К середине дня СПАМ под Маусбахом быстро наполнялся подбитыми танками. Команды эвакуаторов прилагали сверхчеловеческие усилия, вытаскивая разбитые, покореженные танки с минных полей. Бывало, что танк уходит в грязь настолько глубоко (по оси, а то и по верхние края опорных катков), что днище действовало наподобие огромной присоски. Приходилось рыть небольшие траншеи вдоль бортов и кормы танка, чтобы впустить воздух под днище. И хотя на каждом тягаче-эвакуаторе Т2 стояла мощная пятидесятитонная лебедка, которая через одиночный блок могла дать тяговое усилие в сто тонн, порою вытащить танк могла только сцепка из двух таких тягачей.
Когда я вернулся в штаб ремонтного батальона, мне пришлось доложить майору Аррингтону, что за первые 26 минут боя мы потеряли 48 танков на минном поле. Эвакуировать удалось все, кроме восьми сильно выгоревших, — они так и остались на минах. Майор поинтересовался, сколько, по моему мнению, нам удастся починить. Я ответил, что не могу сказать, но работы у нас по горло. Аррингтон распорядился выделить одну из бригад роты «Би» в помощь занятому ремонтом капитану Гриндатти из роты «Си». Кроме того, он немедленно связался с капитаном Семберой, приказав ему выбить побольше пополнений, поскольку он сам не имеет понятия, сколько еще танков нам понадобится.
Капитан Томми Сембера отправился в армейский отдел снабжения со списком серийных номеров машин, сгоревших на минном поле, и вторым — машин, уже разобранных на запчасти. Собственно, этих списков должно было быть достаточно, чтобы затребовать пополнения, но в общении с типами из армейского отдела Томми страдал от существенного недостатка — во всей дивизии он был единственным заместителем командира по технической части (зампотехом) в чине капитана. По штатному расписанию бронетанковой дивизии это место должен был занимать подполковник. Но полковник Коуи в очередном приступе идиотизма назначил на пост зампотехом одного из своих приятелей, предоставив Томми выполнять его обязанности. Хотя до этого Томми больше двух лет служил зампотехом в Штатах и Англии и прекрасно себя зарекомендовал, он оставался капитаном, поскольку вакансий для его повышения не появлялось. А поскольку уровень потерь в 3‑й бронетанковой к настоящему моменту превосходил таковой во всех остальных бронетанковых дивизиях, то ему приходилось соперничать со старшими по званию за каждый новый танк. Только большой опыт и способность наладить личные связи с армейским отделом снабжения позволяли капитану Сембере эффективно выполнять свою работу. В отделе снабжения 1‑й армии он, похоже, пользовался высоким доверием, поскольку обычно бывал в силах выбить для нас необходимые пополнения.
Когда все подбитые машины оказывались на СПАМ, механикам приходилось работать круглые сутки. Из сорока восьми подбитых в начале боя танков нам не удалось вернуть в строй лишь тринадцать. Ремонт был закончен к исходу третьего дня — быстрей, чем кадровому отделу удалось переправить к нам подкрепления личного состава. Это был идеальный пример того впечатляющего воздействия, которое может оказать на боеспособность танковой дивизии хорошо организованная ремонтная часть.
По мере того как пехота наступала, закрепляя за собой позиции у Верта, Гастенрата и Шерпензееля, БгА вместе с частями 1‑й пехотной дивизии нанесла удар в направлении Лангервеге — укрепленного пункта северо-восточней Эшвейлера. Здесь заболоченная местность вновь оказалась непреодолимой для танков: в одной из оперативных групп из пятнадцати танков в грязи завязло двенадцать. Если бы не поддержка пехоты, потери танковых сил оказались бы еще большими, — но пехота пробиралась между застрявшими машинами, наступая даже без огневой поддержки танковых орудий. Хотя артиллерийская огневая поддержка была превосходна, потери среди пехотинцев, несомненно, оказались намного выше, чем могли быть при поддержке бронетехники. В результате тяжелых боев Лангервеге пал, и БгА вернулась под командование штаба дивизии.
Следующей в бой двинулась БгР вместе с боевыми частями 9‑й пехотной дивизии. Ее задачей было спрямить линию фронта наступлением из района Лангервеге через Обергейх и Гейх на Эхц, дотянув ее до Дюрена на реке Рер.
