— Очень недурно. А теперь я, пожалуй, отправлюсь на боковую.

Однако Скиопос, не удостоив его ответом, снова устремился к проектору. Метью думал, что он выключит его и вернется. В проекционной ненадолго зажегся свет, но зал так и остался погруженным в темноту. Проектор снова заработал, и на экране появилась надпись: «Как сумасшедшие». Скиопос возвратился в зал. Он еще не успел плюхнуться на место, а уже смеялся.

Метью прождал еще минут пять и снова объявил, что идет спать. Ответа не последовало. Чтобы выбраться на волю, ему пришлось пробраться мимо Скиопоса. Тот раздраженно подвинулся, однако мгновение спустя вернулся к общению с комиком на экране. Капитан даже не повернулся, чтобы проводить Метью хотя бы взглядом.

Метью заглянул к Билли, который мирно спал, и зашел в соседнюю каюту. Интересно, сколько еще времени будет хихикать Скиопос в своем частном кинозале? Впрочем, какая разница? Метью смертельно устал; единственное, о чем он сейчас мог думать, — это мягкая, чистая постель.

Утром его разбудил Билли. Глядя на мальчика, стоящего в двери каюты, среди полированного дерева и сияющего металла, залитого искусственным светом, Метью на мгновение забыл, что случилось с миром, и вообразил себя в прежней жизни. Непонятно только, где он находится… Однако продолжалось это недолго; вернуться в реальное измерение ему помогла мысль о Джейн, пронзившая его, как всегда, нестерпимой болью.

Стараясь не показывать своего страдания, он приветливо улыбнулся Билли:

— Доброе утро! Который сейчас час?

— Сам не знаю. Я только что проснулся.

Метью посмотрел в иллюминатор:

— Солнце уже встало. Наверное, надо заняться завтраком. Как тебе это понравится?

Билли кивнул:

— Я уже видел капитана.

— Неужели?

— Я сказал ему: «Доброе утро», но он ничего не ответил.

— Наверное, думал о чем–нибудь другом. Брось–ка мне рубашку.

Метью умылся, оделся, и они вместе направились в кубрик. Оттуда доносились какие–то звуки. Распахнув дверь, они увидели, что Скиопос, опустившись на колени, яростно драит пол. Он даже не обернулся на их приветствие и продолжал свой тяжкий труд, как будто рядом никого нет. Белые форменные брюки успели помяться; торс капитана был обтянут тельняшкой, под которой явственно проступали складки жира. Метью заметил у него на макушке лысину.

Как он уже догадался, приютивший их человек был психопатом, возможно, даже предрасположенным к припадкам безумия, чья болезнь разгулялась вовсю из–за шока, вызванного землетрясением и цунами. Вот почему он остался на борту, распрощавшись со своей командой, вот почему посвящал столько времени заботе о чистоте. Что касается первоначального радушного приема, то, возможно, вчера он был расположен благодушествовать, сегодня же на него напала депрессия. Не исключался и иной ответ: капитан был готов приветствовать пришельцев извне, однако замыкался, когда они угрожали фантазиям, составлявшим теперь смысл его жизни. Он щедро делился своими сокровищами, но боялся и помыслить о том, что им в конце концов придет конец.

Скиопос безумен, но, очевидно, вполне безвреден. Раз он не обратил внимание на их приветствие, то, возможно, и остальные их действия останутся незамеченными?

Билли выглядел озадаченным и немного напуганным. Метью потрепал его по плечу и сказал:

— Давай–ка приготовим себе завтрак. Не мастер ли ты по части поджаривания бекона?

Они достали из холодильника бекон и поджарили его с ломтиками хлеба. Скиопос не обращал на их присутствие ни малейшего внимания. Пока они уплетали завтрак, он доскреб пол, отнес ведро и швабру к раковине, вымыл это добро, убрал в чулан и удалился.

Как только дверь за ним затворилась, Билли спросил:

— С капитаном что–то не так, мистер Коттер?

— У него повредился рассудок.

— Как у мамаши Латрон?

— Вроде того.

— Он даже не увидел нас, — не унимался Билли. — Словно нас тут нет.

