После долгих часов, которые он проводил в грязной душной типографии, наблюдая за печатанием журнала, вдоволь наругавшись с пьяным печатником, Дэвид с удовольствием предвкушал, как он вернется в квартирку Джан, как она ворвется в комнату, в которой вдруг запахнет хорошими духами, и передаст ему заряд своей бодрости и жизнелюбия. Он отдавал себе отчет, что присутствие Джан доставляет ему извсстную радость.

По вечерам, когда они сидели, потягивая виски, ему было приятно слушать ее рассказы о событиях минувшего дня и самому рассказывать ей обо всем.

— Кого бы, вы думали, я встретила сегодня? — весело воскликнула она как-то раз. — Нашу старую приятельницу Мисс Колючку! Она теперь знаменитость. Замужем, автор двух романов.

Дэвид посмеялся вместе с ней над этой удивительной новостью о Мисс Колючке. Ему нравилась у Джан отрывистая манера смеяться, и он изо всех сил старался рассмешить ее. Она охотно откликалась на любое его едкое или ироническое замечание своей обычной фразой:

— О Дэвид, милый, вы просто бесподобны!

Слово «милый» как-то незаметно вкралось в их разговоры, хотя Дэвид и не думал придавать ему значения. Опа с такой же легкостью бросила его двум молодым людям, заглянувшим к ней однажды вечером, когда они с Дэвидом занимались проверкой счетов.

— Ах, мои милые, — воскликнула Джан. — Я так рада вас видеть. Но сегодня я занята. Это Дэвид, мой новый заместитель. Дэвид, это Руди, один из самых своеобразных художников-абстракционистов в Австралии. А это его друг Лью Сондерс — поэт. Ведь правда вы поэт, Лью? Хотя ни тот, ни другой не получили еще того признания, какого заслуживают.

— Правильно подмечено. — Руди мрачно поглядел на нее. — Но мне бы хотелось знать, почему ты в последнее время избегаешь меня?

— Ну что ты, милый, — возразила Джан. — Все дело в том, что я так… так занята, понимаешь?

— Понимаю. — Широко расставив ноги, обтянутые зелеными вельветовыми штанами, поверх которых болталась вызывающе яркая рубашка, Руди сердито воззрился на Дэвида.

— Я знаю, когда становлюсь не нужен, — угрюмо заметил он, — В субботу вечером мы устраиваем вечеринку в мастерской. Приходи, дорогая, если выберешь свободное время.

Оп гордо прошествовал к двери, юный поэт заторопился следом, подмигнув Джан и помахав рукой.

— Руди, конечно, душка, — негромко сказала она, когда они ушли, и потянулась за сигаретой, — однако менее всего он абстрактен в личных отношениях, если вы понимаете, что я имею в виду, Дэвид.

— Могу себе представить. — Джан осталась довольна той сдержанностью, с какой Дэвид воспринял ее сообщение.

— Вот и отлично, — заявила она, откидывая назад волосы. — Но я не допущу, чтобы Руди мешал нам, когда мы… когда мы заняты делами.

Потревожило ли его и впрямь непрошеное появление Руди, спрашивал себя Дэвид. Его гораздо больше тревожили ее великолепные волосы. Стоило им вспыхнуть на свету красным пламенем, как он мгновенно лишался душевного равновесия и от созерцательного настроения не оставалось и следа. Если же ее волосы касались ненароком его лица, каждую клеточку его тела, казалось, пронзал электрический ток.

Он негодовал на себя, испытывая это новое для себя чувство, опасаясь возрождения эротических желаний, против которых, как ему казалось, он уже давно выработал прочный иммунитет. Джан, по-видимому, не испытывала никаких угрызений совести, возбуждая в нем эти желания. То, бывало, небрежно поцелует его, то склонится над ним так, что он волей-неволей упирался взглядом в белые холмики грудей, округло торчащих под легким платьем, низко вырезанном спереди и сзади.

Частенько под тем или иным предлогом она оставляла его ужинать, а то и вообще задерживала у себя на весь уик-энд. Вечерами в пятницу или субботу они иногда шли ужинать в ресторан, и тогда Дэвид упорно отстаивал свое право платить по счету.