Вновь танки столкнулись с убийственным сочетанием минных полей и грязи. Это существенно задержало наступление, не позволив танковым силам в достаточной мере поддержать пехоту. Был случай, когда одна из оперативных групп натолкнулась на окопавшиеся на фланге шесть противотанковых орудий, поддержанных тремя кочующими немецкими танками. Хотя теоретически БгР располагала куда большим числом танковых орудий, высокая начальная скорость немецких противотанковых снарядов, а также лучшие орудия, броня и более высокая маневренность немецких танков давали противнику существенное преимущество.
Захват Ховена позволил VII корпусу завершить данную фазу операции и продвинуть линию фронта до западного берега реки Рер. К 15 декабря все части 3‑й бронетанковой дивизии были сняты с передовой и отправлены в тыл на заслуженный отдых и переформирование.
Провал ноябрьского наступления
Хотя 1‑й и 9‑й армиям США удалось прорвать линию Зигфрида, начавшееся 16 ноября наступление окончилось тяжелой неудачей. На 9‑ю армию была возложена основная задача — завершить прорыв линии Зигфрида, форсировать Рер и вырваться на равнину Кельна. VII корпус должен был прикрыть правый фланг 9‑й армии и захватить Кельн, крупнейший промышленный центр в долине Рейна и важный узел шоссейных и железных дорог. Конечной целью операции должен был стать захват плацдармов на другом берегу Рейна и попытка запереть основную массу немецких подразделений в котле на его западном берегу.
Своей неудачей операция обязана нескольким причинам. После прорыва у Сен-Ло американская армия наступала с необычайной быстротой. Немцы же со своей стороны превосходно поработали, уничтожив почти все порты и пристани на берегу Ла-Манша. Единственным пригодным для высадки портом остался Шербур, но грузы оттуда приходилось везти на грузовиках за тысячу километров — через всю Францию и Бельгию до немецкой границы. Хуже того, за два месяца почти непрерывных ливней меловые почвы Западной и Северо-Западной Франции напитались водой. В особенности это сказывалось в окрестностях Реймса, одной из основных баз снабжения для всего Западного фронта. Дорожное полотно и грунт не выдерживали транспортного потока и расползались под давлением бессчетных колес и гусениц…
Чтобы справиться с этой проблемой, армия создала то, что впоследствии назовут «Экспрессом «Красное ядро»[57]. Тыловики из Коммзоны[58] 24 часа в сутки бампер к бамперу гнали по дорогам тысячи 2,5‑тонных грузовиков. Благодаря ночным истребителям «Черная вдова» наша авиация к этому времени завоевала уже безоговорочное превосходство в воздухе. В результате грузовики, невзирая на все правила, ночами мчались на полном ходу со включенными фарами.
Армия давно потеряла доверие к способности танковых батальонов Главного штаба взаимодействовать с пехотой в серьезном прорыве. Выполнять их функцию, в полном противоречии с уставом бронетанковых сил, было теперь доверено танковым дивизиям, что лишь распыляло их силы.
В отсутствие тяжелого танка прорыва с широкими гусеницами, способными преодолевать размокшие поля, наступление 16 ноября привело к катастрофическим потерям. Помимо 48 танков из 64, которые потеряла на минах БгБ, в сходных условиях под Юличем на подходе к берегам Рера две боевые группы из 2‑й бронетанковой потеряли почти сто машин. Подобные потери были неприемлемы, и обе дивизии оказались не в силах поддерживать боеготовность в подобных условиях.
Едва ли хоть один военный историк осознал когда-либо, как сказалось на ходе ноябрьского наступления отсутствие тяжелых танков М26. Многие фронтовики полагали тогда, что первоначальный штурм 16 ноября увенчался бы успехом, если бы у нас были лучше защищенные и более проходимые в условиях вязкого грунта «Першинги». Ведь тогда возможно стало бы прорваться через равнину у Кельна и захватить плацдарм на Рейне. Крупные силы немецкой армии оказались бы уничтожены на западном берегу Рейна, и контратаки в Арденнах могло не случиться. К этому времени мы вышли бы в тыл сосредотачиваемым перед наступлением немецким танковым частям. Битвы за Выступ[59] могло бы не случиться, более 182 тысяч немецких и американских солдат остались бы в живых, а война закончилась бы на пять месяцев раньше…