Она не обернется. Она и вида не подаст, что знает, кто идет по длинному застекленному коридору. Она отключилась, поддерживая с мальчишкой лишь тот уровень контакта, который не позволил бы ему захватить ее врасплох. Следовало по-прежнему смотреть на город, словно она была одна.

Город с его многоцветными домами и кварталами, которые тускнели в наступающих сумерках, лежал у ее ног. Зеленая равнина вдали казалась черной, а обычно голубая река, обегавшая город, выглядела темной петлей на фоне тонувшего в ночной тьме ландшафта. Даже горы на горизонте окрасились в унылые печальные цвета, которые соответствовали подавленному настроению Кэтлин.

— Ага-а-а! Смотри, смотри получше. Смотришь в последний раз!

Визгливый голос противно царапнул по нервам. На мгновение ощущение дискомфорта было столь сильным, что смысл слов вначале ускользнул от ее сознания. Потом, против воли, она резко повернулась к нему.

— Последний раз? Что ты хочешь сказать?

И тут же пожалела о вопросе. Дейви Динсмор стоял в нескольких шагах от нее, окруженный своими дружками. На нем были брючки из зеленого шелка и расстегнутая у ворота желтая рубашка. На его детском лице появилось новое самоуверенно-хитрое выражение, губы кривила мерзкая усмешка. Она снова удивилась: что же с ним произошло? Когда они еще дружили, она сказала ему, что не будет читать его мысли без разрешения. И все же нарушила свое обещание, когда образ его мыслей изменился. Но сейчас ей не хотелось знать, кем он стал. Остальные всегда были не в счет.

Давным-давно, месяцы и месяцы, долгий год тому назад, она сознательно прервала контакт с потоком людских мыслей, людских надежд и людской ненависти, отравлявшим атмосферу дворца. Лучше было обращаться к мальчишке с таким же презрением, как и он к ней. Она повернулась к нему спиной, но контакт с его мозгом позволил ощутить волну ярости, которую вызвал ее поступок. И он снова проскрипел:

— Вот-вот, в последний раз! Как я и сказал. Тебе же завтра исполнится одиннадцать?

Кэтлин не ответила, сделав вид, что не слышит. Но в ее душу закралось предчувствие беды. Слишком радостным и уверенным был голос Дейви. Неужели за те месяцы, что она не поддерживала контакт с мыслями окружающих людей, они приготовили для нее нечто ужасное? Не совершила ли она непростительной ошибки, замкнувшись в собственном мирке? Что делать, если жестокая реальность разрушит ту стену, которую она возвела вокруг себя?

— Думаешь, ты хитрая? — хихикнул Дейви Динсмор, — Посмотрим, как ты запоешь завтра, когда они придут тебя убивать. Ты, наверное, не знаешь, но мамаша сказала, что, когда ты здесь появилась, Кир Грей обещал Совету прикончить тебя, как только тебе исполнится одиннадцать. И не думай, что они этого не сделают. На днях они прикончили одну женщину-слана прямо на улице. Что ты на это скажешь, хитрюга?

— Ты… ты с ума сошел! — выпалила она.

Она едва сообразила, что произнесла эти слова, поскольку думала о другом. Не зная почему, она была уверена, что он сказал правду. Новые проявления коллективной ненависти? Все встало на свои места, и ей показалось — она всегда об этом знала.

Кэтлин удивилась лишь тому, что Дейви узнал новость от своей матери. Она вспомнила, как однажды, три года назад, парнишка напал на нее при ее благожелательной поддержке, ибо думал, что имеет дело с обычным ребенком. Но какой ужасный крик он поднял, когда Кэтлин дала сдачи. Мать его вышла из себя и бросилась на нее со страшными угрозами в адрес «гадюки-слана».

Именно в это мгновение возник огромный и мрачный Кир Грей. Миссис Динсмор едва не плюхнулась на брюхо перед ним.

— Мадам, — обронил он, — на вашем месте я бы поостерегся трогать этого ребенка. Кэтлин Лейтон принадлежит государству, которое найдет ей применение в надлежащее время. Я был свидетелем поведения вашего сына. Он получил отпор, которого заслуживает любой негодяй, нападающий на других, и, надеюсь, урок пойдет ему на пользу.

Как ни странно, именно после этого случая почти трехлетней давности Дейви стал искать ее дружбы. С тех пор он был ее единственным другом, пока два месяца назад его отношение к ней резко не изменилось.

