— Припоминаю, — сказал Абониту. — Несколькими днями позже они лежали мертвыми вблизи Гастингса, а Вильгельм–Завоеватель захватил Англию.

— Англичане умеют учиться на своих ошибках, даже если они были допущены тысячу лет назад. Если бы Гарольд, собирая свои силы, не покидал Лондона, все могло бы сложиться иначе.

— За нашей экспедицией последуют другие. Сколько времени вы будете собирать свои силы?

— Надеюсь, не слишком долго. Возможно, мы уже скоро сможем отбить у непрошеных гостей охоту совать к нам нос. Мы собираемся снять занятный фильм о конце нигерийской экспедиции — разоруженные остатки загружаются в корабль, доставивший было подкрепление. Думаю, это будут эффектные кадры.

— У вас не осталось телепередатчиков, — улыбнулся Абониту. — Но, даже если бы они были, в Африке все равно не приняли бы вашу программу.

— Верно. Но раз мы теперь имеем на вооружении эскадру «ховеркрафтов», то, думаю, настало время снова устанавливать цивилизованные контакты. Насколько я понимаю, у Совета африканских государств есть база в Сен–Назере. Думаю, что если фильм попадет туда, некоторым государствам захочется им воспользоваться, пусть даже не Нигерии.

— Да, это так. — Абониту помолчал. — А все же жаль. Мы могли бы вам неплохо помочь.

— Вы можете сделать это и сейчас, — ответил Дэвид. — Мы не такие гордецы, чтобы отвергать помощь. Пожалуйста, присылайте к нам купцов, даже миссионеров, если захотите. Единственное, что мы требуем для начала, — это чтобы наша независимость была признана сразу, а не спустя много поколений борьбы. Так было бы легче и для вас самих.

— Вы предлагаете и нам учиться на ваших ошибках?

— Почему бы и нет? — Дэвид рассмеялся. — Статус доминиона — самое меньшее, на что мы можем согласиться. Так и скажите им в Лагосе.

— Мне могут не поверить.

— Поверят, если пораскинут мозгами.

— Наверное, вы правы, — кивнул Абониту. — Может, я еще вернусь — но уже с миссией доброй воли. Или в качестве посла.

— Посол — это то, что надо. С подарками, собранными на берегах процветающей Африки. По–моему, лучше всего остановиться на табаке и кофе.

— И бренди, — подсказал Эндрю.

— Да, — согласился Абониту, — и бренди.

Он обернулся к Эндрю, и их взгляды встретились в первый раз после событий прошедшей ночи.

— Я был прав, что не доверял тебе, не так ли? Но неосторожен.

— Прости меня, — произнес Эндрю. — Мне было нелегко на это решиться, с какого угла ни посмотреть.

— Ты тоже проявил неосторожность. Или чрезмерную щепетильность. Дал понять, что твоей преданности нам пришел конец. Это был благородный поступок. Не думаю, чтобы твой друг, с которым мне довелось познакомиться, поступил бы так же.

— Нет, — согласился Дэвид, — я бы так не поступил.

Абониту продолжал смотреть на Эндрю. На его лице появилась гримаса сожаления.

— Жаль, что ты не вернешься с нами, — сказал он.

— Ты обеспечил бы мне безопасность, если бы я согласился вернуться?

— Мы — цивилизованный народ, — улыбнулся Абониту. — Хотя, быть может, лучше действительно повременить. В конце концов, это твой дом.

— Да, — сказал Эндрю и перевел взгляд с Абониту на город, белеющий за окном. — Это мой дом.

Популярная газета назвала ту весну «содрогнувшейся».

Первой подверглась удару Новая Зеландия, где погибло более тридцати тысяч человек; в городе Крайстчерч произошли сильные разрушения, а от Данидина вообще не осталось почти ничего. Спустя две недели огромные волны накрыли Малакку и север Борнео, а из пучины Южно–Китайского моря поднялась цепь дымящихся вулканов. Затем разрушительное землетрясение прокатилось по боливийским Андам, а чуть позже добралось до Ямайки, наделав там, впрочем, меньше бед. Русские сообщили о землетрясении в Туркмении, а китайцы, если верить сейсмологам, скрыли страшный подземный толчок в Тибете.

