Итак, поговорим в последний раз и, как всегда, — на разных языках…

Как хорошо, что вас здесь нет! В эти дни никакое и ничье заступничество не спасло бы вас ни от Устюга и Нарыма, ни от более неприятного путешествия — «на луну»…

Паршивое времечко: приходится volens-nolens бросать жирные кости диким и ненасытным «низам» партии, которые, впрочем, здорово отощали в период «нэпа», спасшего нас от неминуемого краха; но иначе поступить, поверьте, невозможно, иначе это коммунистическое быдло разом опрокинет всю постройку, и мы рухнем в бездну вместо того, чтобы творить социальную революцию, которая, на самом деле, чертовски запоздала… Мы здорово обманули тех, кто по глупости или по жадности к легкой наживе поверили в наше «всерьез и надолго», хотя не мы ли (и так недавно!) обобрали их и расстреливали, как бешеных собак. Мы обрекли в жертву коммунистическим илотам тех, кого сами же, и с таким трудом создали, чтобы их доить и стричь, а отнюдь не резать. Мы одной рукой маним к себе заграничный капитал, ибо иначе казне нашей — каюк, а другой — мы душим его у себя, ибо иначе… нас задушат.

Паршивое времечко! Но — встань сейчас сам Ленин, с телом которого у нас такая досадная и прибыльная для ученой шатии возня, и он, вероятно, только выматерился бы почище десятилетнего комсомольца и уехал бы на охоту или удрал обратно, не зная, что делать.

Ах, нет: может быть, он и только он придумал бы выход из этой дьявольской паутины! Ведь вы-то знаете, чем силен и, поэтому, велик был наш Ильич, которого вы совершенно зря величали слепым пророком третьей величины. Правда, вам известно, что Ленин был липовым теоретиком, и его, с позволения сказать, марксизм, ныне именуемый ленинизмом (слово почти неприличное!), действительно представляет из себя дурную мешанину из Бланки Бакунина, пугачевщины и, как вы добавили, чего-то от Федьки-каторжника; правда, вам ясно, что его философские познания были смехотворными, а книжка «Материализм и эмпириокритицизм» навсегда останется образцом крайней тупости в абстрактных вопросах; знаете вы и то, что даже политической экономии он смело мог бы поучиться у моих «свердловцев» % и я не раз публично и к ужасу партийного синода разоблачал его невежество и в этой области… Видите, как резок я сам и как искренен, когда речь идет о правде (но не… в «Правде»: простите за плохой каламбур, к тому же и не новый!), все это так, и только по дешевке купленные нами академики, сменовеховцы и прочая гредескуловщина должна думать и, разумеется, писать о нем иначе.

Но не вам ли я, и так часто, рассказывал о том, о чем говорится даже у Зиновьева, кому, как известно, при всем моем коммунистическом пиетете, я никогда не подам руки, чтобы не запачкаться, хотя бы за неуважение само политбюро пригрозило мне долгосрочным отпуском…

Вспомните! Когда летом 1917 года среди нас раздавались голоса о том, что надо идти к Керенскому «арестовываться» и, опровергнув на публичном суде сказочку о немецком шпионаже, доказывать со скамьи для подсудимых истины большевицкого Корана, кто, как не Ленин, остановил нас, изругав дураками, и предсказал переход к нам государственной власти через пару месяцев?

Вспомните! Когда все, а в особенности Троцкий, настаивали на неприемлемости мира с немцами, кто, как не Ленин, заставил нас подписать «похабный мир» в Бресте, предсказав гибель Вильгельма и революцию в Германии?

Вспомните! Когда все мы, как бараны, стояли за крайний военный коммунизм и расстрелами заставляли проклятых крестьян отдавать нам весь их хлеб, кто, как не Ленин, увидав, что мы не сегодня завтра загремим, и негодяй Пахом отвинтит нам башку, закричал нам: «Стой! Хватит, болваны: воротите оглобли!» — и в последнюю минуту заставил нас перейти к «продналогу», как, между прочим, и называлась изруганная мною брошюрка Ленина, в теоретическом отношении — совершенно бездарная?..

Кто, как не Ленин, осмелился, к ужасу «чистых» коммунистов (а следовательно, и к моему ужасу!), провозгласить «нэп» и тем самым спас положение всей партии?