Она отбросила горькие мысли и заметила, что лежащий у ее ног город изменился. Теперь он блистал миллионами огней. Это был город мечты, выглядевший огромным драгоценным камнем, сверкающим множеством граней. Ей всегда хотелось посетить этот таинственный город, наяву увидеть те тайны, которые она сама придумала. Теперь ей никогда не придется его увидеть. Она никогда не окунется в этот сверкающий мир, никогда не насладится его красотой.

— Давай, давай, — снова визгливо забубнил Дейви, — Смотри получше. Ведь смотришь в последний раз.

Кэтлин вздрогнула. Она была не в силах терпеть дальше присутствие мерзкого мальчишки. Не сказав ни слова, она повернулась и спустилась во дворец, чтобы укрыться в тишине своей комнаты.

Хотя было уже поздно, сон не шел. Кэтлин знала, что ночь вступила в свои права, поскольку ослабел поток мыслей — все, кроме охраны и тех, кто страдает бессонницей, отправились спать. Она удивлялась, что не может заснуть. Хотя чувствовала себя лучше, ибо теперь все знала. Жизнь при постоянном неведении того, что случится завтра, когда тебя окружает ненависть слуг и почти всех людей, была просто ужасной. Она жила в постоянном напряжении и едва выносила его.

Наверно, в конце концов она задремала, но тут в ее сон ворвалась враждебная мысль.

Кэтлин заворочалась. Ее усики слана — крохотные жгутики цвета старого золота, поблескивавшие в копне черных волос, обрамлявших тонкое личико, — приподнялись и задрожали, как травинки под легким дуновением ветра. В их подрагивании была напряженность.

Несущая угрозу мысль, которую уловили в окутанном ночью дворце Кира Грея антенны Кэтлин, наконец дошла до ее сознания. Она вздрогнула и проснулась.

Мысль на мгновение задержалась в ее мозгу — четкая, жестокая, кровожадная. Сон улетел прочь, словно ее облили ледяной водой. И тут же мысль исчезла, будто никогда и не существовала. Осталась только мешанина образов, долетавших из разных уголков дворца.

Кэтлин застыла, из глубины ее сознания постепенно пришло объяснение тому, что произошло. Кому-то не хотелось ждать завтрашнего дня. Кто-то сомневался, что казнь состоится, и решил поставить Совет перед свершившимся фактом. Существовал лишь один человек, достаточно могущественный, чтобы взять на себя убийство. Это был Джон Петти, начальник тайной полиции, фанатичный ненавистник сланов… Джон Петти так ненавидел ее… Убийцу послал он.

Невероятным усилием она успокоила нервы и до предела напрягла мозг. Секунды текли, а она продолжала искать тот мозг, где мгновением раньше пронеслись мысли об убийстве. Шорох внешних мыслей превратился в ревущий поток, потрясший ее. Она уже давно не исследовала этот мир, лишенный способности контролировать свои мысли. По ее воспоминаниям, в нем было много грязи, но действительность оказалась куда хуже. Сжав зубы, она противостояла потоку, пытаясь изолировать каждую отдельную мысль. В мозгу возникла фраза:

«Боже, надеюсь, никто не заметит, что он сегодня смошенничал на овощах!»

Должно быть, жена второго повара, жалкое богобоязненное существо, жившее в постоянном страхе, что вскроется мелкое воровство ее мужа.

Кэтлин на мгновение испытала симпатию к этой женщине, которую мучила совесть. Но тут же изгнала жалость — ведь та же самая женщина однажды просто по злобе влепила Кэтлин пощечину и без всякого мысленного предупреждения.

Кэтлин продолжала поиск с торопливой настойчивостью. Образы мелькали в ее мозгу с калейдоскопической быстротой, принимались и тут же отбрасывались, поскольку не имели ничего общего с разбудившей ее угрозой. Во дворце существовал свой собственный мир интриг, амбиций и личных трагедий. Она подсматривала тяжелые сны, ворочающихся в кроватях людей. И планы тех, кто не спал, а оттачивал свои замыслы.

И вдруг она наткнулась на безжалостную мысль, на твердое намерение убить ее! И опять эта мысль мгновенно исчезла. Но Кэтлин ощутила непосредственную опасность, ибо мысль обрела мощь из-за близости ее хозяина.