— Я уже подумывал, не будет ли мне тут скучновато, — признался он. — Но когда слышишь человеческие голоса, видишь лица… Тут у меня есть картина с Синатрой и Авой Гарднер. Они теперь мне самые близкие друзья. Смотрели?

Метью блаженно покуривал сигарету, наслаждаясь полузабытым вкусом.

— Как насчет радио? — поинтересовался он.

— Радио? Молчит.

— Сломано?

— Я не очень–то разбираюсь в радио, — пожал плечами Скиопос.

— Если бы удалось его починить, можно было бы услышать передачи — вдруг где–нибудь еще работают радиостанции.

Однако во взгляде Скиопоса не появилось ни малейшего интереса.

— Мы знаем, что Западная Европа получила здоровенный пинок. Полагаю, что примерно то же самое произошло и с Америкой. А может, в других местах все не так плохо — в России, Китае, Новой Зеландии?

— Я не разбираюсь в радио, — повторил Скиопос.

Метью смекнул, что их хозяин не жаждет связи с внешним миром. Его удовлетворяла роль центра собственного мирка. Но почему тогда он так радушно принял их? Может быть, дело тут в том, что они — его гости и он может продемонстрировать им свое могущество и всякие чудеса?

— Как насчет горючего? — продолжил Метью.

— Горючее? Этого добра у меня много.

— Насколько много?

Во взгляде Скиопоса мелькнуло беспокойство. Он отвернулся, определенно не желая развивать эту тему:

— Говорю вам: его у меня много.

— Но в конце концов оно все выйдет, и генератор встанет. Что вы предпримете тогда?

— Повторяю: тут совершенно не о чем тревожиться. Совершенно!.. А теперь, Метью, прошу меня извинить: дела. Прогуляйтесь и развлекитесь самостоятельно. Я вас провожу.

***

Следующая встреча со Скиопосом произошла в кубрике, где он занимался кулинарией. Капитан приветствовал их с не меньшей жизнерадостностью, чем прежде:

— Когда у меня нет гостей, я обхожусь на обед холодным бифштексом. Но вы наверняка захотите чего–нибудь горяченького.

— Не надо о нас заботиться! — взмолился Метью. — Хлеб с сыром — и мы блаженствуем.

В этот миг до него донесся восхитительный запах толстого куска окорока, поджариваемого в масле неутомимым коком.

— Да ничего особенного, — махнул рукой Скиопос. — Ветчина, помидоры, чуть–чуть жареной картошки. Еще десять минут — и все будет на столе. Договорились?

Пока они ели, он потчевал их рассказом о своих привычках. Будильник будит его в половине седьмого утра. Он встает, принимает ванну, бреется и спешит в кубрик, где готовит себе завтрак: кофе, тосты с вареньем. Затем обходит корабль, делает необходимую уборку и спускается на дно для ежедневной прогулки. Он поступает так в любую погоду. Именно этим он и был занят, когда Метью нашел его лестницу и поднялся вместе с Билли на борт. Вторую половину дня он проводит возле бассейна, а если не позволяет погода, то коротает время с проигрывателем или кинопроектором. На корабле имелась библиотека, но, как понял Метью, капитан не относился к истовым почитателям книг.

После обеда Скиопос повел Метью и Билли на прогулку по кораблю. Он был безупречно любезен, жизнерадостен и очень скрупулезен в описаниях. Они чувствовали себя особо важными персонами, которых водят по танкеру, отдыхающему в промежутке между дальними плаваниями в лондонском порту. Капитан упомянул о повреждении, полученном судном, но не стал о нем распространяться, словно ремонтом вот–вот займется специальная бригада. Они поднялись на мостик, походивший на крылышки по обеим сторонам надстройки. Отсюда до дна было футов сто; над головами высилась сигнальная мачта с радаром. Дождь утих, видимость улучшилась: их взору предстали бесконечные грязевые поля, россыпи галечника, нагромождения камней. От такого безрадостного зрелища немудрено тронуться, подумал Метью.

Скиопос устремил взгляд вдаль, словно перед ним по–прежнему простирались серые, затянутые туманом воды Ла–Манша.

— Красивое судно, правда? — тихо спросил он.

— Действительно впечатляет, — согласился Метью.

— Я впервые вышел в море как капитан.

