— Разве мы поворачиваем? — На лице мальчика отразилось разочарование. — Это правда?

— Ты бы предпочел идти дальше?

— О да!

Для его же пользы надо было отправляться назад. На юге, всего в двух днях пути, их ждал уют и безопасность. Миллерово племя!.. К северу же лежал неизведанный маршрут: шестьдесят миль по песчаному дну, и это по прямой, а кто знает, какие могут встретиться препятствия. Может, поджидают новые трещины — такие же, как на Олдерни, или еще страшнее. Без компаса направление придется определять по солнцу. А что произойдет, если выдастся несколько дней, а то и целая неделя сплошной облачности?

Метью все больше понимал, в какое безрассудное предприятие пустился. Тащить с собой мальчишку было бы верхом безответственности. Его погнала через Ла–Манш забрезжившая надежда, но, увидев, какими немыслимыми могут быть разрушения, он решил, что надеяться не на что, и уже подумал, что готов возвратиться, чтобы коротать жизнь в окружении себе подобных, выживших, как и он, на Герн–си. Однако оказалось, что надежда все еще жива, а раз так, ничто другое не имеет значения.

Метью искоса взглянул на мальчика: ничто и никто.

— Хорошо, — кивнул он. — Теперь подумаем, как подготовиться к переходу.

Ближе к полудню они снова тронулись в путь. Метью набрал воды из ручья в стороне от руин, грозящих заразой; подземные воды тоже могли быть заражены, но на Гернси они поступали так же, и пока беда обходила их стороной. Он приспособил для заплечной торбы Билли подобие сбруи, и теперь мальчик тоже нес консервы; свой рюкзак Метью доверху набил едой. Они постояли перед уходом в роскошной высокой траве, которую некому было косить, хотя наступило самое время.

Путники прошли какое–то расстояние вдоль южного края трещины. Она резко уходила в глубину футов на сорок — пятьдесят. Сейчас они брели вдоль французского побережья, милях в восьми от него. Спустя час путешественники достигли места, где глубина трещины значительно уменьшилась. Скользя и падая в грязь, они перебрались на противоположную сторону и повернули на север. Ветер дул по–прежнему, но теперь он пришелся кстати: в небе не осталось ни единого облачка, и при безветрии мучила бы жара.

Теперь они освоились с необычностью пейзажа, и Метью все больше надоедала его монотонность. Скалы, песок, полосы подсыхающей грязи, потом цепочка луж — и так без конца. В целом их путь лежал под уклон, хотя время от времени приходилось преодолевать небольшие подъемы. Некоторые рифы и отдельные камни вздымались довольно–таки высоко, а один оказался настолько громадным, что в былые времена торчал, как видно, из воды. Солнце начало клониться к западу, и Метью старался оставлять его по левую руку.

Встреча с первым же затонувшим кораблем повергла их в шок. Билли приметил его раньше Метью, и они устремились вправо от взятого направления, чтобы взглянуть на корабль. Перед ними лежал на боку корпус торгового судна, или часть корпуса. Нос судна, заросший водорослями и рачками, указывал на запад. Оно было невелико — не более тысячи тонн водоизмещением — и пролежало на дне лет десять, а то и больше. Метью вновь охватил прежний страх, смутное ощущение какой–то угрозы. Видимо, на сей раз это был ужас, знакомый мореходам: ведь где–то поблизости покоились останки утонувших моряков. Билли ничего подобного не испытывал. Он бегал вокруг корабля, заходя то с одного угла, то с другого, и даже собрался забраться наверх. Метью запретил ему это делать, и мальчик нехотя вернулся.

— Тут нет ничего, кроме ржавчины и гниющих водорослей, Билли. Кроме того, нам нельзя терять времени. Надо идти.

Путники шли вперед до тех пор, пока в небе не появились звезды, и только тогда встали на ночлег. Метью часто останавливался, давая мальчику передохнуть, но тот все равно совершенно изнемог. Они поужинали консервированной ветчиной из банки, однако Метью обуял страшный голод, и, несмотря на полный желудок, ему захотелось еще. Билли отломил несколько долек от своей плитки шоколада и предложил ему. Метью поколебался, но потом согласился взять одну, настаивая, чтобы мальчик съел остальное. Билли не спеша расправлялся со своей порцией, и Метью отвернулся, чтобы не истечь слюной.

