Затем демонстрировали артиллерию. Хотя за отсутствием стрельбища подходящего размера показать орудия в действии не удалось, наблюдатели увидели остальные стороны работы с ними, в особенности подготовку их к бою и взятие на передок. 105‑мм, 155‑мм, 8‑дюймовая (203‑мм) и 240‑мм гаубицы, 155‑мм нарезное орудие «Длинный Том» и 8‑дюймовая пушка современных конструкций[16] были полностью моторизованы и оснащены пневматическими шинами для скоростной перевозки по шоссейным дорогам. В общем, наша артиллерия ничем не уступала немецкой, а то и превосходила ее, поскольку противник все еще во многом полагался на гужевые упряжки.
В конце концов дело дошло до бронетанковой техники. Вначале были продемонстрированы самоходные орудия. Отличным оружием оказалась М7 — 105‑мм гаубица на переработанном шасси танка М3, оснащенная турельным пулеметом калибра 0,50 дюйма (12,7 мм). На шасси среднего танка М3 базировалась и модель М12, оснащенная вместо гаубицы 155‑мм нарезным орудием системы «GPF» времен Первой мировой. Хотя по начальной скорости снаряда это орудие уступало новым «Длинным Томам», оно на деле доказало свою исключительную эффективность. Надо отметить, что оснащенный самоходками М12 991‑й дивизион полевой артиллерии оставался в составе 3‑й бронетанковой дивизии на протяжении всей Европейской кампании.
Далее последовали образцы противотанкового оружия. Маленькую 37‑мм противотанковую пушку, уже устаревшую, понемногу заменяли на 57‑мм пушку, тем не менее также уступавшую немецким PAK 41. Было показано также 90‑мм орудие двойного назначения. Первоначально эта модель разрабатывалась как зенитная пушка, но, помимо этого, ее можно было перевести в горизонтальное положение и использовать как противотанковую. В этом отношении она походила на немецкую 88‑мм пушку, однако уступала немецкому аналогу по начальной скорости снаряда и была не так эффективна в качестве противотанковой.
И наконец — танки. Вначале был показан легкий танк М5, имевший всего 38 миллиметров лобовой брони, наклоненной под углом 45°, и 25 миллиметров брони по бортам. Из вооружения на нем стояли 37‑мм противотанковая пушка в башне, два пулемета винтовочного калибра и крупнокалиберный зенитный пулемет. Два мотора «кадиллак» приводили в движение гидромеханическую трансмиссию; двигательная установка придавала танку значительную подвижность.
М5 был неплохим, быстрым легким танком (хотя и слишком легким, чтобы вступать в бой с немецкими) и уже считался устаревшим. Заменить его должен был танк М24, но производство его в США только начиналось, и первые образцы нам предстояло получить уже на полпути через Европу. Вместо самих этих танков наблюдателям показали кинохронику. По размерам М24 стоял между М5 и немецкой «четверкой», но имел более широкие гусеницы, чем оба этих танка, весил приблизительно 20 тонн и был первым американским танком, оснащенным подвеской Кристи. Его броневая защита была лучше, чем у М5, а пушка имела калибр 75 мм. Все же начальная скорость снарядов этой пушки была слишком мала, чтобы они были действенны против немецких танков.
Следующим был продемонстрирован наш основной боевой танк М4. «Шерман» имел 63 миллиметра лобовой брони, наклоненной под углом 45°, и от 38 до 51 миллиметра — по бортам и на спонсонах. Башня имела от 75 до 102 миллиметров лобовой брони, 51 — боковой, а толщина маски пушки достигала 127 миллиметров. Помимо орудия танк оснащен был двумя пулеметами винтовочного калибра: один — на шаровой опоре перед помощником водителя и второй — в башне, спаренный с пушкой. Кроме того, на башне стоял крупнокалиберный зенитный пулемет. На танке была установлена короткоствольная 75‑мм пушка М2, имевшая начальную скорость снаряда 625 метров в секунду. Узкие гусеницы М4 давали высокое давление на почву — около полукилограмма на квадратный сантиметр. Теоретически примерно такое же давление создавали башмаки человека, идущего по мягкой земле; считалось, что везде, где может пройти солдат, проедет и танк. Однако удельное давление гусениц немецких танков было почти вдвое ниже.
Затем показали модель М4А1 — по сути дела, тот же М4, но оснащенный более совершенной пушкой калибра 76 мм (имевшей более высокую начальную скорость снаряда) в соответственным образом переделанной башне. Эта модель была значительно лучше первоначального варианта «Шермана», но его орудие все же уступало немецкой KwK41. К моменту высадки в Нормандии М4А1 составляли 10—15% наших танковых сил, но затем почти все пополнения осуществлялись за счет моделей с 76‑мм пушкой.
