Поэма «Кобыльи корабли» сродни искусству Иеронима Босха и Питера Брейгеля. «Корабль дураков»! Была же эта картина иконостасом в храме — христианским предупреждением человечеству.
С такими строителями новой жизни Есенину было не по пути, он отмежевался сразу и категорично: «Не нужны мне кобыл корабли и паруса вороньи». Харьковские события были потрясением для Есенина, для него окончательно рухнул мир, выстроенный революцией, рухнули все надежды, мечты, планы.
Только недавно в Москве он в «Небесном барабанщике» провозглашал большевистские лозунги:
Да здравствует революция
На земле и на небесах!
А в Харькове будто подменили человека:
Видно, в смех над самим собой
Пел я песнь о чудесной гостье.
В Москве звал к свержению старого мира, а в Харькове написал:
Никого не впущу я в горницу,
Никому не открою дверь.
В голодной Москве видел «злачные нивы с стадом буланых коней» воодушевлял:
Нам ли страшны полководцы
Белого стада горилл?
Взвихренной конницей рвется
К новому берегу мир.
а в Харькове написал: «Злой октябрь осыпает перстни с коричневых рук берез».
Еще недавно призывал: «Кто хочет свободы и братства, Тому умирать нипочем», — и сам был готов на жертву:
С земли на незримую сушу
Отчалить и мне суждено.
Я сам положу свою душу
На это горящее дно.
А теперь категорично заявил:
Звери, звери, приидите ко мне
В чашки рук моих злобу выплакать!
…Никуда не пойду с людьми.
Лучше вместе издохнуть с вами.
Харьковские события изменили поэта. Наступило отрезвление во всех смыслах: «Больше я так пить не буду», — писал он друзьям. И те понимали, о чем идет речь.
Харьковские события были потрясением для всех, но каждый пережил их по-своему. Уезжавшему на родину Есенину Мариенгоф скажет вдогонку: «Ну, теперь Есенин ничего не напишет». А Есенин вдруг ответил: «Буду петь, буду петь, буду петь! Не обижу ни козы, ни зайца». И ответил знаменитым стихотворением «Сорокоуст», которое высоко оценили Валерий Брюсов и Иван Розанов.
«Сорокоуст» — поминальная служба по умершему, совершаемая на сороковой день. По словам И. Розанова, «в «Сорокоусте» Есенину удалось дать образ необычайный и никому другому не удававшийся в такой степени по силе и широте обобщения: образ старой, уходящей деревянной Руси — красногривого жеребенка, бегущего за поездом».
Сам же Есенин так сказал об этом: «Маленький жеребенок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни и ликом Махно. Она и он в революции страшно походят на этого жеребенка тягательством живой силы с железной».
Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?
Черт бы взял тебя, скверный гость!
Наша песня с тобой не сживется.
Жаль, что в детстве тебя не пришлось
Утопить, как ведро в колодце.
Хорошо им стоять и смотреть.
Красить рты в жестяных поцелуях, —
Только мне, как псаломщику, петь
Над родимой страной «аллилуйя».
«Сорокоуст» — панихида по погребенному. Погребены надежды, чаяния, рухнула мечта, названная «Инонией», погребена вера. Об этом пишет и исследователь Валентин Сорокин: «Поэзия этого периода — это пророчества поэта — угадывающий взгляд на свою судьбу, на судьбу своего поколения, на судьбу своего народа».
Никуда вам не скрыться от гибели,
Никуда не уйти от врага.
…Вот он, вот он с железным брюхом
Тянет к глоткам равнин пятерню…
«Ни одно из произведений Есенина не вызывало такого шума», — скажет потом И. Розанов.
Есенин пишет цикл стихотворений, которые по смыслу и настроению созвучны с произведениями «Кобыльи корабли» и «Сорокоуст»: «Я покинул родимый дом», «Хорошо под осеннюю свежесть», «Русь моя, деревянная Русь! Я один твой певец и глашатай…» Но они помечены 1918–1919 гг., а это значит, что к харьковским событиям они не имеют никакого отношения. Даты эти вызывают полное недоумение: что, ученые не разобрались? Или не захотели разобраться? Зато чекисты сразу разобрались и поняли, и потому 19 октября Есенин оказался на Лубянке. Исходя из вышеизложенного, есенинской комиссии следовало бы внести соответствующие поправки в последний том «хронологии жизни и творчества Есенина».
Евдокимов, издававший первое собрание сочинений Есенина, пишет, что пьяный Есенин часто путал год создания своих произведений. Не исключено, что делалось это умышленно, из цензурных соображений: стоит под поэмой «Кобыльи корабли» 1919 год, значит, харьковские события никакого отношения к поэме не имеют, тем более, что поэму много раз к печати не допускали.
Стихотворение «Теперь любовь моя не та» с посвящением Клюеву тоже отнесено к 1918 году. Благодаря внимательному изучению Сергей Иванович Субботин убедительно доказал ошибочность даты. Стихотворение написано в 1920 году. А это значит, что не на поэтическом поприще разошлись их с Клюевым пути и не «Избяные песни» собрата по перу были тому причиной, как до сих пор утверждают исследователи. Есенин осудил друга за то, что тот вступил в партию большевиков:
Грустя и радуясь звезде.
Спадающей тебе на брови.
Ты сердце выпеснил избе.
Но в сердце дома не построил.
Поэма «Кобыльи корабли» не удостоилась внимания исследователей, гротескные образы и абсурдность смысла остались за гранью понимания. Даже в Литературной энциклопедии поэме отведено только одно предложение («победа образа над смыслом», «освобождение слова от содержания»), а ведь эта поэма стала программным произведением поэта.
И в нерасшифрованных письмах наблюдается своя особенность, можно сказать, закономерность: эзоповым языком пишет тогда, когда катастрофически все плохо, беспросветный мрак на душе и ни о чем нельзя сказать ни в письме, ни лично.
Вот она, суровая жестокость.
Где весь смысл — страдания людей!
Режет серп тяжелые колосья,
Как под сердце режут лебедей.
И свистят по всей стране, как осень.
Шарлатан, убийца и злодей…
Оттого, что режет серп колосья.
Как под горло режут лебедей.
Повицкий, большевик с революционным стажем, в воспоминаниях 1954 года «харьковский эпизод» перевел в другую плоскость, заретушировал трагическое и проявил лирическое: художественно, а потому весьма убедительно описал, как беспечно жилось поэту в культурном обществе милых, обаятельных девушек, как весело он проводил свое время.
