Танкисты из нового пополнения, когда они приходили получать машину, даже не представляли, на что похож танк. Всякий раз, когда немцы подбивали наш танк, от одного до трех членов экипажа оказывались убиты или ранены, так что очень скоро новичков стало больше, чем ветеранов. Те призывники, кто пережил свой первый бой, сами становились ветеранами.
Техники из ремонтных частей делали все возможное, чтобы ближе познакомить новые экипажи с танками, в особенности с новым оборудованием. По мере того как число опытных танкистов продолжало уменьшаться, участие механиков становилось все более заметным. Становилось все яснее, что способность дивизии восстанавливать силы после тяжелых боев зависит в первую очередь от способности ремонтных команд тренировать свежие экипажи и готовить машины к новым сражениям.
Ответственность за эвакуацию машин с поля боя лежала на майоре Дике Джонсоне, как старшем офицере ремонтных частей в нашей боевой группе. Майор настаивал на том, чтобы эвакуация происходила с соблюдением всех правил безопасности. Большинство механиков имели от полутора до трех лет опыта работы и считались незаменимыми. Неразумно было рисковать их жизнями в попытках вытащить с поля боя выгоревшие, невосстановимые остовы танков.
В любом бою оказывалось выведено из строя несколько танков и других машин. Тогда механики из полковой мастерской на эвакуаторе Т2 выдвигались вперед, чтобы эвакуировать подбитую технику. Если поле было заминировано, саперы расчищали дорожку для тягача. Если же поле находилось под обстрелом, то мы выжидали — потеря Т2 и нескольких механиков была бы для дивизии гораздо более чувствительной, чем несколько уже подбитых танков.
Даже после начала спасательной операции противник порою возобновлял огонь, и эвакуаторам приходилось искать укрытие. Бывало, что немцы пользовались брошенными танками как приманками в надежде, что за ними приедет бригада механиков и им удастся застать наших ребят на открытом месте.
Был случай, когда я подошел к подбитому танку на склоне холма с кормы, чтобы осмотреть повреждения и записать W‑номер. Но стоило мне обойти машину кругом, чтобы оценить глубину, на которую вражеский снаряд сумел углубиться в лобовой лист танковой брони, как до меня донесся глухой хлопок, словно открыли бутылку шампанского. Я немедленно опознал его как выстрел из миномета и метнулся обратно под прикрытие танкового корпуса, прежде чем снаряд взорвался по другую сторону машины. Удар пришелся в корпус танка, а я поскорее унес оттуда ноги. Танк мы вытащили позже.
Новый командир
К 20 августа дивизия нашими стараниями вернулась в форму. Нам было приказано на следующее утро выступать в направлении Шартра и дальше — на Париж походным маршем. Это значило, что дороги уже заняты союзными войсками и мы можем ожидать разве что эпизодических стычек с противником.
Я двинулся на ночлег в штаб ремонтного батальона. Хотя к тому времени, когда я покинул расположение роты «Си», уже стемнело, я знал, что в штабе, скорей всего, смогу раздобыть горячий ужин.
Направляясь к столовой, я проходил мимо грузовика с боеприпасами и услыхал из-под навеса пьяные голоса, выводившие мотив старого негритянского спиричуэлза «Сухие кости». Я разобрал слова:
Ой, колесная ось переходит-то в вал,
Вал переходит в дифференциал,
А дифференциал переходит в кардан,
И ходим мы кругом и кругом.
Ой, кардан переходит в трансмиссию,
С трансмиссией соединен маховик,
Маховик крутит коленчатый вал,
И ходим мы кругом и кругом.
Их кости, их кости, их сухие кости,
Их кости, их кости, их сухие кости,
И ходим мы кругом и кругом.
Мне показалось, что я узнаю голоса, и, когда я заглянул под откидной борт, я обнаружил там четверых своих приятелей-лейтенантов: Ниббелинка, Линкольна, Бинкли и Лукаса. Они исхитрились где-то припрятать несколько бутылок «О‑де-Ви», крепкого нормандского коньяка, и нагрузились до бровей.
