— А вы, Гутенька, все так же хороши! — сказал я, крепко расцеловавшись с ней при свете «коптил-ки» военных лет.

— Так же ли, мой друг? На другой день, при белом свете, я не без грусти понял и оценил правдивую горечь ее вопроса. Хоро та, красива, но…»

Многоточие поставлено автором. Время и трудные военные годы изменили внешность есенинской музы. Понимая, что «партийные красавицы, как известно, увядают не так быстро, как беспартийные, Гутенька подала заявление в ВКП(б)». А к открытию нового театрального сезона, конечно, не без содействия Мариенгофа, Гутя Миклашевская снова была актрисой Камерного театра.

«Какие роли сыграла она там, я не помню, вероятно, нечего было помнить, — продолжает Мариенгоф. — Тем не менее Таиров вскорости выхлопотал ей звание заслуженной актрисы.

А когда, по предложению Сталина, Александра Яковлевича и Алису Георгиевну выгоняли из их театра, из Таировского и Кооненского Камерного театра, член партбюро Августа Леонидовна Миклашевская, став оратором, пламенно ратовала за это мудрое решение вождя человечества.

Эх, Гутенька, Гутенька!

После того я уже не встречался с ней. Что-то не хотелось».

И хотя при жизни Мариенгофа произведение «Это вам, потомки!» опубликовано не было (только в 1992 году), но для чего-то он поведал этот нелицеприятный биографический факт. Может быть, возмущался несправедливостью, что его, Мариенгофа, напрочь вычеркнули из посмертной жизни Есенина, а Августу Миклашевскую приглашали в качестве почетной гостьи на все есенинские праздники? Но со всей определенностью можно сказать, что непризнанный гений Мариенгоф-Сальери не мог равнодушно относиться к баловню судьбы, незаслуженно вознесенному славой, а потому уничтожал и пачкал все, что возвышало Есенина и его окружение.

Знал ли Есенин, кому служили его музы?

А как понимать тогда 6-ю главу «Пугачева»:

А как понять последние любовные стихи поэта?

Или эти, датированные 13 декабря 1925 г., строки:

Нынешние читатели знают и удивляются, что разница в возрасте Есенина и Айседоры Дункан была почти в 18 лет, но почему-то не удивляются, что бывшая жена Желябужского, а потом и Максима Горького, выйдя вновь замуж за горьковского секретаря П. Крючкова, являла образец разницы в двадцать один год. Почему-то скромно умалчивают, что Мария Игнатьевна Будберг вообще годилась Максиму Горькому в дочери и, должно быть, потому именовалась секретарем, а не женой. Огромная разница в возрасте была у многих политических деятелей и их жен: Сталина, Бухарина, Луначарского и т. д. (здесь, конечно, перевес шел в мужскую сторону).

Но политические проститутки типа Коллонтай даже у Ленина не находили осуждения. И когда Александра Михайловна, бросив все партийные дела, бежала с новым любовником Павлом Дыбенко, а Троцкий потребовал публично осудить ее за нарушение партийной дисциплины и приговорить к расстрелу, Ленин под общий дружный хохот партийцев предложил приговорить лучше к 5 годам верности. (Кстати, Александра Михайловна тоже была старше Дыбенко на семнадцать лет.)

Как нынешние политические деятели и коммерсанты начали перестройку с перестройки своих кабинетов и офисов, так и революционные деятели провели прежде революцию в своей семье: подавая пример, обновили жен. Женились на юных. Такой была официальная политика новых завоевателей России — разрушение семьи как основы государства.

И в этом ряду «удивительных» женщин особые отношения сложились у Есенина с Софьей Андреевной Толстой.

Софья Андреевна (она сама и ее имя) могла помочь Есенину уехать за границу — уйти от преследований. Есенин пошел на союз с Толстой, убедившись, что Галина Бениславская оказалась идейной сторонницей Троцкого: Есенину она объявила о серьезных отношениях с Львом Седовым, сыном Троцкого — опального политика, за которого собиралась замуж. На Берзинь он тоже не мог положиться, довериться.

Все дальнейшее поведение Софьи Андреевны показывает, что она добровольно взвалила на свои плечи непомерную ношу — уберечь поэта, дать ему возможность работать, избавить от «друзей», спасти.

Она сделала все, что было в ее силах. И даже тот факт, что С.А. Толстая не оставила воспоминаний о Есенине, лучше всего прочего объясняет ее отношение к поэту и к власти: если нельзя писать правду, то лучше ничего не писать. С.А. Толстая так и сделала. Но всю свою жизнь она посвятила Есенину. Ее доброе, нежное чувство проявилось во всех записях, письмах (Горькому, Калинину и др.), во всех комментариях к стихам. Она приложила максимум усилий, чтобы собрать воедино, восстановить утраченное, сохранить творчество поэта.

Толстая поставила целью своей жизни — спасти от извращения и лжи, от уничтожения и забвения поэзию. Это было нелегко в долгие годы запретов и гонений. Она делала копии стихов, копии писем, статей, собирала воедино и готовила полное собрание его стихотворений, писала комментарии к ним, хотя никто в те годы издавать Есенина не собирался. Только в 1940 году обратилась она к М.И. Калинину, напоминая ему о радушной встрече, о которой Есенин помнил всегда. Ответ Калинина был обнадеживающим. И к 1941 году Софья Андреевна подготовила к изданию собрание сочинений Есенина. Но началась Великая Отечественная война. Собрание сочинений вышло только в 1946 году.

Подвиг С.А. Толстой сродни подвигу декабристок. Но тех женщин их жертвенность возвышала, поднимала в общем мнении, делала уважаемыми, почти святыми. Софье Андреевне выпала на долю другая участь — людская клевета и злословие. Благодарности она не дождалась. Ей было несравненно тяжелей, может быть, потому она так рано ушла из жизни. После смерти Есенина ей долго пришлось скрываться, скитаясь по родным и знакомым, как некогда поэту. Объясняли, что Софья боится оставаться одна. Собственно говоря, так оно и было, только никому, даже матери, она не могла сказать правды. Боялась не мертвого Есенина, а живых его палачей, которые теперь преследовали ее. Ее видели всегда молчаливой и замкнутой. «Высокомерной», «гордой» называет ее М. Ройзман, которому она не подавала руки и с которым не разговаривала.

Мать, очень переживая за дочь, опасаясь за ее душевное состояние, приводит в письмах к М. Волошину факты безобразного поведения С.А. Есенина по отношению к Соне (что не подтверждала сама Софья Андреевна). Но клеветники — сосновские, бухарины, лелевичи, устиновы — могли радоваться: мнение о Есенине как об алкоголике и психобандите подтверждалось его родственниками. В 1955 году, готовя к изданию собрание сочинений Есенина, П. Чагин и С. Толстая вычеркнули из книг посвящения Мариенгофу. Они знали, что делали. Вычеркнут был и Чагин, причем самим Есениным. Думается, тоже не случайно. Его роль в судьбе Есенина еще не изучена.