— Неужели?..

— Мне тридцать восемь лет. Если моряк не становится капитаном к тридцати пяти, можете считать, что он уже вообще никогда не дослужится до капитана. Я знал одного типа, который был моложе меня на пять лет, а уже водил танкер. А потом появился вот этот красавец. Всего полтора года как он спущен на воду. У моего предшественника что–то стряслось с почками — не знаю, что именно, но что–то скверное, потому что он загремел в больницу на много месяцев. Мне как раз полагался отпуск. У нас отличные отпуска — по четыре, пять месяцев. Меня спросили: хочешь заступить сюда или предпочитаешь воспользоваться отпуском? Ну разве не глупость? Я крикнул в телефон «да!» и примчался прямиком в контору, чтобы удостовериться, что меня правильно поняли. Спустя два дня я повел танкер в Персидский залив. Я нес свою первую вахту, когда налетела эта волна.

— Невезение…

Скиопос бросил на него лишенный мысли, отстраненный взгляд и снова принялся глядеть вдаль, куда уходили очертания его корабля.

— Красавец! — повторил он. — В компании нет лучше танкера, чем этот. Пойдемте, я покажу вам рулевую рубку.

Билли здорово притомился. Давали о себе знать долгий путь и сырость предыдущей ночи. Метью сообщил об этом Скиопосу, и, накормив ужином, состоявшим из консервированных фруктов и горячего шоколада с печеньем, мальчика отвели спать. Билли тут же забылся счастливым сном на хрустящих простынях и мягчайшем поролоновом матрасе.

Отдых пойдет ему на пользу. Как и еда, которой потчует их Скиопос. Метью понимал, что здесь для них нет будущего, однако это не значило, что они не могут пробыть на корабле какое–то время, чтобы, так сказать, подзарядить аккумуляторы.

Скиопос изъявил желание приготовить для себя и Метью что–нибудь необычное. Сперва он подал закуски: салями, сардины, яйца под маринадом, оливки, картофельный салат. Затем наступил черед главного блюда — цыпленка под благоухающим соусом с шафрановым рисом в качестве гарнира. Лакомства сопровождала бутылочка итальянского вина, извлеченная из холодильника. Потом они пили кофе с бренди и смаковали сигары в офицерской кают–компании. Метью расхваливал кулинарные способности хозяина, разглагольствовал о прошлом и о возможном будущем, однако Скиопос сидел с отсутствующим видом и почти не обращал на него внимания. Внезапно, перебив Метью на полуслове, он брякнул:

— Может быть, запустить вам кино?

— Поздновато для кино, — ответил Метью. — Вы, наверное, притомились. Я, например, страшно устал.

— А я привык по вечерам, — упорствовал Скиопос. Он уже поднялся со стула. — У нас есть фильм с молодой английской актрисой Кэти Керби. Она вам нравится, Метью? Пойдемте, я вам его поставлю. Если хотите, захватите бокал.

Это был скорее приказ, чем приглашение. Метью плеснул себе еще бренди и после недолгого колебания прихватил также и бутылку. Скиопос ушел вперед, не дожидаясь его, и Метью пришлось брести за ним следом в кинозал. На сей раз предварительных любезностей и учтивого усаживания не последовало. Скиопос, не говоря ни слова, устремился в комнатушку с проектором, запустил кино и погасил свет. Затем вернулся и сел в темноте.

Им предстояло смотреть английскую музыкальную комедию, которая оказалась лучше, чем ожидал Метью, — впрочем, он не был завсегдатаем кинотеатров, а в последние годы и вовсе расстался с этим развлечением. Однако реакция Скиопоса на экранные события оказалась даже интереснее, чем сюжет. Он без умолку комментировал действие, однако обращался не к гостю, а к себе самому. Да это и не был комментарий: Метью понял, что Скиопос разговаривает с персонажами картины. Капитан отпускал шуточки и покатывался со смеху, причем создавалось впечатление, что он шутил так и смеялся далеко не в первый раз, что все это — какой–то ритуал.

Скиопос отлучился, чтобы поменять бобины, и поспешно вернулся. Метью совсем устал, от сочетания бренди и кино его клонило ко сну, однако он мужественно досидел до конца картины. Чувствуя, что без одобрительного восклицания не обойтись, он заметил: