохода с… с другим…

Она взяла сигарету из стоящей на столе серебряной папиросницы работы индийских мастеров.

— Хочешь? — и протянула ему папиросницу. — Ой, совсем забыла! Ты же не куришь сигарет. — Опа поставила папиросницу обратно на стол. — Где твоя старая трубка? Или ты совсем бросил курить?

— Нет, не бросил. — Дэвид вытащил из кармана трубку и кисет с табаком. — Но по-прежнему предпочитаю трубку.

Он набил трубку. Гвен закурила сигарету и следила за тем, как он стряхивает с ладони в кисет крошки табака, чиркает спичкой и подносит ее к трубке.

— Не правда ли, прелестная вещица? — Она снова взяла со стола серебряную папиросницу и протянула ее Дэвиду полюбоваться, — Мне ее подарил Клод.

— Клод? — Брови Дэвида удивленно вздернулись.

— Мойл. Ты, кажется, знаешь его.

— Уж не имеешь ли ты в виду одного из бывших моих директоров в «Диспетч»?

— Вот именно.

Дэвид рассмеялся — не столько над смешной фигуркой дочери, которая с воинственным видом стояла перед ним, широко расставив ноги в босоножках на высоченных каблуках, сколько над самой мыслью о том, что Клод может домогаться расположения Гвен.

— Старый греховодник! — воскликнул он. — Неужели Мойл вздумал волочиться за тобой?

— Не такой уж он старый, — возразила Гвен, — Ничуть не старше тебя.

— Верно. — В голосе Дэвида зазвучали кроткие, мягкие нотки. — Но зато за мной не тянется слава такого «бабника» — как это принято называть.

— Мне все это известно, — ответила Гвен, переходя в оборону. — Но Клод уверяет, что никогда в жизни не был влюблен ни в одну женщину так сильно, как в меня.

— Однажды ты сказала, — напомнил ей Дэвид, — что никогда в жизни не поверишь человеку, который так говорит.

— А я и не верю ему. — Гвен затянулась и с улыбкой выпустила облачко дыма. — Не такая уж я наивная дура, за какую ты меня принимаешь, папа.

Он с облегчением почувствовал, что они разговаривают абсолютно откровенно, и улыбнулся в ответ.

— Вот уж никогда не считал тебя ни наивной, ни дурой, но что ты никогда не останавливалась ни перед чем, лишь бы немедленно добиться своего — это так.

— Правда? — благодушно спросила Гвен, усаживаясь в огромное потертое кресло. — Да будет тебе известно, Клод хочет жениться на мне.

— В самом деле? — с иронией в голосе спросил он. — Но ведь он уже женат, и ты это, несомненно, знаешь…

Она поджала под себя одну ногу, перекинув другую через ручку кресла. Золотая босоножка болталась на кончике пальцев. Она с нескрываемым удовлетворением разглядывала ее и свою голую розовую пятку, торчавшую из-под черных брюк.

— Я и отказалась спать с ним.

— Очень утешительно.

— От него плохо пахнет, папа. И мне не нравится его затылок.

— Весьма серьезные доводы, — В глазах Дэвида зажглись веселые огоньки.

— Ты смеешься надо мной, — обиделась Гвен.

— И не думаю, дорогая. — Дэвид подавил поднявшуюся в нем радость. — Меня восхищает твоя проницательность. Ведь это нее факт, что затылок раскрывает суть человека. Метает ему скрыть, что у него на уме.

— Клод такой тощий, такой незначительный на вид, — размышляла Гвен вслух. — Но но отношению ко мне он воплощенная порядочность, — кинулась она на защиту своего поклонника. — Пытается уговорить своего друга, владельца большого магазина, взять меня манекенщицей. Я уже занималась этим в Лондоне, ты же знаешь, и вообще не мыслю себе вернуться в детский сад.

— Почему?

— О, я уже привыкла весело жить, привыкла тратить денег куда больше, чем могу заработать преподаванием, привыкла к красивым платьям, к роскошным машинам.

