Отдел артиллерийско-технического снабжения был особенно заинтересован в опробовании нового танка в боях с «Королевскими Тиграми». Мы уже потеряли несколько новых «Першингов» от огня немецких противотанковых пушек с высокой начальной скоростью снаряда и знали, что броня наших машин все еще уступала броне немецких «Тигров». Мне было поручено разработать и установить на новый танк дополнительную броневую защиту.
В хорошо оснащенных немецких мастерских нашлось несколько больших листов 38‑миллиметровой котельной стали. Мы решили сделать лобовую броню многослойной. Из двух листов котельной стали мы вырезали V‑образные пластины по размеру клина лобовой брони. Листы лобовой брони «Першинга» располагались под углом 38° к горизонтали или 52° к вертикали, что считалось критическим углом для рикошета. Это давало нулевой зазор по верхнему краю листа и около 75 мм — на перегибе, где лобовая броня смыкалась с передней частью днища.
Второй лист котельной стали, вырезанный таким же образом, был установлен под углом в 30° поверх первого, и зазор в месте сочленения с днищем составлял уже от 180 до 200 мм. Таким образом, спереди танк защищали 102 мм первоначальной литой лобовой брони и два листа 38‑мм котельной стали с зазором между ними. Мы полагали, что, невзирая на относительную мягкость котельной стали, многослойность и пониженный угол скоса позволят немецким снарядам рикошетировать. Усиленная защита добавляла танку около пяти тонн веса, и мне пришлось да логарифмической линейке подсчитывать, насколько это увеличит нагрузку на переднее плечо торсиона и опорные катки.
Затем мы вырезали кусок из лобовой брони подбитой немецкой «Пантеры» толщиной 88 миллиметров, и подровняли его до размеров 150 × 60 см. В центре мы вырезали отверстие для орудийного ствола и по бокам его еще два, поменьше, — для спаренного пулемета и прицела. Эту плиту мы надели на ствол пушки, продвинули до броневого навеса и намертво приварили к броне. Поскольку весила она почти 650 кг, центр тяжести ствола сместился на 35 сантиметров вперед от цапф.
На «Супер-Першинге» уже были установлены балансирующие пружины, закрепленные на башне и той маске, что была на танке изначально. Предполагалось, что они компенсируют увеличенную длину ствола, но дополнительной нагрузки пружины не выдержали, и ствол перекосило вперед. Механический редуктор внутри башни, который должен был поднимать и опускать ствол, не справлялся с увеличенным весом.
Для равновесия мы из двух листов 38‑мм котельной стали вырезали пару противовесов странной формы: длиной чуть больше метра, они на протяжении первых 45 сантиметров имели постоянную ширину — 30 см, а затем расширялись вдвое. Узкими концами мы приварили их к бокам сделанного из брони «Пантеры» навеса, так что широкими противовесы выступали назад и по сторонам башни. Таким образом, более тяжелая часть оказывалась по другую сторону цапф ствола и компенсировала тяжесть навеса. Это помогло, хотя наводчику было по-прежнему тяжело поднимать ствол при помощи ручного подъемного механизма.
Было очевидно, что этих противовесов недостаточно и к ним следует добавить дополнительный груз — но вот сколько и где? Мои ограниченные познания в теоретической механике подсказывали, что для этого потребуются сложные расчеты, а ни времени, ни данных у нас не хватало. На это и намекал майор Аррингтон, когда язвил насчет моей логарифмической линейки.
Мы решили воспользоваться «методом тыка». Нарезав несколько пластин листовой стали толщиной 38 мм и размерами 30 × 60 см, мы по одной навешивали их на задний край противовеса при помощи струбцин. Передвигая грузы взад-вперед, методом проб и ошибок мы отыскали точку равновесия, в которой орудие можно было поднимать и опускать вручную, а затем приварили пластины на место.
Когда орудие смотрело вперед, танк напоминал атакующего бешеного слона. Длинный ствол походил на хобот, массивные, выпирающие по сторонам противовесы — на уши, а отверстия в маске пушки для пулемета и прицела — на глаза. Мы надеялись, что и на немцев танк произведет такое же впечатление!
