— Земля принадлежит Господу, как и блага, остающиеся на ней. Мне ничего не стоит набрать еще, друг мой. Всех–то трудов — накопать и принести, к тому же мне нечем заниматься, кроме работы, созерцания и молитвы. Если вы отдохнули, согрелись и наелись, то, полагаю, вам хочется продолжить путь. Я провожу вас до того места, где мы встретились.

Пока они шли назад, он рассуждал о самых обыкновенных вещах. Только когда они достигли границы сплошного опустошения, бородач замер и, помолчав, произнес:

— Я буду молиться за вас, друг мой.

— Спасибо, — сказал Метью. — Благодарю вас за еду.

— Не хлебом единым сыт человек. — Он неожиданно усмехнулся. — И не консервированным мясом, вырытым из земли. Желаю вам счастья.

— А я — вам.

— Да услышит вас Бог. — Он бросил удрученный взгляд на унылое, пустое морское дно. — Ибо земля, бывшая с начала времен, исчезла. И моря не стало.

Эту ночь путники провели под открытым небом, однако дождь уже перестал, и одежда высохла прямо на них. Они плотно закутались в одеяло, и Билли свернулся калачиком, тесно прижавшись к Метью. Мальчика колотило еще накануне вечером; ночью, неожиданно очнувшись, Метью обнаружил, что его снова трясет, только еще сильнее. Хотя ночь обошлась без дождя, воздух был довольно прохладным. Метью тихонько обратился к мальчику, но не получил ответа и заключил, что Билли дрожит во сне. Только бы найти Джейн — потом все будет проще. Он попробует построить что–то вроде постоянного обиталища, подобно жилью давешнего рыжеволосого отшельника. Уж Джейн–то сумеет как следует присмотреть за Билли — она всегда отлично управлялась с детьми. Конечно, и у них не обойдется без проблем, но в этот темный предутренний час, когда людей обычно охватывает неуверенность, а то и отчаяние, Метью почему–то чувствовал надежду на будущее и оптимизм. Они разыщут Джейн, а после этого все пойдет как по маслу. Он вспомнил Эйприл, и у него похолодело внутри; стремясь избавиться от неприятного чувства, Метью постарался выбросить ее из головы. Он найдет Джейн, и все будет в порядке. Успокоившись на этой мысли, он снова забылся.

Когда поутру Метью предложил Билли позавтракать, тот отказался, сославшись на отсутствие голода. Блюдо и впрямь было не больно аппетитным — холодное мясо из банки, поэтому Метью не стал настаивать, решив, что позднее им, быть может, удастся развести огонь. Облака поднялись выше, и над головой то и дело появлялись просветы чистого неба; были все основания надеяться, что еще до полудня небо совсем очистится.

— Но если ты не поешь, мы не сможем идти! — спохватился Метью.

— Что ж, попытаюсь, — сказал Билли.

К полудню солнце действительно вышло из облаков и надолго воцарилось в небе, быстро согрев землю. Метью нашел плавника, разложил костер и сварил мясную похлебку и кофе. Билли все так же не испытывал голода, однако уступил настояниям Метью и кое–что проглотил. Он не отходил от огня, хотя солнце уже сияло изо всех сил, и все тянул руки к пламени, пытаясь согреться. Метью решил, что мальчик переохладился и теперь ему необходимо тепло и покой. Он задумался, не лучше бы было вернуться в лачугу к отшельнику, но отклонил эту мысль. Теперь их отделяло от Бэттла не более сорока миль. Завтра вечером, самое позднее послезавтра, они уже будут там.

Однако через сутки продвижение замедлилось. Сперва мешали только ставшие привычными разломы и трещины; однако их становилось чем дальше, тем больше, они увеличивались в размерах. Там и тут вздымались свежие холмы — свидетельство титанического напора, которому подверглась земная твердь. Как–то раз им попалась спортивная машина с воздетым к небу капотом и зарывшимся в грунт багажником. К приборной доске навеки приросли останки двух автомобилистов: на одном скелете был заплесневевший смокинг, череп другого, украшенный остатками русых волос, красовался над красным тряпьем, в котором еще можно было узнать шелковое вечернее платье. Автомобиль вместе с пассажирами определенно побывал под водой: сперва их зажало в трещине во время землетрясения, а потом здесь прокатилась волна цунами.