— И это все, что тебе нужно? — спросил Дэвид.

— Гм, — Гвен обдумывала ответ. — Пожалуй, да. Когда мне пришла мысль вернуться домой, я задала себе вопрос: выходить ли мне замуж за Брайана? Я же все-таки люблю его. Но я, право, не создана быть женой фермера, папа. Я бы не смогла жить так, как живет Мифф, — маленький душный домик, эти негодники, которые вечно орут благим матом и цепляются за ее юбку…

— Мифф счастлива, — возразил Дэвид, — и ее детишки вовсе не негодники. Просто очень живые, совсем не избалованные малыши. И с мужем Мифф живет в таком согласии, какого я тебе только могу пожелать, крошка моя.

— Быть может, Мифф такого рода домашний рай и подходит, — нетерпеливо воскликнула Гвен. — А мне нет. Скука жуткая, если что и всколыхнет ее, так ото забастовка или какая-нибудь драчка на Ярра-Бэнк.

— Не будем пикироваться. — В глазах Дэвида вновь зажглись веселые искорки.

— Конечно, не будем. — Вытащив из-под себя ногу, опа вытянула ее и небрежно спросила. — А как обстоят дела с твоей великой идеей? — И, видя его замешательство, добавила: — Судя по всему, не так уж хорошо.

— Да. — С лица Дэвида исчезло присущее ему выражение мягкой иронии. Он наклонился вперед, обхватив руками колени, и сжал пальцы так сильно, что побелели суставы, выдавая, сколь мучительно далось ему это признание.

«Как он хорош до сих пор, несмотря на морщины, изрезавшие лоб, и на поношенный костюм», — подумала Гвен, и сердце ее захлестнула жалость. Гладко зачесанные назад волосы были по-прежнему темны и густы, лишь кое-где их посеребрила седина.

— Не падай духом, — сочувственно сказала она, — не всегда все получается так, как нам хочется.

— Больше всего меня мучает, — с трудом выдавил он срывающимся, хрипловатым голосом, — что я мало чем смогу помочь тебе.

— О, пусть тебя это ire беспокоит, — Она звонко рассмеялась, — О себе-то я сумею позаботиться. Если мне не удастся устроиться манекенщицей, я на худой конец могу выйти замуж за Клода, как только он получит развод.

— Мне случайно стало известно, — медленно сказал Дэвид, — что жена отказывается давать ему развод.

— То есть она не давала ему развода, когда его любовницей была Джан Мэрфи, ты ведь об этом? — с напускным простодушием спросила Гвен. — Но ведь леди Мойл ненавидит Джан. Клод падеется, что, если теперь он оставит жене загородную виллу в Тураке и увеличит содержание, она не станет противиться.

— Он обманывается сам и тебя вводит в заблуждение.

— Насколько я понимаю, настоящим камнем преткновения является мисс Мэрфи. — Гвен сосредоточенно разглядывала покрытые ярким лаком ногти. — Препятствия чинила именно она, но Клод говорит, что ты избавил его от нее.

На мгновение Дэвид потерял дар речи, подавленный и возмущенный тем, что в своем стремлении выгородить себя Мойл мог говорить так о Джан.

— Все это не так, — начал он, немного овладев собой. — Джан была очень добра ко мне, когда я заболел. Я жил у нее несколько месяцев и помогал ей в работе над журналом. Мы были любовниками. Расстались, как только она узнала о возвращении Мойла. Но я не избавлял его от нее. Джан по-прежнему считает себя связанной с ним, и бросить ее ему будет не так-то легко.

— Какая жалость! — Гвен кинула на него косой взгляд.

Дэвид понимал, что она продолжает подтрунивать над ним.

— Я говорю «жалость», имея в виду тебя. Потому что она-то, собственно, уже брошена.

— Перестань! — У Дэвида лопнуло терпение. — Я стыжусь того, что работал на Джан, но не того, что любил ее. Тебе не понять всех обстоятельств…