Кто, как не Ленин, обокрав сначала эс-эров, а потом и меньшевиков, стукнул им всем по голове, взял в руки дубинку и даже разговаривал лишь после того, как он сам все решит? «Не хотите? В таком случае, черт с вами: вы мне надоели, и я на дачу уеду», — громыхал он. И мы этого «на дачу уеду» боялись пуще Деникина; и молчали; и подчинялись; и все, вопреки теории и программе, получалось великолепно!

А не припомните ли вы, кстати, как однажды ночью мы встретились с вами на погруженной во тьму, тогда даже Ц.К. заседало при лампочке в 16 свечей, Пречистенке: Деникин был под Тулой, мы укладывали чемоданы, в карманах уже лежали фальшивые паспорта и «пети-мети», причем я, большой любитель птиц, серьезно собирался в Аргентину ловить попугаев Но кто, как не Ленин, был совершенно спокоен и сказал, и предсказал: «Положение… Хуже — не бывало. Но нам всегда везло и будет везти!»

А когда сатанинское кольцо блокады сжалось до такой степени, что мы подумывали о полной сдаче на милость победителей, кто, как не Ленин, говорил о том, что кольцо лопнет, и что он скоро побеседует с европейскими дипломатами за общим столом?..Ах, да что там! Таких озарений и пророчеств было без числа, и в этом мы почерпали веру в нашу победу даже тогда, когда глупые факты подкладывали нам свинью двадцать раз в сутки.

Да… если бы Ленин и теперь был с нами! О, я всегда говорил вам, что самое ужасное и самое контрреволюционное существо в мире (контрреволюционнее даже… вас!) это — Смерть: пока мы работаем тут над освобождением пролетариата от экономического рабства, немец должен, слышите: должен, скажите это ему от нашего или, по крайней мере, от моего имени — выдумать средство против этой курносой меньшевички, иначе, право, будет мало и толка, и смысла даже в осуществлении на земле Мирового Союза Социалистических Республик. Бессмертие — это хоть и не написанный, но главный пункт нашей программы: говорю вам сие как ее автор.

Итак, мы — в пустыне и — без вождя!

Посудите сами…

Сталин — нуль и все спасение видит в одном (котором по счету?) миллионе трупов.

Каменев — нуль и поучает нас, как удобнее всего сидеть между двух стульев.

Крупская — нуль и просто — дура, которой мы, для очередного удовольствия «низов» и для пущего бума да шума разрешили геростратничать, сжигая библиотеки и упраздняя школы, будто бы по завету Ильича: на мертвых все валить можно, ибо они, как известно, сраму не имут..

Зиновьев… О нем разрешите не говорить, дабы не испачкать о него даже матерное слово.

Рыков — нуль и даже разучился острить (единственная его способность, будь он трезв или пьян к бесконечному удовольствию Луначарского, которого он прозвал Лунапаркским и Лупанарским, а вместо наркома совершенно правильно величает наркомиком Дзержинский — нуль, если, разумеется, дело не касается Г.П.У., в филиалы коего он превращает все решительно ведомства, куда мы его ни посылали.

Я? Ах, голубчик, и я — тоже нуль, если свести с трибуны или кафедры или вытянуть из-за письменного стола да приставить к «делу»: отлично зная себе цену, я поэтому сроду никаких должностей не занимал, тем более, что при моих спартанских вкусах — наклонностей к воровству не имею.

Знаю, вы ждете моего слова о Троцком. Но он всегда был политическим нулем, правда, большим нулем и останется им до конца своих дней, даже если судьба все-таки сделает из него коммунистического диктатора.

Прежде всего в Троцком, который поплелся в нашу партию накануне «октября», когда, конечно, это было для него единственным путем к карьере, в нем нет ничего истинного коммунистического; и поэтому, как всегда, прав был Ленин в своей нелюбви, в своем недоверии к нему.

Троцкий создал красную армию? Полноте: во-первых, если хотите знать правду, никакой армии у нас не существует, если не говорить о парадах, о демонстрациях против мирного милитаризма (!) и об усмирении всяческих восстаний внутри страны, а один виднейший немецкий генерал, коему мы предложили взять на себя верховное инструктирование этой самой «армии», приехал в Москву, поглядел и махнул рукой, сказав нечто весьма нелестное и только рабфаковцами произносимое; во-вторых, не сам ли Троцкий выразился, что его армия — это редиска, красная снаружи и белая внутри, и недаром С.С. Каменев ее фактический вождь и царский служака, все еще не коммунист, загадочно крутит свои великолепнейшие усы и внушает неподдельный страх своим молчанием, которое таит в себе черт знает что…