На башне изначально был установлен противовес, компенсирующий тяжесть длинного ствола. Мы увеличили его тяжесть — иначе, когда танк преодолевал склоны, даже гидравлический поворотный механизм с трудом справлялся с прицеливанием. Мы отметили наличие подобной проблемы и у немецких «Пантер»: на мало-мальски заметном склоне, если орудие вначале смотрело вниз, у немецкого наводчика уходило немало времени, чтобы при помощи ручного поворотного механизма[75] развернуть башню в направлении гребня.
В результате вес «Супер-Першинга» увеличился на семь тонн. Мы заново измерили зазор под днищем и обнаружили, что опорные катки проседают на 5 сантиметров глубже нормального. Корма танка из-за этого поднималась, словно хвост у селезня в брачный сезон. Но, невзирая на нелепый вид, машина хотя и потеряла, должно быть, десяток километров в час скорости, мощности ее 550‑сильному мотору все равно хватало.
Мы опробовали танк на ходу, а затем отогнали его к краю карьера для пробных стрельб. Как следует поискав вокруг, мы обнаружили подходящую мишень: немецкую самоходку «Ягдпанцер‑IV», подбитую единственным выстрелом в борт и не выгоревшую. Мы зацепили ее тягачом и отбуксировали на противоположный край карьера, на первый уступ метрах в пятнадцати ниже уровня земли, установив самоходку лобовой частью к нам. Расстояние до мишени составляло около 2400 м.
Орудие Т15Е1 использовало стандартные 90‑мм снаряды, но гильза раздельного заряжания была длиннее, чтобы вместить больший пороховой заряд. Сперва, чтобы зарядить орудие, требовалось два человека, но при известном опыте с этим мог справиться и один, пускай не без труда. Что ж, опытный образец нового танка просто не может оказаться безупречен.
В качестве экипажа майор Джонсон прислал нескольких человек из 33‑го бронетанкового полка. Получилось так, что мы одновременно и наставляли их, и учились сами. Ответственный за стрельбы сержант из артиллерийской мастерской заранее выверил прицел, так что все было готово к выстрелу. Я проверил, чтобы все встали по сторонам танка или позади него, чтобы никого не задело газами, вырывающимися из дульного тормоза.
Стоя позади «Шермана», можно было проследить взглядом, как вылетает из дула и мчится к цели, слегка снижаясь, его снаряд. Выстрел из «Першинга» выглядел совершенно иначе. Первый снаряд мы едва заметили. Казалось, будто он даже немного приподнимается над землей, прежде чем поразить цель. Это была, конечно, иллюзия, но эффект выстрела был потрясающим. Когда снаряд ударил в броню, искры взмыли в воздух фонтаном метров на двадцать, словно самоходки коснулось исполинское точильное колесо. А когда мы осмотрели мишень, у меня отнялся язык. 90‑мм снаряд пробил 100 миллиметров брони, затем перебил ведущий вал последней ступени редуктора, прошел через боевое отделение, пронизал кормовую переборку, миновал 100‑мм коленчатый вал «майбаха», двигателя самоходки, и, прошив 25‑мм лист кормовой брони, зарылся в землю так глубоко, что мы его так и не отыскали. Хотя офицеры-снабженцы с Абердинского полигона уверяли нас, что новое танковое орудие способно с 90 метров пробить 330 миллиметров брони, до сих пор мы не могли поверить в подобную сокрушительную мощь. Становилось ясно, что у нас в руках оружие, способное вышибить дух из самого мощного немецкого танка — «Тигра».
Мы проинструктировали новый экипаж относительно стрельбы из орудия и позволили каждому сделать один выстрел. Пришлось объяснять, что спецбоеприпасами заряжать пушку сложнее, чем обычными, более короткими, а дополнительная броня делает машину тяжелей; впрочем, это танкисты вскоре выяснили бы и сами. Хотя теперь танк был дополнительно бронирован, рисковать им по глупости не стоило. Нашей задачей было ввести машину в бой при оптимальных условиях и посмотреть, на что она способна в столкновении с немецкой бронетехникой.
Экипаж был так рад получить новую машину, что был готов мириться с любыми неудобствами. Полагаю, танкисты считали, что самая мощная в американской, немецкой и советской армиях машина увеличит их шансы на выживание.