Вскоре после того, как они выступили в путь на следующий день, перед ними вырос новый затонувший корабль, помятый куда больше, чем первый; местами он сгнил окончательно. Корабль был военным: ниже фальшборта зияли отверстия, из которых когда–то высовывались пушечные жерла. Из одного до сих пор торчала насквозь проржавевшая, заросшая водорослями пушка… Наверное, именно из нее был произведен последний выстрел, после которого корабль захлестнуло волнами, и он опустился на дно. Сколько лет минуло с той поры? Четыреста? Может быть, корабль входил в состав Великой Армады, которая, спасаясь от холодов и преследования Дрейка, устремилась в холодные воды Ла–Манша? Или это был британский корабль, утраченный двумя веками позднее, при возвращении с Трафальгарской битвы? Теперь на эти вопросы уже нельзя было дать ответа. Да и нужно ли?

— Очень старый корабль, правда, мистер Коттер? — спросил Билли.

— Да, еще какой!

— Внутри могут лежать сокровища?

— Вполне. Только если и так, от них немного проку.

— Можно мне взглянуть?

Сокровища — вещь непростая. Пусть мировая торговля рухнула и на дублоны теперь ничего нельзя купить — ни яйца, ни бифштекса, ни корочки хлеба, однако дублоны остаются дублонами. С точки зрения ребенка, они извечно наделены колдовской загадкой. Метью присел на плоский камень и с облегчением снял рюкзак.

— Что ж, давай взглянем. Только осторожнее. Эти бревна теперь не выдержат и пушинки.

Корабль лежал на дне левым бортом. Сразу за форштевнем зияла пробоина, в которую, сгорбившись, сумел пролезть Метью. Внутри было темно, и он заставил Билли немного постоять, прежде чем глаза привыкли к темноте. Метью опасался, как бы у них под ногами не обвалились сгнившие доски, для которых даже веса мальчика могло оказаться более чем достаточно; однако, стоило им сдвинуться с места, как он понял, что тревожился напрасно. Хотя снаружи их находка еще походила на корабль, внутри уже не осталось никакой начинки. Все переборки давным–давно обрушились и смешались с песком и тиной на дне, образовав неровную, но достаточно твердую поверхность. Они оказались внутри просторной сумеречной раковины, пахнувшей тленом.

Метью остановился, переживая, что Билли, должно быть, чувствует немалое разочарование. Внезапно дно заколебалось, и деревянные стены их темницы издали предупреждающий скрип. Метью инстинктивно схватил Билли в охапку и потащил назад к дыре. На солнце наступило облегчение, от которого подкашивались ноги.

— Не очень сильный толчок, правда? — спросил мальчик. Он тоже напугался и теперь что было силы старался не подать виду.

— Нет, не очень, — согласился Метью. Поразмыслив, он добавил: — Корабль выстоял и при более сильных колебаниях, значит, не развалился бы и сейчас. Древесина надежнее кирпича и камня — она не такая жесткая.

И верно, остов старого корабля не стал бы для них смертельной западней, в отличие от наземной постройки. Однако возвращаться туда, покидать надежное открытое пространство ему вовсе не хотелось.

— Там не на что смотреть, — буркнул он. — Ничего интересного.

— Вообще–то да, — понуро кивнул Билли.

— Тогда мы продолжим путь. Или ты хочешь передохнуть?

— Нет, лучше пойдемте, мистер Коттер.

На протяжении следующего часа по дну несколько раз пробегала дрожь, однако они привыкли закрывать глаза на подобные мелочи. Метью раздумывал о старом корабле и о том, как он отнесся к находке. Корабль пережил катаклизм — подъем морского дна, разрушительное отступление морской толщи, — и остался таким, каким был. Этого не должно было произойти, но все же произошло. Значит, если выстояла эта тысячу раз сгнившая древесина… Он снова задумался о Джейн, о старом доме на возвышении. Деревянная крыша могла стать ей защитой, если она действительно спала наверху.