Открытие никак не влияло на ситуацию — они и не собирались оставаться здесь надолго. Однако Метью рассчитывал отдохнуть несколько дней и немного отъесться. Теперь эта перспектива утратила былую привлекательность. Ему снова сделалось не по себе: он понял, что вопреки прежнему твердому намерению, очутился в замкнутом пространстве.

Скиопос, надо полагать, приступил к утреннему променаду. Что произойдет, когда и в этом автономном, уютном мирке ему придется считаться с реальностью? Генератор рано или поздно замрет, свет потухнет. Возможно, Скиопос все равно останется здесь, таращась в темном зале на пустой экран и населяя его призраками. Потом иссякнет еда, и ему придется голодать. Метью сомневался, что он и тогда решится покинуть корабль. Сохранить фантазии значило для него, наверное, больше, чем сохранить жизнь.

Они с Билли навели порядок в кубрике. Пусть для Скиопоса их больше не существует, они обязаны хоть чем–то отплатить ему за гостеприимство.

— Мы уходим? — спросил Билли. Ему уже не терпелось побыстрее убраться отсюда.

— Вот соберемся — и вперед, — ответил Метью. — Я подумал, что неплохо было бы что–нибудь прихватить в дорогу. Скажем, хлеба, масла…

— А капитан не будет возражать?

— Вряд ли. Ведь он не возражает, чтобы мы уничтожали это здесь. Дать нам продуктов в дорогу — дешевле, чем держать нас здесь в качестве нахлебников.

— Как вы думаете, он не будет против, если я съем еще немного мороженого? Прежде чем мы уйдем?

Метью усмехнулся:

— Да уж, тебе придется покончить с этим до отхода. Мороженое с собой не прихватишь — во всяком случае, оно долго не продержится.

Скиопос уже замесил тесто для новых караваев; наверное, вернувшись, он займется выпечкой. В буфете еще оставалось полторы буханки, и Метью, поразмыслив, взял целую. Кроме того, он отрезал несколько шматков ветчины и запасся куском сыра, несколькими шоколадными печеньями и баночкой клубничного джема. Денька два это будет скрашивать опостылевшую консервную диету.

Затем они прибрались в каютах, где провели ночь, хотя Скиопос наверняка все переделает. Метью принес свой рюкзак и заплечную торбу Билли в кубрик. Оказалось, что даже с новыми запасами остается много свободного места. Метью снова открыл холодильник. Два жареных цыпленка лежали на прежнем месте; видимо, у Скиопоса в морозильнике был их немалый запас. Разрезав одного цыпленка пополам кухонным ножом, Метью спрятал одну половинку в рюкзак, а другую вернул на место.

— О’кей, Билли, — вздохнул он. — Теперь мы готовы.

Дождь давно прекратился. Небо оставалось жемчужно–серым, однако там, где полагалось находиться солнцу, облака налились золотом. Воздух сохранил влажность, но ветер совсем утих. Вода в бассейне была теперь неподвижной и темной. Наверное, именно в такие деньки Скиопос выбирался на палубу и принимал солнечные ванны, время от времени ныряя в неподвижную воду, чтобы охладиться. Можно предположить, что рядышком он ставит баночку пива. Бездумное существование — как долго оно может продлиться? Еще месяц?

Метью очень хотелось побыстрее пуститься в путь, раз уж они собрались. Ему казалось, что и Билли хочет того же: мальчик был смирнее обычного и как будто нервничал. Их шаги разнеслись над кораблем, и чайка — вероятно, та же, с которой они познакомились накануне, — взмыла в воздух, тяжело замахав крыльями. Метью подошел к ограждению и глянул вниз. От высоты у него закружилась голова. Нет, лучше не смотреть. Он уже готовился перебросить ногу через борт, как вдруг заметил среди камней какое–то движение. К лестнице, шагая как автомат и не глядя по сторонам, направлялся Скиопос.

Ему оставалось пройти еще двадцать — тридцать ярдов, и Метью мог бы воспользоваться лестницей раньше его. Однако он решил уступить хозяину дорогу: если их все еще не существовало для капитана, внизу лестницы могла возникнуть довольно–таки неловкая ситуация. Он подозвал Билли, и они застыли рядом, наблюдая за Скиопосом. Тот уверенно поднимался по лестнице, тяжело дыша и утирая пот. Он так и не взглянул на Метью и Билли, хотя прошествовал на расстоянии вытянутой руки.