Он выкупил из залога пишущую машинку, обзавелся новым костюмом, уговаривая себя, что почувствует полную свою независимость, сопровождая Джан в рестораны, только если будет хорошо одет. Ему доставляло удовольствие давать официанту «на чай» и угощать ее так, как он угощал в былые дни других знакомых ему женщин.

Само собой разумелось, что в такие вечера они не касались деловых вопросов и производственных тем, которые обычно занимали весь их день. Джан блистательно играла роль шикарной спутницы элегантного представительного господина, а он из кожи лез вон, стараясь помочь ей удержаться в этой роли. Вино и остроумный разговор снимали напряжение. Они весело и непринужденно болтали, испытывая взаимное влечение, чувствуя, как обоих уносит куда-то вдаль подхвативший их сладострастный вихрь.

Разговор неизбежно перекидывался на магическую силу инстинкта, толкающего друг к другу мужчину и женщину. Что это такое? Почему этот инстинкт так властно проникает во все сферы человеческой жизни?

— Биологическая потребность, — цинично заметил Дэвид, — не подчиняющаяся ни здравому смыслу, ни каким-либо законам.

— Так ли? — выразила сомнение Джан. — Что же тогда вы скажете о проблемах секса, о половых извращениях, о всех тех отклонениях, которые не приемлют естественного удовлетворения? Как бы то ни было, — с вызовом добавила она, — мы придаем слишком большое значение сексуальным побуждениям. Они далеко не всегда объясняются серьезными причинами. И нечего искать им извинения и оправдания. Единственно, что важно, это тот божественный миг… и последующее блаженное состояние.

— И любовь тут ни при чем? — насмешливо спросил Дэвид.

— Почти! — Их взгляды встретились, и в глазах Джан загорелись огоньки. — Я ведь не так уж распущена в этом отношении, Дэвид, и я не нимфоманка. Но я не могла бы жить, если бы рядом не было человека, который удовлетворял бы мое желание всякий раз, когда оно возникнет.

Что это, намек? Дэвид не решался расцепить таким образом ее слова. Может, ей просто захотелось исповедаться, а он подходящий духовник? Вряд ли Джан остановила на нем свой выбор как на партнере для любовных развлечений. У нее были другие мужчины, из которых она могла выбирать, более молодые и сильные. Например, Руди. Или один из тех рекламодателей, с которыми, по ее словам, она иногда уезжала на рыбалку.

Прощаясь с Дэвидом возле своего дома после одного из таких бессвязных, сугубо интимных разговоров, Джан легко и непринужденно сказала:

— Вы совсем пьяны, Дэвид. Переночуйте-ка лучше сегодня у меня на диване.

— Я не пьян, — возразил Дэвид, — Разве что…

— Что?

— Самую чуточку, — без убеждения в голосе добавил он.

Она залилась смехом.

Ему и раньше нередко случалось проводить ночь на диване в ее гостиной, и тогда все следующее утро они вместе работали над материалами для очередного номера журнала.

Но в эту ночь он лежал без сна, возбужденный и взбудораженный откровениями Джан, чувствуя, как его заливает горячая волна желания. Посмеет ли он уступить этому желанию? Ждет ли этого от него Джан? Или возьмет и высмеет его за глупую самонадеянность, порожденную легким опьянением?

Борясь с искушением встать и пойти к ней, он никак не мог заснуть. Джан сама положила конец его сомнениям и неуверенности, появившись возле него с распущенными по голым плечам огненными волосами. Все еще сомневаясь, не веря собственным глазам, он протянул к ней руки. Прохладная нагота ее тела утвердила его в реальности происходящего. Ошеломленный, весь в пылу охватившей его страсти, он последовал за ней в ее комнату.

Там они рухнули на постель. Последней ясной мыслью Дэвида было, что он погружается в пучину пьянящего сумасшествия. Он беспомощно пытался выбраться на поверхность, но сильное подводное течение, казалось, предательски лишало его последних сил. И только когда Джан взорвалась хохотом и оттолкнула его от себя, он осознал всю тщетность своих усилий.

Сидя в хаосе раскиданных по постели подушек, Джан неудержимо смеялась, смеялась жестоко и насмешливо.

— О Дэвид, милый, — прошептала она, овладев наконец собой. — Ну кто бы мог подумать, что ты так… так неопытен.