Опыт боев в Северной Африке заставил нас запоздало признать, что броневая защита М4 и М4А1 недостаточна. Поэтому по договоренности с британской армией на главной базе снабжения в Варминстере все наши танки М4 должны были подвергнуться доработке: снаружи, напротив трех снарядных полок, наваривались дополнительные бронепластины толщиной в 25 миллиметров, и такие же, но толщиной в 6 миллиметров — изнутри спонсонов и под башней. Помимо этого, на лобовой броне были добавлены 51‑мм броневые «заплаты» над смотровыми щелями водителя и помощника водителя. Поступавшие с американских заводов новые танки получали все эти усовершенствования еще до отправки в Англию.
Следующий экспонат вызвал настоящую бурю споров, противопоставив чин и звание знаниям и опыту, а зашоренное восприятие тактической доктрины — гибкому подходу к новым, меняющимся условиям. Только что разработанный тяжелый танк М26, известный как «Першинг», был готов к производству. Доставить в Англию действующий образец модели к этому времени не получилось, но о нем продемонстрировали документальный фильм. Танк был досконально проверен и одобрен комиссиями со стороны как службы снабжения, так и бронетанковых войск. Центр танкового производства в Детройте был готов запустить модель на конвейер немедленно, как будет получено согласие Верховного Командования Союзных экспедиционных сил (ВК СЭС). В связи с важностью этого проекта Управление военного производства присвоило ему высокий приоритет, и уже разработан был график, позволяющий доставить «Першинги» в распоряжение экспедиционного корпуса ко времени вторжения.
М26 был первой совершенно новой моделью танка, которую мы создали. Вместо того чтобы по частям модифицировать старые образцы, сохраняя их прежние недостатки, М26 создавался «с нуля». Танк весил 47,5 тонны. Лобовая броня толщиной в 102 миллиметра была наклонена под тем же углом 45°. По бортам танк имел около 50 миллиметров брони, на башне — 152 миллиметра и маску пушки толщиной 127 миллиметров. Танк был вооружен пушкой М3 калибра 90 мм с начальной скоростью снаряда 870 метров в секунду, оснащенной дульным тормозом и специальной противооткатной системой. Вооружение танка дополняли спаренный с пушкой пулемет винтовочного калибра в башне и зенитный калибра 12,7 мм — на башне. Двигатель мощностью 550 лошадиных сил соединялся с гидромеханической трансмиссией. Двойные опорные катки новейшей торсионной подвески системы Кристи поддерживали широкие гусеницы, которые снижали удельное давление танка на грунт почти вдвое по сравнению со старым М4 и позволяли ему сравняться с немецкими танками по проходимости на мягкой, болотистой почве.
Удельная мощность М26 составляла приблизительно 12 лошадиных сил на тонну, в то время как М4 — только 10; на пересеченной местности и крутых склонах это придавало новой модели большую скорость и маневренность. Большая длина гусениц позволяла ему преодолевать более широкие окопы. Одним словом, М26 превосходил своего предшественника по всем параметрам. Хотя по начальной скорости снаряда он уступал немецким танкам PzKpfw V «Пантера» и PzKpfw VI «Королевский Тигр», на тот момент «Першинг» несомненно являлся нашим лучшим танком.
Полевые офицеры и боевые командиры, которым приходилось сталкиваться с немцами в Северной Африке, встретили появление М26 с восторгом. Бригадный генерал Морис Роуз, командир БгА 2‑й бронетанковой дивизии, которая на Сицилии первой встретилась в бою с немецкими «Тиграми», был убежден, что мы обязаны поставить М26 на вооружение как можно скорее. Однако старший офицер бронетанковых сил на европейском театре военных действий — генерал-лейтенант Джордж Паттон, возглавлявший американские войска в Северной Африке и на Сицилии, отнесся к М26 без энтузиазма. Паттон (без сомнения, наилучший знаток военной истории во всей американской армии и ярый приверженец устава) буквально воспринял доктрину действий бронетанковых войск и именно на ее основании критически отнесся к новому танку. Он заявил[17], что, согласно доктрине, машины в составе бронетанковой дивизии должны не вступать в прямое столкновение с противником, а по возможности обходить его и атаковать цели в тылу врага. Следует отметить, что доктрина требовала разделять бронетанковые силы на две группы. Батальоны тяжелых танков Резерва Главного Командования (РГК) полагалось придавать пехотным дивизиям для прорыва вражеских укреплений. Бронетанковым же дивизиям предписывалось наносить глубокие удары за линию фронта с целью уничтожения вражеской артиллерии и резервов, а также нарушения снабжения. По мнению Паттона, поскольку легкому «Шерману» требовалось меньше горючего, чем «Першингу», этот танк должен был оказаться быстрее, маневренней — и, значит, он лучше сможет выполнить поставленные перед бронетанковыми дивизиями задачи.