В землю вросло еще много разных предметов, которые оказалось не под силу унести волне: доски, стальной рельс, гаражная дверь, завязанная узлом телевизионная антенна, а также табличка с надписью: «Шекспировская дорога». Метью сообразил, что здесь лежал раньше прибрежный городок Литлгемптон. Или Уэртинг?.. Билли тащился сзади и помалкивал. Видя, до чего он изнемог, Метью устраивал теперь привалы все чаще.

Вскоре перед ними открылись следы невиданной доселе катастрофы. Внутрь суши и вдаль по морскому дну тянулся зазубренный гребень, которому не было видно конца. Не в состоянии обойти новую преграду, путники были вынуждены вскарабкаться на нее. Штурм оказался нелегким даже для Метью, Билли же и подавно то и дело спотыкался и съезжал вниз. Посмотрев вдаль с вершины гребня, путники поняли, что преодолели футов сто; их глазам предстала плоская равнина, по которой они плелись до этого. Далее, до самого горизонта простиралось дно Ла–Манша, завершаемое какими–то холмами. Метью смекнул, что это, должно быть, наконец–то закончившие навигацию пассажирские лайнеры серии «Квинз», и указал на них Билли. Тот молча кивнул, и Метью впервые заметил, как потускнели его глаза.

— У тебя еще остались ириски? — спросил Метью.

Билли снова кивнул.

— Так возьми, авось повеселеешь.

— Что–то не хочется. — Мальчик поднял на него глаза. — Может быть, вы сами хотите ириску, мистер Коттер?

— Нет, спасибо. Ну, как, идем дальше?

— Я готов.

Билли нагнулся было, чтобы взвалить на плечи свою торбу, но Метью остановил его:

— Отдохни от тяжести. Я сам понесу твой груз.

— Я вполне справляюсь!

— Ничего, я тоже справлюсь. — Метью потрогал лоб мальчика и почувствовал, какой он горячий. — Надеюсь, не позднее завтрашнего дня мы найдем место для остановки и нормального отдыха. — Оглядев окружающую их унылую пустыню, он вздохнул: — Не можем же мы оставаться здесь…

После гряды им пришлось подниматься дальше вверх. Склон был совсем пологим, однако это все–таки был подъем, под конец окончательно их измучивший. К тому же землю под ногами покрывали бесчисленные трещины, рытвины и булыжники самых разных размеров — от камушка до валуна в человеческий рост. Даже выше линии сплошного разрушения, оставленной цунами, не было ни единого неперевернутого камня; в одном месте им попалась целая роща выкорчеванных деревьев.

Путникам не удалось пройти того расстояния, о котором мечтал Метью: пришлось устроить ранний привал, поскольку мальчик буквально валился с ног. Солнце клонилось к закату. Метью попытался развести огонь, но потерпел неудачу. Он вскрыл банку сардин, но Билли отказался есть. Метью накрыл его одеялом и присел рядом, болтая обо всем, что придет в голову, лишь бы развлечь малолетнего спутника. Через некоторое время по размеренному дыханию Билли Метью понял, что он уснул.

Среди ночи Билли вскрикнул, и Метью проснулся. Мальчик снова трясся, только гораздо сильнее, чем раньше.

— Что с тобой, Билли? — всполошился Метью.

— Я хочу домой… — Билли громко всхлипывал и задыхался. Его горе напоминало скорее тоску взрослого, чем детский каприз. — Мне не нравятся деревья.

Да он бредит!

— Здесь нет никаких деревьев, Билли, — успокаивал его Метью. — Все будет хорошо.

— Деревья поломаны… Мне холодно… У меня замерзли ноги.

— Завтра мы найдем для тебя теплое местечко, теплое и удобное, — приговаривал Метью, прижимая к себе тщедушное тельце мальчика. — Постарайся уснуть, Билли!

В конце концов мальчик забылся. Метью еще некоторое время лежал без сна, думая об опустошении, которое окружало их. Участки, подвергшиеся более сильному разрушению, располагались поясами. Предыдущим примером такого чередования был остров Олдерни. Завтра эти гиблые места останутся позади. Дальше будет легче. К вечеру, а то и раньше, они доберутся до Бэттла. А потом… Тут дело не только в том, чтобы успокоить мальчика: потом действительно все будет куда лучше.