— Купер, где тебя черти носят? Только тебя и ждем. У нас такая новость!
— Я у себя в роте «Си» задницу на работе рвал, и у меня времени не было пьянствовать, как некоторым. А вот теперь — есть. Наливай!
Линкольн сунул мне бутылку, и я отхлебнул из горлышка. Мне показалось, что худшего спиртного я не пил в жизни, включая даже кукурузный самогон, который пробовал подростком в Хантсвилле.
Эрни вскинул голову и ухмыльнулся мне по-мальчишески широко.
— Слушай меня, Купер! Ты не поверишь — полковник Коуи больше не командует ремонтным батальоном! Наш новый командир — полковник Маккарти.
Коуи переводили в XX бронетанковый корпус, где он должен был служить под началом генерала Уокера — тот командовал 3‑й бронетанковой дивизией в Кэмп-Полке. Уокер был о полковнике Коуи весьма высокого мнения.
Облегчение мое было неимоверно. Неужели мы не будем более жить под постоянной угрозой со стороны безумных мечтаний Коуи возглавить получивший наибольшее число боевых наград ремонтный батальон во всей Армии США? Если новость о его переводе окажется верной, наши шансы выжить резко повышались! При всех достоинствах Коуи его проблемы брали начало в глубоком разочаровании: ведь в начале своей карьеры он окончил Вест-Пойнт одним из лучших кадетов в своем потоке.
В тридцатые годы в регулярной армии существовал обычай отправлять десять процентов лучших выпускников Вест-Пойнта в Форт-Бельвуар для обучения на военных инженеров. После двух лет в Форт-Бельвуаре десять процентов лучших из этой группы получали возможность продолжить обучение на офицеров службы технического и вещевого снабжения в Массачусетском Технологическом институте. В середине тридцатых эти молодые офицеры были элитой армии мирного времени; к началу войны программу обучения прошло всего шесть сотен человек. Остальных офицеров снабжения приходилось набирать из выпускников девяти других университетов, где имелись курсы СПОР для снабженцев.
С началом Второй мировой войны ситуация изменилась на обратную. Когда армия увеличилась вчетверо, вакансий в боевых частях стало намного больше, чем в частях снабжения. В результате многие бывшие сокурсники Коуи, которых он поначалу превосходил в звании, делали карьеру в пехоте, артиллерии или кавалерии намного быстрее своего товарища.
Боевая карьера Коуи закончилась трагически. На подъездах к дорожной заставе у Трира его остановил пехотный капитан и предупредил, что прямо за поворотом дорогу перегородили немцы. Коуи оставил его слова без внимания и приказал ехать дальше. Его джип не успел отъехать и на сотню метров, когда капитан услыхал пулеметную очередь. Он подполз к повороту и увидал выскочивший на обочину джип Коуи. Водитель был мертв, полковник — тяжело ранен: он получил несколько пуль в грудь и живот. Рискуя жизнью, капитан вытащил Коуи к своим. Полковника эвакуировали домой, в Штаты, где он после долгого периода пребывания в госпитале в конце концов оправился от ранений.
С Коуи, тогда еще капитаном, я познакомился в 1941 году, когда впервые прибыл в Кэмп-Полк. Первые несколько дней он был весьма любезен: показал мне лагерь, представил командиру роты, а потом отвел в местное бюро снабжения и познакомил с местным распорядком. Помню, что другой второй лейтенант, пробывший в лагере на пару месяцев дольше моего, предупредил меня насчет бешеного норова Коуи.
— Ты ему, наверное, просто на мозоль наступил, — ответил я. — Если с ним познакомиться поближе, он неплохой парень.
— Еще посмотришь, — ответил лейтенант.
Ждать мне пришлось недолго. Меня приписали к роте «Эй» руководить мастерской, но я понятия не имел об устройстве танков и бронемашин. Мне повезло, что мастер-сержантом в моей мастерской был Гус Сникерс. Его призвали в армию еще в Первую мировую, и во всем департаменте снабжения он был, должно быть, самым опытным мастер-сержантом.