Впрочем, Метью Коттер больше интересовался теми из капризов природы, которые происходили ближе к его дому, хоть они и были лишены заморской экстравагантности. С Атлантики одна за другой стали накатываться на остров волны холода, сопровождаемые шквальными ветрами и буквально ледяными ливнями. Дело происходило в самое ответственное время года, когда только начинали созревать ранние помидоры, поэтому пришлось резко увеличить расход топлива, чтобы не выстудило теплицы. Дальше стало еще хуже: шквалы сменились настоящими ураганами, из–за которых побились все стекла. Под конец субботнего дня, целиком посвященного возне с новыми стеклами, Метью со смешанным чувством вспомнил, что приглашен на ужин к Карвардинам. Ему не доставило бы ни малейшего удовольствия готовить ужин для самого себя, однако перспектива облачаться в костюм и растягивать губы в учтивой улыбке тоже была ему не слишком по душе.

Карвардины жили в двух милях от него, в Форесте. Джон Карвардин, которому только недавно стукнуло шестьдесят, уже пять лет назад ушел на пенсию, поскольку долго проработал геологом в нефтяной компании на Ближнем Востоке. Они с Метью отлично ладили и раза два в неделю встречались в клубе, чтобы сыграть партию на бильярде.

Карвардины были людьми радушными, однако не этим объяснялось неизменное гостеприимство, которое они оказывали своему одинокому соседу. Как Метью и предполагал, перед их домом уже стоял маленький голубой «остин». Значит, Мэг Эшвел уже здесь.

Мэг Эшвел и Сильвия Карвардин были давними подругами; именно под ее влиянием Карвардины решили переехать на остров Гернси. Они были одногодками — Сильвия была лет на двадцать моложе своего мужа — и походили друг на друга характером — легким и жизнерадостным. Зато внешне это были антиподы: Сильвия — маленькая пухленькая блондинка, Мэг — высокая брюнетка с пружинистой походкой. С двумя детьми — вдова адвоката, умершего три года назад, — привлекательная и неглупая женщина… Чем не партия для разведенного овощевода, взрослая дочь которого перебралась в Англию? Сильвия деликатно старалась избегать намеков, однако постоянно устраивала так, чтобы они почаще встречались и признали наконец очевидное. Метью казалось, что он иногда замечает в глазах Мэг насмешливое предложение сообщничества. Видимо, прояви он больше серьезности, она последовала бы его примеру, пока же происходящее Мэг только забавляло. Судя по всему, ее вполне устраивала заполнявшая все время забота о доме и о детях.

В гостиной вовсю полыхал огонь в камине. После Персидского залива Карвардины никак не могли привыкнуть к климату острова. Джон щедро плеснул Метью виски. Сильвия спросила его о Джейн; она уже не в первый раз заводила речь о том, как ему, должно быть, одиноко без дочери.

Метью согласился, однако добавил:

— Она не ленится писать мне письма и каждую неделю звонит. Да и вообще, отъезд пошел ей на пользу.

— Еще бы, — вмешалась Мэг. — Здесь прекрасное местечко для ребятишек, но, повзрослев, человек понимает, насколько здесь тесно. Уверена, что мои уедут в Англию, как только окончат школу, независимо от того, станут ли они поступать в университет.

У нее был шестнадцатилетний сын и двенадцатилетняя дочь — миловидные и учтивые дети.

— Но ты будешь горевать больше, чем Метью, — воспользовалась моментом Сильвия. — У него есть хотя бы его драгоценная теплица. Для женщины пустой дом — куда невыносимее, чем для мужчины.

— Я об этом не слишком тревожусь, — парировала Мэг. — Стоит только оглядеться, и занятие отыщется. Не могу себе представить, чтобы у меня нашлось время унывать.

По крайней мере честно, без расчета на эффект. Именно это и восхищало в ней Метью. Он лишний раз убедился, какая она замечательная женщина; планы Сильвии показались ему в высшей степени разумными. Другое дело, что он вряд ли найдет в себе решимость предпринять необходимые шаги. Жизнь и так хороша.

Сильвия — кстати, превосходная кухарка — подала наваристый суп из раков, а затем говядину с сельдереем, весенней зеленью из своего огорода и румяной картошкой. Выпили красного вина, которое Джон закупал бочками. Далее последовал пирог с начинкой из слив, законсервированных прошлым летом, и кофе, который они прихлебывали, уже сидя у камина. Все погрузились в безмятежное настроение.